На часах почти полночь, а он ложится спать рано. Что на Геллу нашло ему звонить?
— Ну Лёв! Это тут… я смотрю в твоё окно-о…
Лев встал с кровати и подошёл к окну. И правда, далеко внизу на парковке “Simon” болталась белобрысая макушка и, пьяно шатаясь, ходила взад-вперёд по бордюру.
— Гелла. Зачем? Твой брат там? Сейчас я ему позвоню!
— Ой, не звони, не звони! Ты лучше приди-и-и! — ныла она.
— Зачем, Гелла? — Лев устало вздохнул, размял шею и с тоской обернулся на кровать.
Сон потихоньку улетучивался, будто его и не было. По капле уходил, так что на засыпание было нужно всё больше и больше времени, а простынь всё сильнее остывала и меньше манила.
— Тут так весело! В ба-аре…
— И что же там весёлого?
— Маргарита-а! — Гелла подняла свободную руку, пошатнулась и в последнюю секунду её поймал прохожий.
— Зайди внутрь, а то тебя сейчас снимут для прессы. Приду. И передам в руки брата.
На самом деле Лев не столько ради Геллы это делал, сколько просто вдруг захотел ненадолго в общество.
Вид “Simon”, пьяной Геллы… напомнил о временах, когда вот такие праздники в компании друзей были нормой для него. Тогда было хорошо. Весело. Вокруг было много людей. Теперь же он даже не всем ещё сказал, что вернулся, и велика вероятность, что не все бы его узнали.
Лев быстро оделся, выглянул ещё раз в окно, и всё-таки пошёл соблазнившись приветливыми огнями старого бара на первом этаже гостиницы.
***
— Она не потеряется? — я стояла за стойкой уже, казалось, вечность и потому ненадолго приволокла высокий барный стул.
Сидя на нём, работать было не очень удобно, зато самой легче.
Стаканы протирались, бутылки обновлялись, лёд генерировался. Гелла — напилась.
Мы с Ниной частенько отправляли звезду на такси или отводили в один из номеров. Ещё чаще просто передавали из рук в руки брату, который по выходным крутился где-то поблизости. Сегодня Гелла была просто неугомонной.
— Ты чего, уже устала? — насмешливо поинтересовалась Нина, глядя на меня.
Обычно я слыла камикадзе. В силу возраста могла скакать за стойкой на каблуках всю ночь, в то время как сама Нина уже переобувалась в балетки и всё чаще уходила отдохнуть на минутку во время затишья.
— Да… что-то нашло на меня…
В баре было не шумно, но уютно. Кажется, все сегодня пришли сюда потрепаться, а не напиться. У стойки не толпился народ, официанты подходили с заказами — уносили стопки и бокалы, а потом все снова затихали и погружались в разговоры. Идиллия.
Золотой вечер!
— Если хочешь, можешь посидеть в кладовке, там чай кто-то заварил, — кивнула себе за спину Нина. — Тут всё равно никого, а ты уже стаканы натёрла до дыр.
— М-м… а вдруг…
— Я позову, если что, иди. Я тут покукую, Геллу посторожу. Она где-то шляется с телефоном, поди принцу своему звонить пошла!
— Ладно, зови если что.
На самом деле кладовка была спасением! Я ужасно мечтала вытянуть ноги и просто посидеть с удобством, а лучше чу-уть-чуть поспать, самую капельку. Только вот деньги за сон, увы, не платят. А деньги ой как нужны.
Кладовка была местом уютным, с кожаным диваном, который когда-то стоял в лобби, но истрепался. С вай-фаем, чайником, чашками, сахаром. Кто-то всегда оставлял тут печенье, таскал сюда с кухни какие-то вкусности вроде обрезков от дорогой колбасы или сыра. В кладовке было очень тепло, и почти сразу мои веки стали тяжелеть.
Там и правда был чай, целый заварник. И лежали простые печеньки на тарелке. Да уж! Элитная гостиница и курабье… Я рассмеялась и с удовольствием умяла печеньку, налила себе крепкого чаю и сделала глоток.
Главное тут не уснуть… и правда усталость какая-то невероятная, будто мешки таскала, хотя по сути ничего особенного не делала, всё как обычно.
И всё равно, чувство, будто что-то не так.
Бывает такое, что гложет изнутри какой-то червяк, сидит у тебя прямо между правым и левым ухом и настойчиво нашёптывает, что всё сегодня изменится. Сейчас случится что-то непоправимое.
Я кормила червяка курабье, топила его в чае, а он всё нашёптывал и тревога в груди только усиливалась и усиливалась.
Львы и дети…
Да уж, странная неделька, иначе не скажешь.
Возможно, я так бы и сидела ничего не понимая, если бы на одну секунду не отвлеклась, не подумала, что кто-то стучит в дверь, и не встала.
Встала и тут же начала падать.
Червячок, наевшийся курабье и напившийся чаю, потянулся, покряхтел и сообщил: "А я говорил, что что-то не так!"
Пятнадцать капель валерьянки
— Соня? Сонь! — Нина колотила в дверь туалета для персонала, а я стояла и в ужасе смотрела, как две тёмно-бордовые капли стекают вниз по стенке унитаза.
Приплыли.
Голова всё ещё кружилась, сердце стучало от страха так сильно, что шумело в ушах и почему-то горели огнём виски.
— Соня, блин!
