звел руками во всю ширь и закричал как в лесу.
– Стасик! Дорогой!
«Стасик» даже вздрогнул, глаза у него сделались круглые и испуганные. Но в этом сонном царстве можно было испугаться просто крика. Надежда моментально оправился, так что его коллега не успел ничего заметить. А
старые друзья уже обнимались, делая это неуклюже и не совсем естественно, ибо их разделял прилавок.
– Кого я вижу! Друг! Какими судьбами? – кричал Надежда. Он не знал, как ему называть Павла.
Сцена встречи развивалась по нарастающей. Закончилась она словами Надежды, обращенными к его сослуживцу:
– Слушай, Коля, ты иди обедать сейчас, а я потом.
Коля оставил их вдвоем. Лицо у Надежды сразу потемнело.
– Так действительно можно сделать заикой, – сказал он, глядя Павлу в глаза. – А теперь говори, какими же судьбами?
Павел вынул бумажник, покопался в нем и положил на прилавок пятерку и трешницу. Надежда взял их, долго смотрел на номера, и складки у него между бровями постепенно разгладились.
– Привез что-нибудь? – спросил он, пряча деньги в карман. Павел похлопал по стоявшему между ними чемодану.
Надежда сказал:
– Знаешь что? Сейчас этот телок вернется, и пойдем отсюда. Все равно работы нет. Ты иди по этой улице к центру, я догоню… – Он снял халат, повесил его на гвоздик…
Направляясь к городскому саду, Павел и Надежда шли по теневой стороне. Было жарко.
– Ты уверен, что пришел без «хвоста»? – спросил Надежда.
– Не опасайся. В чем, в чем, а в этом опыт есть.
– Что в чемодане?
– Рация, деньги.
– Где бы нам поговорить? – Надежда подумал и решил:
– Занесем домой чемодан, а потом погуляем.
Надежда представил Павла хозяину и его старушке жене как лучшего друга, с которым не виделся бог знает сколько, и сказал, что Павел, возможно, поживет у него день-другой. Старики ничего не имели против.
Комната у Надежды была с низким потолком, но большая и чистая. Едва вошли, Надежда раскрыл чемодан, взял в руки «Спидолу», нежно погладил. Потом обвел комнату взглядом, прикидывая, где ее можно спрятать.
– Она работает и как приемник, – сказал Павел.
Надежда кивнул в сторону комнаты хозяев.
– Народ деликатный, без стука не заходят. Но знаешь…
Решено было взять «Спидолу» с собой – сейчас многие шляются по улицам с транзисторами, как ходячие громкоговорители. Видно было, что Надежде не хочется выпускать рацию из рук. Слишком долго был лишен возможности обладать такой необходимой вещью. Часть денег рассовал по карманам, а другую убрал в ящик комода.
Вышли на улицу.
Надежда начал с того, что было для него самым главным:
– Они назначили срок первой передачи?
– В любую среду от двадцати трех до двадцати четырех по московскому времени.
– А прием?
– Сказали, что сам сообразишь.
– О шифре речь была?
– Просили передать тебе «Спидолу», остальное меня не касается.
– Тебя учили работать с ней?
– Мне дали маленькую приставку, показали, как включить рацию на передачу.
– А когда ты должен воспользоваться этой приставкой? – спросил Надежда.
– Семнадцатого июля в те же часы. Если бы тебя не нашел.
– Они это допускали?
Павел пожал плечами.
– Значит, допускали.
– Ты как будто недоволен, что я тебя расспрашиваю? –
деланно удивился Надежда. – Или я спросил что-нибудь лишнее?
– С чего ты?
– Ну ладно. Говори, какие инструкции получил, кто их давал.
– Найти Станислава Курнакова. В городе Я. или в городе К. Вручить «Спидолу» и деньги. Дальше исполнять приказания Станислава Курнакова. Сказал мне это Себастьян.
– И все?
– Больше ничего.
– А если бы не нашел?
– Включить приставку и передать в эфир. Рацию спрятать. Устроиться здесь и ждать.
Надежда замолчал. Было понятно, что он хотел выяснить, какой степенью доверия облекли Павла в центре, посылая сюда. Теперь он все узнал и был удовлетворен.
Нервозность исчезла. Надежда успокоился.
– Сменим пластинку, Паша, – сказал он, когда сели. –
Или ты не Паша?
– Фамилия другая. Потапов.
– Так что же мы с тобой будем делать, Потапов? На работу устраиваться надо, а? Ладно. Была бы шея, хомут найдется. Скажи, Потапов, ты знаешь мое настоящее имя?
Видно, Надежде показалось, что пластинку менять еще рано.
– Зароков Михаил.
– Тебе Себастьян сказал? Или Дембович?
– Нет.
– А кто?
– Сам сообразил, когда тебя в мастерской увидел.
– Не пойму…
Павел объяснил:
– На допросах, как «Отче наш», все время твердили о двоих – Дембович и Зароков, Зароков и Дембович. Эти фамилии у меня теперь в одном ящике лежат. Ну с Дембовичем-то мы почти что родные, а Зарокова я в том городе не слыхал. Но зато был знаком с одним фраером, который предлагал мне кататься бесплатно на такси. И вот я вижу этого самого фраера в радиомастерской и почему-то сразу вспоминаю Дембовича. И думаю себе: или Бекас стал психом, или он имеет перед собой человека по фамилии
Зароков. Непонятно?
