Девушка без адреса где-то тут, где-то в одной из этих высоток, может в той, что подмигивает жёлтой подсветкой по брандмауэру, а может в той, что сверкает, как елочная игрушка рекламными щитами?..
Да, она где-то там.
И, быть может, тоже сидит, смотрит в окно? Это было бы слишком красиво.
Какой она пьёт чай? Чёрный или зелёный?
Льёт ли кофе в молоко?
Что слушает?... а это он знает. Это всё, что он о ней знает.
Завтракает ли по утрам или спешит на учёбу, потому что любит поспать до последнего?
Есть ли ей на что доехать до универа или она одна из тех голодных студентов, которые ходят пешком?
Нет, Гелла не права. Девчонка Льву не лжёт, и ей ничего не нужно.
Так же как когда-то он сам просто сходил с ума от непонимания, что делать дальше, от страха, что всё никогда не будет, как прежде… она боится. Просто боится. И идёт со своим страхом, не зная куда, и главное теперь её найти и не дать пропасть, как он сам чуть не пропал.
Найдёшь, Лёва.
Пятница тринадцатое
Когда пошла к концу неделя, мне стало казаться, что я схожу с ума.
Без шуток.
Это невозможно просто, потому что с каждым днём в голове всё крепче заваривалась такая дурная каша, что “Дошираку” и не снилось.
И главное, о чём мы могли думать на пару с Мотей — это деньги.
Я пыталась уйти в учёбу, как могла, но стоило сесть к ноутбуку, как мигом всё вылетало из головы и начинали крутиться только дети и Львы, Львы и дети.
Невозможно!
Потому, когда прошло уже почти пять дней и стали близиться выходные, я с восторгом увидела сообщение от Нины, барменши из “Simon”, что им очень нужно помощь на вечер.
— О, боги, Мотя, у меня будет лишняя тыща!
— Из гостишки написали? О, крутяк!
Она сквасила рожу, потому что не получила такого же сообщения, увы.
“Simon” и правда был большим комплексом, в первую очередь гостиничным, но там же было и караоке, где работала иногда Мотя, и бар, где работала иногда я.
Принадлежало всё это дело двум богатым людям: Симонову — старичку, который иногда и сам в бар захаживал, и молодому богачу Петрову, который в лицо засветился только оттого, что был братом знаменитой Геллы Петровой.
Самого Петрова мы видели редко, а вот Гелла приходила частенько, как минимум потому, что дружила с барменшей Ниной.
— А может я за тебя схожу?.. Деньги все на твоего детя! — прохныкала Мотя. — Ну ты же там… в положении… а это бар… шум… ночь на нога-ах…
— Ой, у меня срок-то.
— Какой? — Мотя подбоченилась.
— Пять недель.
— Как пять, если кекс был недели три назад? — она сощурилась, будто мне был резон лгать.
— Ну пять акушерских. Это разное.
— А тебе почём знать?
— Папа акушер, Мотя! Хватит задавать глупые вопросы! — я стукнула подругу по лбу и пошла натягивать чёрное платье-футляр.
Для туфель было уже холодновато, потому достала свои ботиночки и кожанку, даже шапку чёрную прихватила.
— Ну ты и го-от… бе-е, — скривилась Мотя. — Будь там осторожнее, ладно?
— Ладно. Принесу тебе мартини, чтоб не ныла, — чмокнула подругу в щёку и выбежала из квартиры.
Пять недель… звучит красиво. На деле — даже не зародыш, крошечная точка на чёрной карточке узи.
Конечно, не от папы я всё знала, а из гугла, банально, но факт.
Конечно, я гуглила, хоть и делала вид, что всё это меня не интересует и не касается.
Конечно я… (это ужас) установила приложение на телефон, где было чёрным по белому написано: 5 недель и 2 дня, дата предполагаемых родов 31.05.2021
И с каждым днём дни увеличивались, дата становилась будто бы ближе.
И нет… ничего я от папы не знала.
Когда ты живёшь с отцом-одиночкой, всё не совсем так мило, как может показаться… Вы оба будто становитесь не совсем отцом и дочерью, вы будто соратники на поле боя, которые стоят плечом к плечу.
Мы вместе учились готовить, разбирались, откуда взялась на потолке плесень, гадали, как же размораживать холодильник, и что будет, если не стирать шторы.
Он приходит со смен, а я готовила ему бутерброды, он завтракал уже под утро, готовил новые ровно такие же и оставлял их, чтобы я поела перед школой.
И он не говорил со мной о сексе, месячных и прочем. Нет. Это делал не папа. Это делал Лев Львович, тот же самый человек, но… в белом халате.
Когда мне был нужен разговор о чём-то подобном, папа просил “зайти к нему на работу,” и я заранее сгорала со стыда.
Я приходила в его кабинет, садилась напротив и складывала ручки на коленочках.
— Ну… рассказывайте, Софья Львовна, — говорил он.
— Ну па-ап! — краснея, отвечала я.
— Не папа! А Лев Львович.
Я фырчала, бурчала, но задавала свои вопросы, и это было ужасно, но, наверное, правильно.
Только к шестнадцати годам я забила и по всем интересующим вопросам советовалась с интернетом.
