– Понимаете, столько разных мыслей накопилось за последние годы. И вот, наконец, я решился. Но когда я к ним приходил, они вежливо улыбались и всякий раз предлагали явиться на следующей неделе. Некоторые мои знакомые уже давно нашли себе пару с помощью «Семьи». Они зовут меня в гости, но я не хожу… Раньше у меня было много забот о моей больной сестре, это занимало все свободное время. К тому же организованное сватовство… хм, я всегда считал это делом сомнительным. Знаете ли, доверять свои личные проблемы посторонним – не в моих принципах. Простите, что все это вам говорю… Наверное, не стоило…
– Нет, нет, говорите! – Миндальное печенье оказалось превосходным, и Мила решила, что если Рихард не проявит к нему интерес, то она, пожалуй, съест его порцию.
– Я сам не могу поверить в то, что сейчас вынуждаю вас все это слушать, – сказал Рихард, – Знаете, в какой-то момент мне стало казаться, что в мире происходит нечто странное… Куда-то исчезают одинокие люди. Может быть, это связано с развитием биокибернетики и работой Новой Системы. У меня такое впечатление, что все те, кто еще не нашел себе пару, уехали далеко или заперлись в домах и никуда не выходят. Порой мне даже кажется, что я единственный человек в мире, который до сих пор неприкаян… Все это стало меня так донимать, что я почти решился…
– На что вы решились? – не поняла Мила.
– На имплантацию искусственного настроения. Поставлю подпись, заплачу – и будь, что будет… Пусть делают, что знают… Пусть добавят оптимизма, смоделируют память… Теперь ведь это, кажется, разрешено…
Мила отодвинула печенье. Она наклонилась и заглянула ему в глаза.
– Но позвольте! Одно дело доверить фирме подыскать вам пару, а другое – имплантация. Это же… Послушайте, вы не думали, что это… частично превратит вас в машину?
– Понимаю. Для мужчины я покажусь вам слишком чувствительным. Да, я это знаю. Видимо, мне уже все равно…. Вчера я решил, что должен раз и навсегда избавиться от этой вечной, гнетущей тоски!.. – он приложил руку к груди, стал растирать.
– Но ведь должны быть и другие способы, – возразила Мила. – У вас обычная депрессия, это со всеми бывает. Поверьте, я знаю, что это такое…
– Пожалуйста, дайте я договорю, Камилла, – сказал он. – Сегодня я шел с окончательным решением подписать договор на имплантацию. Наверное, я очень волновался, я ведь даже не помню, как очутился в том месте, где мы с вами столкнулись. Знаете, это как какой-то провал в памяти… и вдруг вы на полу, журналы разбросаны…. И вот, стоило только мне увидеть вас, Камилла… Мне подумалось, что вдруг… мало ли? Может, это какой-то знак? Может не стоит падать духом и всецело доверяться кибернетике?
– Ни в коем случае! – сказала она. – Это ужасно – быть марионеткой компьютерного мозга. Ведь по сути вживленными биосиверами управляет программа! – Она спохватилась и почувствовала, что краснеет. – Простите! Это просто мое мнение. Я имею на него право, но вовсе не хочу навязывать его вам. Не слушайте меня, я не вправе вмешиваться и оспаривать чужие решения. К тому же, думаю, я немного старомодна.
– Нет, прошу вас! – Он схватил ее за руку. – Я… я внезапно почувствовал, что многое может зависеть от вашего мнения. Ведь бывает так… Да-да, я действительно шел на процедуру, когда встретил вас. Неожиданно мне показалось, что препятствие на пути – это знак не совершать… о, простите! препятствие – неудачное слово…
– Да все в порядке,– заверила она, высвобождая руку и отворачиваясь, чтобы не видеть его побледневшего, взволнованного лица.
– Какой же я идиот!
– Перестаньте.
– Нет, вы… я… да, наверное, я должен вам рассказать…
Миле показалось, что он всхлипнул.
– Нет, это не обязательно. – Она начинала жалеть, что не отправила этого странного типа к специалисту по душевным болезням.
– Не хочу, чтобы вы приняли меня за помешанного.
– Я ни о чем таком не говорила
Мне тридцать четыре, и я никогда не был женат. Всю жизнь посвятил больной сестре, не мог сдать Миранду в клинику и забыть о ее существовании. Согласитесь, вряд ли моей жене, если бы я решился жениться, понравилось бы соседство душевнобольной. Миранда иногда рассуждала вполне здраво, но, несомненно, была далека от реальности. Два месяца назад ее не стало. Несчастный случай.
– Выглядите вы моложе… – Мила не знала, что еще сказать. Ей хотелось молча сочувственно покивать и уйти, не оглядываясь. Вдруг ее осенило: – Скажите, Рихард, вы любили сестру? Я имею в виду, как брат, как человек, преисполненный сочувствия, ответственный и заботливый.
– Безусловно, – прошептал он.
– Почему же вы хотите забыть ее? То, что случилось, принесло вам много боли, но благодаря существованию сестры вы стали тем, кто вы есть.
Рихард вздрогнул.
– Вы правы. – Голос его зазвучал спокойней. – Не иначе как судьба послала мне вас. Спасибо, огромное вам спасибо за то, что не отказались выслушать. Вы меня выручили.