– Соображаешь. – Надежда как будто был удивлен. – А
еще никаких фамилий в ящике нет?
Павел знал, что имеется в виду фамилия Тульев. Но как бы не так…
– Нет…
Теперь Надежда счел, что можно перейти на другую тему, и попросил рассказать, каким образом Павла забросили.
Павел описал все по часам, по минутам. Надежда заинтересовался подробностями жизни Павла и Леонида
Круга в разведцентре, людьми, с которыми Павел сталкивался. Почти всех он хорошо знал. Портреты, нарисованные Павлом, были карикатурны, но обладали поразительным сходством. Надежда все время улыбался.
Павел мимоходом упомянул о букете прозвищ, слышанных им, и тогда Надежда спросил, не приходилось ли ему также слышать об Одуванчике. Павел сказал, что Леонид Круг часто говорил с крайней неприязнью о каком-то старце, который якобы вредит его брату, и иногда называл старца божьим одуванчиком. Надежду при этих словах прямо-таки перекосило. В бумажнике у Павла лежал некролог об отце Надежды, но вынимать его еще не настал срок.
По пути домой зашли в продуктовый магазин. Надежда накупил всякой еды, взял бутылку водки. Он сказал, что первое готовит ему жена хозяина, борщ у нее получается отменный. У хозяев сын служит в армии. Надежда живет в его комнате и даже тапочки его старые донашивает.
Пообедали, покурили. Отнесли тарелки на кухню.
Надежде не терпелось заглянуть внутрь рации и, дождавшись темноты, он плотно задернул занавески, повернул ключ в двери, зажег настольную лампу и верхний свет.
Затем достал из комода брезентовую сумку, в которой хранились набор отверток, сверл, напильников, маленькая электродрель, молоточки, и нетерпеливо снял маскировочный корпус «Спидолы».
Ее внутренности состояли из двух самостоятельных блоков. Полюбовавшись компактностью аппаратуры, Надежда принялся изучать цифры и буквы, выдавленные на черной блестящей поверхности эбонитовой оболочки, составленной из продолговатых пластин. Потом взял маленькую отвертку и отвинтил одну пластину. Под нею открылась ниша, из которой Надежда извлек две картонные таблички, формой и размером похожие на маленькие игральные карты для покера, которые принято называть атласными, хотя делаются они не из атласа. И рубашка у них была карточная. А на лицевой стороне отпечатаны календари на 1963 год. Разграфлено по месяцам и по дням недели, воскресенья выделены красным. Но числа в календарях перепутаны. Это был шифр. Вернее, половина шифра.
Надежда взял из брезентовой сумки шильце и спросил у
Павла иронически:
– Я тебе не мешаю?
– А что, нельзя? – Павлу не надо было притворяться, чтобы изобразить, как ему не хочется отходить сейчас от
Надежды.
– Иди погуляй, что ли… С полчасика…
Павел повиновался. Во дворе, прохаживаясь под окнами, он обратил внимание, что свет в их комнате как будто бы уменьшился. Кажется, Надежда выключил настольную лампу. А через минуту-две снова зажег.
Павел сел на ступеньке крыльца. Ночь была беззвездная, темная. Поднимался ветер.
Наконец скрипнула дверь. Надежда подошел, опустился на ступеньку рядом с Павлом, закурил.
– Сегодня вторник? – спросил он, и голос у него был усталый.
– Сегодня уже среда.
– Ну отбой. – Надежда погасил папиросу. – Спать.
Он поделился с Павлом простынями и подушками.
Павел лег на диване. Кровать Надежды была очень высокая, выше стола, он взгромоздился наверх, чуть ли не под самый потолок, и было смешно глядеть на него снизу.
– Свет-то забыли, – как-то по-домашнему проворчал
Надежда.
Павел встал, выключил лампу.
– Черт-те что, – сказал Надежда, ворочаясь. – Надо попросить хозяев, пусть уберут эти проклятые перины. – И
добавил без всякой связи с предыдущим: – Надоело мне в этом городе. У тебя документы в порядке?
– По-моему, нормальные.
– А ну-ка покажи.
Павел встал, снова зажег свет, подал Надежде паспорт.
Тот нашел, что сделано чисто.
Они лежали в темноте молча, и каждый думал о своем.
– Не спишь? – сказал Надежда.
– Не могу.
Тикали часы. На улице ветер шелестел листвой.
Слышно было, как покашливает за стеной хозяин.
– Хотел бы я знать, что с Дембовичем, – сказал Надежда.
– А если забрали?
– Должны были забрать.
– Старик расколется как орех.
– А может, и не расколется. – Надежда повернулся на другой бок. – Ладно, бог с ним, с Дембовичем. Ты вот что… Завтра подыщешь себе жилье, тут это довольно легко. В одной конуре нам жить нельзя.
Ну вот, все правильно, подумал Павел. Он не очень-то и рассчитывал, что Курнаков разрешит ему неотлучно находиться рядом с собой.
Утром Надежда ушел на работу, а Павел, посоветовавшись с его хозяином, отправился искать жилье. Подходящая комната нашлась на параллельной улице, в пяти минутах ходьбы от Надежды. Столковавшись о цене, Павел заплатил за месяц вперед. Прописку решил пока что не оформлять, благо с этим делом тут просто. Вернувшись часа в три, Павел сообщил хозяевам Надежды, что все в порядке, отказался от предложенного обеда – мол, подожду друга – и пожелал немного отдохнуть.