Папа был отличным доктором, но плохим секспросветителем.
При этом сам секс не был табуированной темой, он просто был какой-то естественной частью в жизни человечества. Ничего романтичного, просто факт. Соитие, в результате которого появляются дети. Оттого я поражалась, когда одноклассницы восторгались, как же это круто, когда есть секс! Для меня это было что-то из папиной работы. Что-то про деторождение. Что-то про взрослых, очень взрослых людей.
Я бывала в очередях в поликлинике, и там сидели тётеньки, тётушки и даже бабушки. В моём понимании вот у них был секс! Не у одноклассниц моих и не у меня.
Это теперь я понимаю, что опыт сын ошибок трудных, и просто бриллиант в мужчине-гинекологе рассмотрели не все и не сразу. Девчонки его боялись, а женщины шли с радостью! Да ещё флиртовать успевали.
Теперь смешно стало.
Хотелось бы прийти к нему “на приём” и он бы спросил:
— Ну что, Софья Львовна на этот раз?
— Лев Львович… я попробовала. Всё верно было, это неплохо, но проблемы слишком большие. Что мне делать?..
И почему до сих пор, как в детстве, кажется, что “Меня батя убьёт, если расскажу”, будто я не залетела, а вазу дорогую разбила.
От метро до “Simon” гулять минут десять, потому я натянула шапку и потопала, радуясь первой физической активности за последние пять дней. Город радостно мигал вокруг меня, по-ночному так, мило. И возвышался напротив “Симона” большой старый дом, мы с Мотей часто думали, кто же там живёт и как бы одним глазком глянуть, какие там квартиры.
В баре было ещё совсем тихо, пусто, я пришла рано.
Скинула кожанку, шапку, вымыла руки и пошла за стойку. Там уже крутилась Нина, пышная как пончик девушка, с очаровательными щёчками, а по ту сторону стойки сидела её шикарная звёздная подруга Гелла.
— Здравствуйте, Гелла, — улыбнулась ей, а та лениво помахала рукой.
— Привет, Сонь, — говорила нетрезво и уже сонно. — Нинчик, повтор…
— О… она нас сегодня докона-ает! — взвыла Нина.
— Почему? — я заняла своё место и начала протирать бокалы, которые Нине никогда не казались чистыми, но в целом меня это медитативное действо даже успокаивало.
— Видишь ли… наша Гелла влюблена, верно Гелла?
— Верно, — вздохнула Гелла и упала щекой на столешницу.
— Причём в парня, которого раньше сама не замечала и быка за рога не брала!
— Не брала… — Гелла жалобно потянулась к новому коктейлю.
— А теперь этот парень втюрился в другую.
— Неправда! Она его водит за нос! — Гелла вдруг села и ткнула в меня пальцем, а я хихикнула. — Соньк, ну ты же понимаешь, что ну она его просто… водит! За нос! Он даже имени этой феи не знает!
— Ага, — кивнула я.
Первое, чему научила Нина: соглашаться с пьяными.
— И вот теперь Гелла в печали, — резюмировала Нина.
— В печали, — кивнула Гелла.
— Понятно, — улыбнулась я.
Четырнадцатая ночь
Сон был беспокойным. Такие бывали раньше и утром приносили ощущение очищения, будто с первыми лучами солнца уходили все монстры из-под кровати и оставляли после себя только сырые следы на полу. Как в поговорке, где "после радости неприятности", после бури выходило солнце и всегда становилось легче жить, после самой страшной ночи.
Лев кошмаров не боялся, ему они были даже интересны. Обычно он просыпался и хохотал про себя, приговаривая: “Причудится же такое”. Он вообще не боялся потустороннего, странного, ужасного, мерзкого. Не был бесстрашным, просто не придавал значения тому, во что не верит.
Он не верил Геллиным словам, потому о них не думал. Он не верил, что чёрные кошки приносят беду, потому спокойно ходил мимо них и им позволял мимо ходить. Лев вообще легко решал сам с собой такие проблемы. А разочарования это же только стечение обстоятельств. Нельзя думать, будто в этом мире всё только белое или чёрное...
Лев не разочаровывался. Единственное, что его когда-то подвело - его собственный организм.
Тем не менее, сегодня он хотел проснуться. Не от того, что сны были какими-то другими, не от того, что было особенно жутко, нет. Просто как-то надоело ему вдруг это.
Сны были соратниками болезни.
А Лев почему-то захотел стать прежним.
Прежний Лев страшных снов не видел.
Прежний Лев был весёлым парнем. Он не женился только потому, что легко влюблялся. Он жил на две страны, и ему это нравилось. Он создавал музыку и кайфовал от неё!
Прежний Лев — душа компании, здоровый медведище, бородатый викинг. Он вызывал у людей трепет и согревал их своими рыжими глазами.
Отощал, истрепался, остыл.
Нынешний Лев распахнул глаза и уставился в потолок, радуясь, что его вытащил из кошмара звонок телефона:
— Лёва-а-а… — голос Геллы был чертовски пьяным и шальным, а Лев еле разлепил глаза, чтобы ему внимать. — Лёва! Я у Сани в ба-аре! Забери-и меня…
— С чего бы? — он сел в кровати и потёр глаза, которые всё никак не хотели открываться.