Было около девяти. В диспетчерской, по обычаю, толклись водители. Возле Марии, опершись о барьер, стоял дежурный балагур. Когда Зароков хлопнул его по спине, тот сказал:
– А, Зарокову привет!
– Ты свободен.
– Вот спасибо! Как дела?
– Какие дела? Я с шести за рулем, а накрутил на полтора целковых. Все ходят пешком… Я же сказал, ты свободен. – Наклонившись к Марии, он подмигнул ей и сказал:
– У меня новость.
– Расскажешь?
– Сестра нашлась… Сама меня разыскала… Представляешь?
Мария приложила ладони к щекам.
– Да что ты говоришь?!
– Ей-богу… Живет в Ленинграде. Фамилия Воробьева.
А я-то искал Зарокову.
– Как я рада за тебя…
– Хочу дня на три отпуск у начальства попросить.
– Ну как же, конечно, надо.
Зароков рассказал подробно, как все это произошло, какую он послал и получил телеграмму, как говорил с сестрой по телефону.
– Ладно, Мария, – он взглянул на часы. – Надо поработать.
– Завтра увидимся?
– Обязательно. Если я не уеду…
А в одиннадцать часов дня на площади перед филармонией произошел несчастный случай, по поводу которого работники ОРУДа составили протокол.
Вот как было дело.
К остановке на площади подошел автобус. Следом за автобусом ехало такси – голубая «Волга». В тот момент, когда такси обгоняло автобус, из-за него на проезжую часть выскочил молодой человек, он хотел перебежать на другую сторону, к скверу. Такси вильнуло, молодой человек заметался, и машина ударила его правым крылом в бедро. Очевидцы сообщили, что скорость такси была небольшая, во всяком случае, не превышала шестидесяти километров. Резко тормозить водитель не мог, так как был гололед, да к тому же площадь покрыта не асфальтом, а гладкой гранитной брусчаткой. Общая картина позволяла сделать заключение, что водитель такси не виноват. Между прочим, остановившись, он первым бросился к лежавшему на мостовой парню, хотел отвезти его в больницу. Но тут, на счастье, мимо проходила машина «Скорой помощи», она и забрала парня. У незадачливого пешехода оказался перелом бедренной кости, других повреждений не нашли.
Водителем этого такси был Зароков. Его повезли на экспертизу, где заставили дуть в трубку. Трубка не показала ни малейших следов алкоголя. После составления протокола у Зарокова взяли подписку о невыезде из города и велели отправляться в парк. На линию выезжать сегодня больше не разрешили.
В парке по этому поводу было много толков. Хорошо еще, что Мария сдала смену и ушла до его появления. Все шоферы жалели Зарокова, считали, что ему просто не повезло. Ведь водитель первого класса. Допустить наезд из-за нерасторопности, по недосмотру он не мог…
Убитый случившимся, Зароков покинул парк и отправился на телефонный переговорный пункт. Прождав целый час, он наконец получил Ленинград. Ему не хотелось описывать случившееся Нине в слишком трагических тонах, но все же он был очень расстроен. Главным образом потому, что это досадное происшествие задержит его приезд в Ленинград. Не может ли она сама приехать к нему? Нет, в ближайшие дни никак не может, составляется план на второй квартал. Договорились, что он будет звонить ей как можно чаще.
По пути домой он зашел в винный магазин, где продавали в розлив, и выпил стакан коньяку.
Дембович встретил его словами:
– Он уехал.
Зарокова удивило: слова приятные, а произнесены так мрачно.
– Уже? – спросил он.
– На курсы уехал.
Хмель сразу прошел.
– На какие курсы?
– Повышения квалификации.
Зароков сунул изжеванный окурок в пепельницу.
– Неужели это из-за вас?
– За последние три года его посылают вторично. Я узнавал у его заведующей.
Зароков покачал головой.
– Наследили, Дембович. Заведующая вас запомнит.
– Не уверен… Я ведь тоже задал себе вопрос: неужели из-за меня? Лучше уж наследить, чем думать о таких страшных вещах. И потом это не так опасно. Она меня помнит с тех времен, когда я еще работал в управлении культуры.
Зароков не спорил. Он попросил дать чего-нибудь поесть. Дембович не мешал ему, но Зароков заговорил сам:
– Надолго послали?
– На месяц.
– Надо проверить, но с ним не встречайтесь. – Он покачал головой. – А я-то насочинял… Драматург! Режиссер несчастный!
Дембович тоже не стал спорить. Зароков отложил вилку.
– Но что-то необходимо делать. Нужен другой.
– Я думал, – сказал Дембович. – У меня есть только один человек, который может пойти на такую вещь. Но это будет очень грязный вариант.
– Кто он?
– Зовут его Василий Терентьев. Мы вместе служили в гестапо во время войны на Карпатах. На нем много крови, его держали на самых грязных акциях. А я в этом смысле был не замаран. Когда уходили, немцы меня взяли, а его бросили. Он знает, что его разыскивают как государственного преступника. В сорок седьмом он меня нашел. Я
помог ему достать документы.
– Плохо… Плохо, но поневоле приходится иметь дело с подонками. Где живет?
