Не успел Борков сообразить, что с ним и где он находится, как в дверь постучали. Он отодвинулся от Жозефины и крикнул:
– Кто там?
– Полиция, откройте!
Борков вскочил с постели. Жозефина села, прикрываясь одеялом.
– Это за мной.
– Быстро в ванную! – приказал Борков.
Жозефина убежала, схватив в охапку свою одежду.
Стук в дверь повторился.
– Одну секунду. Оденусь.
Борков открыл дверь. Вошли двое.
– Просим извинения. Полиция разыскивает важного преступника. С вашего разрешения мы осмотрим комнату, – сказал один из полицейских и тут же прошел в ванную. Оттуда он появился вместе с Жозефиной.
– Нам придется исполнить кое-какие формальности, –
сказал полицейский Боркову.
– Произошло недоразумение, я прошу немедленно связать меня с посольством, – заявил Борков.
– Сначала несколько вопросов, господин Борков. Где вы были этой ночью?
Борков назвал ресторан.
– Вы были в обществе этой дамы?
– Да… То есть мы сидели за одним столиком.
– Когда вы привели ее сюда?
– Я не приводил ее. Как она очутилась здесь, мне совершенно непонятно. Повторяю, это недоразумение, я прошу связать меня с посольством.
– Рассказывайте сказки! Кто может подтвердить, что вы вернулись в свой номер один?
То, что произошло дальше, было похоже на финальную сцену из плохой детективной пьесы. Дверь растворилась, на пороге стоял метрдотель Филипп. Он сказал:
– Это мог бы сделать я, господин инспектор.
– Кто вы такой?
– Метрдотель. Меня зовут Филипп. Прошу убедиться… – И он предъявил какой-то документ. – Мосье Владимир – мой друг, прошу поверить его объяснениям. А что касается этой дамы…
– Мы обязаны составить протокол, – перебил его полицейский.
– Какая вам разница, где вы задержали эту аферистку? –
возразил Филипп и незаметно сунул полицейскому в карман какие-то бумажки, вероятно, деньги.
– Ладно, – произнес миролюбиво инспектор, глядя на
Боркова. – Извините за беспокойство. – И к Жозефине: –
Прошу следовать с нами.
Полицейские и Жозефина покинули комнату.
– Как же это вы так неосторожно… – сказал Филипп, когда они остались одни. – К тому же вы даже не успели расплатиться за ужин, и мне, видите, пришлось прийти сюда.
– Извините меня, Филипп… Я вам бесконечно благодарен… Все это как во сне… Ничего не могу понять…
Сколько я вам должен?
Филипп назвал сумму. Борков достал деньги, отсчитал сколько положено.
– Приведите себя в порядок. У русских есть очень хорошая пословица: «Все, что делается, делается к лучшему», – так, кажется? – Филипп улыбался.
– Да, да… – растерянно ответил Борков.
Филипп посоветовал не расстраиваться и исчез…
В девять часов утра Борков зашел в номер к «старикам», и они отправились завтракать в кафе при отеле,
«Старики» ничего не заметили, хотя их младший товарищ выглядел невыспавшимся. Этот день был у них свободен –
хозяева предоставили им возможность отдохнуть и осмотреться. «Старики» собирались походить по музеям, а
Борков сказал, что хочет заказать телефонный разговор с
Москвой и будет сидеть у себя в номере. Его пробовали отговаривать: мол, лучше звонить ночью, – но Борков настоял на своем. Условились встретиться в три часа за обедом и разошлись.
Поднявшись в номер, Борков переоделся в спортивный шерстяной костюм, взял кипу газет, купленных накануне, и лег на кровать поверх одеяла.
Он читал, пока не начало щипать глаза, а потом задремал. Неожиданный телефонный звонок заставил его вскочить, но сразу взять трубку он не решился. Размеренные звонки повторялись с полминуты, прежде чем Борков протянул к телефону руку.
– Алло, вас слушают.
– Это Филипп, – громко раздалось в трубке. – Я разговариваю с Владимиром?
– Да, Филипп. Я ждал вашего звонка. Я кое-что потерял.
– Не беспокойтесь, все у меня.
Борков вздохнул облегченно, спросил:
– Когда мне можно вас увидеть?
– Могу приехать к вам в отель.
– Нет, нет, – поспешно возразил Борков. – Лучше где-нибудь в другом месте.
– Тогда сделаем так, – подумав, сказал Филипп. – Из отеля идите направо до угла, потом еще раз свернете направо и увидите кинотеатр. Я буду ждать у входа в кассы.
Скажем, через час. Вас устраивает?
– Да, вполне.
Борков оделся, положил в портфель бутылку «Особой московской» и две стограммовые банки зернистой икры.
Но тут же передумал и завернул водку и икру в бумагу.
Подходя к кинотеатру, он увидел Филиппа – тот пересекал улицу. И хотя метрдотель был сейчас не во фраке, а в отлично сшитом костюме и в шляпе, Борков узнал его тотчас по осанке.
У касс они сошлись.
– Отдать вам тут же? – спросил Филипп.
– Да, но как-нибудь тихо.
– Пройдемся.
Они двинулись по переулку, который вел к одной из главных магистралей городя.
– Я принес вам кое-что в подарок, – сказал Борков, кивнув на пакет.
