И Сухой Мужчина как-то так на меня покосился, будто понял, что взрыва не избежать, нахмурился и стал неловко подступаться, даже хлопнул по плечу, так что я пошатнулась.
— Ну… ну… Костя-ян! — крикнул Сухой.
Через полминуты двери снова раздвинулись и на пороге показался тот паренёк в очках, за его спиной Мотя, вся такая с улыбочкой на лице.
— А кто у нас рыжий мудак?
— Рыжий?.. Ну может этот, рыжий сисадмин?
— Да не, он не мудак и юристов не знает… Тот видите ли юриста дал. А нахрен ей юрист? Кто мог дать?
— Рыжий… визитку… мудак...
Эти двое стали перебирать имена и должности, а я от ужаса была готова проваливаться всё глубже и глубже под землю. Неужели перепутала? Неужели другой какой-то Just там был на чёртовой визитке?
Пока я ковыряла карман комбинезона и боролась со слезами, мою судьбу будто кто-то решал… а я-то напланировала…
В моём представлении я залетаю в кабинет! Хватаю из кармана кучу презервативов, которые купила в “Помогайке” на бонусы по пять рублей штука, швыряю их прямо в Красивого Мужика из номера и ору: “Ты-ы! Ты-ы сломал жизнь мне, подлец!”, а потом зачитываю лекцию по контрацепции и ухожу с гордо поднятой головой.
А вышло… позорище, как обычно. И перед Мотей стыдно, хоть она и явно нашла свою нишу в этом месте, судя по светящимся глазам. Неужто тот дровосек из коридора оказался продюсером?
Я огляделась, потом опустила взгляд от стыда перед всеми этими добрыми людьми, а когда увидела стаканчик воды, протянутый рукой Очкастого Паренька, начала всхлипывать от жалости к себе. Какие они все добрые и милые, а я тут пришла воевать, да даже не с ними.
— Сонь?.. — Мотя подошла ближе.
— Тш-ш, — я выставила руку, будто защищаясь от присутствующих, и все замерли, как перед дикой кошкой.
— Не… я в… поряд… — и всхлипывала так, стоя посреди красивой комнаты.
— Вы чего тут? — раздался голос за моей спиной.
— О, Лёва! А кто у нас рыжий в фирме? — оживился Сухой Мужик, но было уже поздно.
Крольчишка узнала своего охотника. Не оборачиваясь я поняла, что вошёл тот самый Рыжий Мужик, который нелюбезно выпроводил меня после ужасной странной ночи, к которой вообще-то не было претензий до вчерашнего дня.
— Так походу… он и рыжий, — догадался Очкастый.
— Ох, — это от Моти, которая во все глаза уставилась на вошедшего.
— М-м, меня ищут?
И он пошёл ко мне.
Вот так же как тогда, стал приближаться со спины и с каждым шагом я ощущала и его запах и его тепло, всё сильнее.
Шаг-шаг-шаг…
И остановился, и я к нему спиной, и страшно — жесть! Его дыхание на моей макушке, и почему-то кажется, что он сейчас возьмёт меня за плечи.
В моём представлении я этого человека совсем не боюсь, мне совсем не обидно от “непонятно чего”, и “потому что ну а чё он”. Сложно это объяснить… ощущение, которое ещё со времён Онегина и Татьяны называлось: “висит груша нельзя скушать”.
Когда стоишь вся такая в отчаянии, топаешь ногой и ревёшь, а у тебя спрашивают: “Хочешь это?”, а ты орёшь: “Нет!”, а тебя спрашивают: “А чё тогда орёшь?”, а ты отвечаешь… “Ничё!”.
Хорошо объяснила?
Бросьте в меня камень, если не поняли!
И хочется… и колется.
И мне дичайше хотелось бы, чтобы этот Рыжий сейчас сказал, что-то доброе и милое, при том что я пять минут назад шла убивать, как минимум.
— Да, — его голос, звучащий откуда-то сверху и максимально ко мне близко, так что по коже прошла вибрация от звуковой волны. — Это ко мне.
Девятый вал
Что я узнала о своём господине Дефлораторе?
Его звали Львом, что потрясающе сочеталось с внешностью и величественностью (не буду преуменьшать достоинства этого человека, всё-таки, будем справедливы, он хорош, зараза).
Он был важной шишкой, но директор/владелец или чёрт пойми кто в фирме — Сухой Мужик.
Он тащил меня на выход, а я только жалобно смотрела на Мотю, которая опешила и даже не дёрнулась спасать подружайку.
Ну и ладно, я же этого и хотела! Осталось сообразить, как прийти в себя, набраться храбрости и разбудить в себе монстра.
Слёз как не бывало, резь в глазах прошла, горло освободилось от оков рыданий, и я своей волей пошла за господином Дефлоратором.
Рука его была просто огромной и очень крепкой, а я тут как маленькая девочка, плелась следом послушно и молчаливо, аж самой стрёмно.
Вообще это было странно, я засмотрелась на спину Льва и сделала несколько открытий… он будто бы очень худой, но как-то болезненно, неестественно, что ли. От того ощущение было, что иду рядом с великаном.
Лев жутко решительный, до мурашек. Я не привыкла к таким мужчинам. Папа отличался невероятным тактом и патологической вежливостью, Лёха — не образец самца, а больше в окружении и сильного пола-то не имелось.
Меня тащили в тёмное-тёмное “нечто” с мягкими стенами.
— Просто скажите, куда… — начала я, но поздно.