Она с облегчением вздохнула.
– Ну, что вы. Я стала бы преступницей, отказавшись, ведь это могло бы привести человека к потере личности. Поверьте, мы не так уж беспомощны, мы способны справиться с горем. Я искренне за вас рада, рада, что оказалась на вашем пути.
– Я тоже. – Он посмотрел на нее с благодарностью. – Позвольте, я вам позвоню.
– Да, конечно, – кивнула Мила, несясь на волне хорошего настроения: ведь она спасла человека!
И он позвонил. Они долго беседовали о приятных пустяках, о любимых книгах и фильмах. Рихард оказался человеком эрудированным и, при этом, не был интеллектуальным снобом. Мила не чувствовала с ним неловкости, так как он с уважением относился к ее интересам и не пытался вторгаться в личное пространство. Оказалось совершенно естественным пригласить Рихарда в гости, чтобы показать цветник и домашнюю лабораторию. Мила чувствовала некоторую ответственность за дальнейшую судьбу этого человека, и это не было чем-то из ряда благотворительности. К тому же, оказалось приятно иметь друга из плоти и крови.
Сетевой треп на форумах даже в режиме он-лайн не мог заменить живое общение. Мила поняла, что успела позабыть каким прекрасным кажется вечернее небо, когда чья-то рука держит твою. Закат. Один на двоих.
Ей не хотелось, чтобы Рихард уходил, но нелепые представления о том, что не следует позволять лишнего на первом свидании, взяли на себя роль благоразумия. Словно почувствовав ее настроение, гость попрощался и ушел, когда на небе появились первые звезды. Щемящее чувство тоски соседствовало тогда с предвкушением чего-то необыкновенного и волшебного, хоть всем известно, что в старой, как мир, любви уже давно нет новизны.
Мила не желала признаваться себе в том, что она – взрослая, умудренная опытом женщина, – влюбилась, как наивная девочка. Она подошла к зеркалу, словно оно способно было отразить ее внутреннее состояние, и критически себя осмотрела. Приглашая Рихарда в гости, Мила тайно бросала ему вызов: никакого макияжа (это не свидание), одежда – рабочий комбинезон (осматривать будет грядки, а не женские формы), еда из ближайшей забегаловки (ненавижу готовить) и ни малейшего кокетства (я, конечно, женщина одинокая, но на каждого встречного не кидаюсь).
Она не заметила на лице гостя ни малейшего следа недовольства ее внешним видом, манерой поведения или чем бы то ни было еще. Либо он невероятно воспитанный и терпеливый человек, либо, действительно, принимает меня такой, какая я есть. Невероятно! Проще сослаться на первое, потому что обмануться во втором… Слишком часто обманываться вредно – можно превратиться в циничного скептика.
Окончательно и бесповоротно Рихард сразил ее, когда расстелил покрывало на лужайке и принялся раскладывать на нем нехитрое угощение, доставленное разносчиком. Затем он подал ей руку так, словно Мила была королевой, а не замарашкой в рабочем комбинезоне. Именно в ту минуту она почувствовала себя глупой и, более того, трусливой. Рихард не заметил защитных укреплений, которые она так старательно выстраивала, проник бесплотным духом в святая святых ее крепости – в самое сердце. Была во всем этом какая-то вопиющая несправедливость и вместе с тем сладость поражения и желание отдать больше, чем в данный момент просит завоеватель. Главное, чтобы он об этом не знал.
Мила долго смотрела вслед улетевшей авиетке, пока та не влилась в общий поток и не превратилась в один из сотен огоньков, что вереницами плыли в ночном небе по заданным маршрутам. Женщина зябко поежилась – вначале от вечерней прохлады, а затем, – увидев в окне силуэт соседки. «Теперь не избежать расспросов», – с тоской подумала Мила. После «безумного чаепития» госпожа Бурцева внесла ее в список лучших подруг и стала наведываться в гости в три раза чаще. Минутная слабость и потакание собственному любопытству обходились дорого.
Мила очень надеялась, что ее уход с лужайки не выглядел как поспешное бегство. Нарочито медленно прикрыв входную дверь, она прислонилась к ней спиной и прислушалась. По вечерам Мила часто просила Экс-Ти включать трансляцию внешних звуков, чтобы наслаждаться стрекотанием цикад и трелями птиц. Сейчас она боялась различить среди этих любимых звуков шаги Бурцевой. Меньше всего ей хотелось обсуждать своего гостя, приход которого, наверняка, не остался незамеченным, впрочем, как и уход. В особенности то обстоятельство, что Мила долго стояла на улице и тоскливо смотрела на удаляющуюся авиетку. Чёрт! Она идет! Поэзия вечера грозила перетечь в мрачную прозу.
Мила велела Экс-Ти погасить свет и на цыпочках – в чем не было ни малейшей необходимости, так как внутренних звуков дом наружу не транслировал, – прокралась к дивану и тихонечко на него присела. Бурцева остановилась перед входной дверью в раздумьях, а через некоторое время Мила различила звук удаляющихся шагов. «Избежать разговора не удастся, но, по крайней мере, он состоится не сегодня», – подумала она. Мила не готова была обсуждать Рихарда, их взаимоотношения и что бы то ни было вообще. У нее в душе царил сумбур. Только теперь сообразила – они не договор