– Псков.
– Надо ехать к нему, Дембович. Завтра же.
– Другого ничего нет.
– То, что мы насочиняли для Круга, годится?
– Думаю, годится. Только разговаривать он не мастер.
Не знаю, как сейчас. Ваша сестра удивится, что у ее брата такой друг.
– Другого же никого нет… Давайте спать. Встанем пораньше… Вам в дорогу, а мне надо одного пострадавшего пешехода в больнице навестить, передачу снести.
ГЛАВА 14
Забытый Павел
В течение последнего месяца Куртис не баловал Павла своим вниманием. Словно бы охладел к нему. Приходил раз в неделю по вечерам, справлялся, как идет работа, давал двадцать или тридцать рублей и откланивался.
Однажды, поговорив дольше обычного, он выразил удивление, что Павел резко изменил свой лексикон и вообще как-то изменился.
– Вы что же, прикажете с хлебопеками по изящной фене ботать? – возразил Павел. – Они могут не так понять.
Приспосабливаться обязан, дорогой товарищ. А вообще надоело мне носить хомут. Видели бы корешa! Боже мой!
Вот завеснит немножко – помашу я вам платочком.
Куртис сказал, что снимает с повестки совещания свой вопрос насчет лексикона как совершенно неуместный. И
чтобы Павел не тосковал. Все окупится когда-нибудь. И
дал тридцать рублей.
Жизнь Павла текла размеренно и спокойно. Время от времени являлся домой поздно. Тогда хозяйка ворчала, а на следующий день завтрак бывал хуже тюремного. Но Павел не очень-то обижался. Добродушие его было неистощимо.
И это обезоруживало строгую и дисциплинированную старушку.
Усердие и расторопность Павла были замечены на работе, и вскоре его перевели на должность экспедитора.
Теперь он ездил на разные склады и базы за маслом, за изюмом, какао, молоком, сахаром…
Однажды на складе, где он должен был получить масло, к нему подошел какой-то человек в белом фартуке – лица его Павел в первый момент не разглядел, в помещении склада было полутемно. Наверно, новый помощник кладовщика, решил Павел.
– А халатик-то надо бы постирать, – сказал этот человек. Павел смутился. Но не оттого, что его синий халат был действительно не первой свежести. Он узнал много раз слышанный голос. Ошибиться было невозможно – рядом с ним стоял лейтенант Кустов, которому по плану операции назначалось осуществлять связь между ним и руководством.
– А у вас всегда очередь? – спросил Павел и отвернулся. – Пойти покурить, что ли?
– Ну, это уже по принципу – сам дурак, – разочарованно произнес человек в белом фартуке. – Покурите, покурите…
Ожидавшие очереди экспедиторы заулыбались. Кустов вышел в боковой коридор, Павел за ним.
– Кустов, это же ты, да? – быстрым шепотом сказал он ему в спину, шагая следом.
Октябрь, ноябрь, декабрь, январь – вот сколько прошло времени, прежде чем Павел дождался связи. Каково ему было сдерживаться? Он уж думал – про него забыли.
В дальнем конце коридора Кустов отпер ключом маленькую дверь, и они вошли в тесную кладовку, где стояли новенькие весы и в углу стопкой были сложены пустые мешки. Пахло свежей рогожей.
Обнялись. Потом Кустов достал из бокового кармана кожаный бумажник, извлек из него вдвое сложенный листок.
– Читай.
Павел развернул записку. Его не надо было просить дважды.
«Твое поведение одобряем, – читал он. – От тебя пока
никакой информации не требуется. Задача прежняя –
входи в доверие.
Боцмана проверял Дембович. Пелагею Сергеевну Мат-
вееву проверяла втемную женщина тебе неизвестная.
Медальон предъявлен. Но не в медальоне суть. Главное –
карточка. На карточке тебя узнали. И все-таки проверка
еще не закончена. Будь бдителен. Не торопи события.
Дома все в порядке, мать шлет тебе большой привет.
Что нужно – передай. Желаем успехов. Сергей».
Кустов все время глядел на него с добродушной улыбкой. Заметив, что Павел дочитал до точки, сказал вполголоса:
– Тебя просто не узнаешь.
– Система Станиславского.
Но обмениваться впечатлениями друг о друге все-таки не было настроения.
– Видал его с тех пор? – спросил Кустов.
– Нет, больше не видал.
– Выдерживает.
– Но думаю, если уж такой заглотнет – будет крепко, не сорвется.
– Трудно тебе?
– Вжился.
Кустов показал пальцем на записку. Павел вернул ее.
Кустов вынул карандаш, написал на чистой стороне несколько цифр.
– В экстренном случае можешь звонить. – Он подержал у Павла перед глазами номер телефона.
– Готово, – сказал Павел, и Кустов спрятал записку в бумажник, а бумажник во внутренний карман.
– Следующая явка будет похожа на эту.
– Хорошо.
– Что передать?
– Только приветы. Мне ничего не надо.
И они расстались, обнявшись на прощанье. Павел отправился получать масло, а Кустов вышел через другую дверь на улицу.
ГЛАВА 15