За моей спиной закрылась “мягкая” дверь, а меня схватили за плечи и к ней прижали.
Это что, та самая комната, как в саунах? Прямо в ТОЦ “Журавли” на двадцать шестом этаже? Удобненько…
— Я, кажется, дал номер, по которому решать все вопросы, и в гости не приглашал, — ме-едленно, тягуче произнёс Лев, и я зажмурилась, будто имею дело с настоящим хищником.
Он будто нюхал воздух у моего лица, капая слюной и облизываясь с голодухи, так мне казалось.
В голове смешались кони, люди. Если расставлять всё по полочкам, то я как бы… помнила, что там было той ночью, хоть и смутно. И помнила, что совсем против не была, а вот теперь оказалось, что из-за этого злиться крайне непросто.
Это как представлять себе, что при встрече с президентом всё ему в лицо выскажешь, и он такой: “Маё увожение!”, а на деле проблеять: “Здрасьте…”
— Ситуация… изменилась, — голос оказался таким тихим, что… хоть стреляйся.
— Это как? — Лев сделал крошечный шажок назад, а потом снова качнулся вперёд и перехватил меня поудобнее.
Всё-таки мягкие стены — это прекрасно, никаких тебе синяков от свидания с миленьким.
— Если вы… — в горле пересохло и пришлось сглотнуть. — Если вы меня отпустите… — снова пересохло. — Я объясню.
Лев сощурился.
— Что объяснишь? — брови Льва были нахмурены, и по складке между ними, я пыталась понять, насколько он неприятный человек, а насколько просто зол.
Лицо господин Дефлоратор, имел крайне приятное. Такие бывают у людей, про которых потом говоришь: “Хороший человек! Ни дать ни взять!”
Таких любят дети, старики, женщины от трёх до ста трёх. И, наверное, в таких легко было бы влюбляться. Если бы я имела цель совершить сие преступление против природы.
— Давай я начну первым, чтобы сразу решить для себя некоторые вопросы, окей? — немного ядовито, но очень спокойно, как будто после “пары вопросов” меня потащат-таки на гильотину без шансов на обжалование. — Тебе есть восемнадцать?
— Есть… я…
— Год рождения, не задумываясь!
— … второй…
— Твою ж… а я всё ещё считаю тачку второго года новой, — эта ремарка мне показалась настолько смешной, что я не удержалась и хихикнула.
Этот Лев, где-то глубоко внутри, был… смешным? Или милым. Ну вот не таким, каким хотел казаться, это точно.
— Ты пришла предъявлять за насилие?
— М-м, — я покачала головой, опровергая.
И мысли такой не было, это правда.
— Ты какая-то безумная фанатичка, мечтающая отдаться в первый раз кому-то…
— Нет! — сразу отрезала я. — Это вы пришли…
— Стоп! Я ещё с тобой не закончил, — он сжал плечи чуть сильнее, и я ойкнула, потому что пальцы вдруг показались слишком лихорадочно-горячими. — Тебя подослал Ростов? Студентка с актёрского?
— Нет, я учусь…
— ...не интересно где. Тебя кто-то послал?
— Не-ет! Да что ж такое! — и вот тут я набралась смелости, не прошло и года.
Ну, мои моральные силы прямо как тормознутая батарея айфона, пока дождёшься включения, перехочешь звонить нафиг!
Я дёрнулась, и Лев невольно отскочил, сделав пару шагов назад. Оторвалась от “мягкой двери” и пошла на него, чтобы дрожал и боялся. Под ногами оказался ковёр (мы что, в изоляторе для тех, кому рабочий день не мил?)
— Не знаю, всё ли вы “уточнили”, но у меня тут дела поважнее! И никаких юристов задействовать я не намерена! Вы — господин Дефлоратор…
— … кто?
— … Дед Пихто! — я аж осеклась, все эти словечки папиного авторства (не уверена, что папиного, но выучила именно от него) вылетали на раз, без предварительного запроса. — Вы, господин дефлоратор — безалаберный, безответственный мудак! И даже не спорьте со мной!
Я вытащила из кармана длинную ленту презервативов, на которую извела все бонусы, какие были, и замахнулась, а Лев молниеносно перехватил руку.
Гирлянда из серебристых пакетиков повисла у него прямо перед лицом и стала, раскачиваясь, бить меня по щеке.
Лев будто бы складывал два и два…
Он даже набрал воздуха в грудь для вопроса (надеюсь, не для вопля), но я была первой.
— Такие, как вы… портят жизнь таким дурам, как я! Ясно? Такие как вы… вам ничего не стоит!.. Вам-то что? Вам… Вам…
Я начала задыхаться от возмущения и подступивших слёз жалости.
— А такие как я… Ленка… Машка… — сама не знала уже что несу, но продолжала неси, пока Лев смотрел в мои глаза, не отрываясь. Он будто и забыл про эти чёртовы презервативы. — И все им потом знаете что? Сами дуры… — голос совсем упал до шёпота, но в “мягкой” комнате была какая-то волшебная акустика. И Лев, кажется, впитывал каждое слово. — Пришла… Легла… Не подумала… А кто же спорит? Но знаете, как тошно. И страшно. Знаете? — я выкрикнула последнее и с силой ударила Льва по голове презервативами, потому что он мою руку отпустил.
Лев отпрянул. А я стала наматывать ленту на шею.
Помимо китайских пакетиков из “Помогайки” прихватила ещё папин запас. Он как-то приволок мне целый свёрток, мол вот, на всякий случай. Покраснел. И ушёл. Такие они отцы-одиночки.