Я на автомате потянулась и открыла дверь Нине, а та тут же залетела в кабинку, достаточно просторную для нас двоих, и заперлась, будто ничего особенного в этом нет.
— Ты чего?
Нина окинула меня взглядом, и только теперь, рядом с пробивной гиперактивной Ниной я поняла, что готова разрыдаться.
— Плохо? Голова? М… — она замолчала. — И?
Нина явно решила, что дело в банальных месячных, закатила глаза, вздохнула. В просторном туалете был даже шкафчик, где немногочисленная женская часть коллектива хранила всякие запасные предметы личной гигиены.
— Ну? Не ноем, всё решаемо!
— Нин…
— Так, на вот салфетки тут… прокладки или тампоны…
— Нин…
— А я думаю, куда ты делась…
— Нин, я беременна, — и я впервые произнесла это вслух.
До этого момента никогда не встречались вместе эти два слова. Никогда я не произносила “Я беременна”, и всё казалось проще, будто если молчать — оно исчезнет. Но теперь, когда воздух уже сотрясся, будто назад дорога закрылась, и появилось внутри сосущее чувство страха и пустоты. Понять бы от чего: от чёртовых капелек тёмно-бурой крови или от самого факта беременности.
— Ты… что? Тебе восемнадцать-то есть? — первое, что ляпнула Нина и тут же стукнула сама себя по губам. — Прости… прости, зайчик. Ты… как? Не важно! Ладно. Так. Ты прокладку держи, я сейчас тебе номер пустой найду и скорую вызову. Не бойся, ладно? Всё, давай… Не… не думай об этом, это ничего не значит.
Я кивнула, а Нина выскочила из туалета, чтобы вернуться меньше чем через минуту.
Она медленно вела меня в номер по пустым коридорам. Было уже достаточно поздно, чтобы постояльцы не бродили, и недостаточно поздно, чтобы возвращались те, кто коротал вечер в баре.
Нина открыла одну из дверей и завела меня туда. Уложила на кровать, и тут же головокружение стало отступать.
— Ты зелёная вся, зайка… что же это блин. Уф. Ладно, скорая в пути.
— Нин, всё ок, я всё равно хотела…
— Что? — она села возле меня, протянула бутылочку с водой, которую оставляли для посетителей.
— Я не планировала… его.
— И что?
— Разве это не важно? Я не должна переживать.
— Должна или нет, но ты переживаешь, я же вижу, — пухлая тёплая ладошка Нины стала гладить меня по голове, как ребёнка, а я снова почувствовала ком в горле, который уже не так просто оказалось проглотить.
— Ну и что, что переживаю… Переживу, — шепнула в ответ, не в силах даже смотреть на Нину, которая была такой доброй и будто бы готова была за меня радоваться.
— С чего ты вообще взяла, что всё решила правильно? Может…
— Нин, — я пресекла попытки уверить меня, что совершаю ошибку. — Я выросла в неполной семье, и единственное, чего всегда боялась, чтобы мой ребёнок жил в такой. Меня вырастил папа. Один. И я ни за что бы не отказалась от него, но мамы мне не хватало. Очень! И он мне её не заменил! И я такого не хочу. Потому что если бы я жила без него… я бы не хотела такое даже представлять. Он самое лучшее, что… — я сглотнула конец предложения вместе с жалостливой слезинкой и помотала головой.
— Знаешь что, дорогая, — неожиданно твёрдо заявила Нина. — А я вот выросла только с мамой! И хочу тебе сказать, что может папы мам заменять и не умеют, мамы вот пап заменяют превосходно! — и она улыбнулась. По-доброму, даже лукаво.
— Не смотри на меня так, — предупредила Нина. — Я серьёзно! Да, моя маман даст твоему папаше фору! Знаешь, какая боевая? И всегда мне говорила: мужики — слабые. Мы с ними горы свернём, а без них вдвое больше гор! Так что глупости ты городишь. Другой вопрос, что ты малолетка, и не спорь, я вижу. Тебе тут даже работать ещё нельзя! Но опять-таки… и что, что малолетка? — Нина будто говорила сама с собой, а я лежала и слушала вполуха её и вполуха себя.
Почему-то страшно боялась почувствовать, что это настоящее кровотечение и вот сейчас из пары капель оно превратится в настоящий водопад, как выражалась порой Мотя.
— Мне вообще кажется, что не бывает “готовых”, никто не готов и не может подготовиться! Да, рано. Да, денег нет. Да, студентка. Да, одна. Но это всё… такая проза. И я не утверждаю, что сама бы родила… вообще ни разу не утверждаю…
Нина щебетала и щебетала, а я думала о своём и думала. Скорее бы скорая. Скорее бы хоть что-то изменилось. Чего ж так страшно-то?
— Вы чего тут? — в номер заглянула белобрысая голова Лиды, второй барменши, которая присоединилась к Нине после полуночи.
— Да вот, Сонька беременна, а у неё кровь пошла, — вздохнула Нина. — Ты бар кинула что ли?
— Не, народ почти разошёлся, официантки встали. Тухло сегодня, а думали аврал… — задумчиво ответила Лида и вошла. — Спина болит? — спросила она у меня.
— Нет, — я уверенно помотала головой. Ничего не болело.
— Живот? Ноет как при месячных?
— Нет, не ноет.
— Тогда немного расслабься. Знаешь, как при выкидыше болеть должно, мама дорогая!
Я кивнула, а Лида будто потеряла ко мне интерес и обернулась к Нине.