– Не стоит…
– Прошу вас, не отказывайтесь. Здесь всего лишь выпивка и закуска. Наша, из России.
– Ну хорошо, ради нашего знакомства, – согласился
Филипп. – Давайте этот пакет и держите свою книжечку.
Пакет перекочевал в руки к Филиппу, а в ладони у
Боркова очутилось его служебное удостоверение.
ГЛАВА 5
Смотрины в Третьяковской галерее
Михаил Тульев сильно изменился за три с половиной месяца, минувшие со дня ареста. В своем превращении он прошел через несколько этапов – от состояния крайней подавленности до полного душевного равновесия. Наблюдая череду этих последовательных изменений, полковник Марков находил наглядное подтверждение давно открытой истины, что для спокойствия духа человеку необходима прежде всего определенность положения, как бы плачевно оно ни было. Страшнее же всего неизвестность.
Как ни вышколен был профессиональный разведчик
Тульев двадцатью годами опаснейшего риска, но внимательный человек наверняка приметил бы натяжку и нервозность, если бы понаблюдал его в обличье Зарокова или
Курнакова. Ведь под маской всегда остается свое собственное лицо. Теперь перед Марковым сидел человек без маски, и человек этот был спокоен. Ничто не напоминало о его прошлом.
– Газеты, журналы вам дают регулярно? – спросил
Владимир Гаврилович.
– Да, спасибо. Я читаю и книги. Уже лет пятнадцать не читал, если не больше.
– Не было времени?
– Не в том дело. Не было подходящего состояния души.
Марков пододвинул на край стола лист бумаги с тремя строчками машинописного текста.
– Вот также любопытное чтение.
Тульев пробежал глазами по строчкам.
«НАДЕЖДЕ.
Вам надлежит быть 2 ноября сего года от 17.00 до
17.15 (время московское) в Третьяковской галерее, зал
Верещагина. Следующий сеанс связи – 9 ноября в те же
часы».
– Захотели на вас посмотреть, – сказал Марков. – А
отказывать мы не имеем права. Вы, наверное, обратили внимание, что наши встречи с некоторых пор не похожи на допросы, но не о том сейчас речь. – Марков сложил лист с радиограммой вдвое, сунул его в стол. – Рискую задеть ваше самолюбие, но скажу. Предположим, я вам не очень верю, но в галерею вы все равно пойдете. Провалить нас вам не удастся, потому что скорее всего к вам никто не подойдет. На вас просто посмотрят издалека, живы ли вы, существуете ли до сих пор. Вас мои рассуждения не обижают?
– Нет, я бы рассуждал так же, – без всякой наигранности ответил Тульев.
– Ну вот, собственно, мы и договорились. Как сказал бы ваш знакомый Бекас, это слегка напоминает смотрины, только все не так торжественно. И вы уж постарайтесь быть скромным.
– Я вас не подведу, – просто сказал Тульев.
– Рад буду, если не ошибусь… Но хочу спросить: вам не кажутся неосторожными действия ваших бывших шефов? Такие чрезвычайные меры… А может быть, они не верят вам?
– Не думаю.
– Правильно, – согласился Марков, – Они подозревают, что вас подменили. Ну что же, вот вам случай на деле доказать чистосердечность ваших слов.
Тульев снова вытянулся перед Марковым и стоял молча.
– Завтра обсудим детали. – Марков нажал кнопку звонка. Вошел сержант. – Проводите.
Второго ноября без четверти пять такси, на котором ехал Михаил Тульев, повернуло со стороны набережной в узкий Лаврушинский переулок и остановилось перед
Третьяковской галереей. Тульев расплатился, захлопнул дверцу, кинул под колесо погасший окурок и, взглянув на часы, поспешил к входу, обгоняя многочисленных посетителей.
Покупка билета и сдача пальто в гардероб отняли десять минут, расспросы о расположении залов – минуту. В
зал, где висели картины Верещагина, Тульев вошел, тяжело дыша, словно бежал бог весть откуда, чтобы только взглянуть на груду человеческих черепов на «Апофеозе войны». Но через минуту он был похож на обыкновенного неторопливого любителя живописи.
Пять минут протекло, десять – никто к нему не подошел, не заговорил. В четверть шестого он покинул Третьяковку, дошел до станции метро «Новокузнецкая» и, как было заранее предусмотрено, приехал на вокзал. Но ехал он не один, а под надежной негласной охраной московских контрразведчиков.
Не исключалось, что за Тульевым могла быть организована слежка людей Антиквара. Так оно и получилось.
Тульева сопровождал от самой галереи, не отпуская от себя на большое расстояние, пожилой мужчина, полный, коренастый, с лицом пьяницы. Этот человек – как потом было установлено, по фамилии Акулов – исполнял свое дело не очень-то квалифицированно, и обмануть его не составляло большого труда.
Тульев, по всем правилам конспирации, по дороге периодически проверялся, но делал это больше для вида, вернее, для Акулова. Акулов бросил наблюдение за Тульевым, когда убедился, что тот, купив билет, сел в вагон поезда, идущего в город К. Надо полагать, больше от него ничего не требовалось. Теперь Тульев остался в окружении своих законных телохранителей. Допускалась возможность, что за ним могло вестись поэтапное наблюдение, поэтому планировалось доставить Тульева на прежнюю его квартиру в городе К. Он пробыл там недолго – всего два дня. Итак, смотрины сост