– О, эти несносные слуги! Иди, Ахмед, и принеси нам мороженого!
– Где вы пропадали? – слегка надув губки спросила она.
Глаза.
Глаза плавают, как вырванное сердце в формалине.
Почему они такие мертвые?
Таких глаз у женщины не бывает.
Все это неслось в голове у профессора, как ветер перед бурей. Алекс прекрасно понимал, что девушка видела, как он выходил в ванную комнату. И еще Енски ясно видел, что это был не слуга. Он чувствовал, что каждая улыбка прекрасной египтянки – всего лишь плохо нарисованная картина. Фреска на стенах гробницы.
– Я приводил себя в порядок, – с сухой вежливостью ответил он. – Ведь мы, англичане, не привыкли к такого рода празднествам. И потом, Мона, ты знаешь, что я уже далеко не молод.
Ее глаза скользнули по Енски сверху вниз, а мимолетная улыбка подтвердила, что со зрением у нее все в порядке.
«Это я сам себе вру», – подумал профессор.
– Тогда, чтобы сгладить твое впечатление о моих соотечественниках, я покажу тебе, как восходит Сириус, – и она потащила его к левому борту яхты.
– Леди, – мягко отстранился профессор, – восток с другого борта яхты. И для восхода Сириуса еще рановато. В этих широтах он восходит значительно позже.
На месте, которое они только что покинули, сверкнуло что-то металлическое, и раздался мягкий плеск волн. Алекс заглянул Моне через плечо.
– Что это было? – озабоченно спросил он.
Египтянка широко открыла глаза и недоуменно ответила:
– Я ничего не слышала.
– Девочка, – Алекс мягко привлек ее к себе и наклонился к очаровательному ушку. – Ни за что не поверю, что ты настолько стара, что не услышала такого громкого звука, – он откинул прядь волос, вспыхнул факелом и осыпался пеплом в одно мгновение.
Око Гора!
Крошечная татуировка на мягкой подушечке уха.
Алекс затаил дыхание и постарался собрать все свое самообладание в слабый старческий кулак.
– Ведь так, дорогая? – заглянул ей в глаза.
Зазвонил мобильный телефон. Он извинился и отошел на пару шагов, чтобы ответить на звонок. За его плечом снова раздался плеск. Археолог повернулся лицом к Моне. Она яростно жестикулировала темному силуэту на капитанском мостике.
– Папа! – раздался в трубке взволнованный голос Гора. – Почему ты так долго не брал трубку? Я беспокоился.
– Все в порядке, сын. С Рождеством тебя! – на сердце у Енски потеплело.
– Папа, знаешь, что-то на душе неспокойно было. Хотелось услышать твой голос и убедиться, что с тобой все в порядке, – с тревогой говорил сын. – Как у тебя дела?
– Я нашел богиню, – глядя на Мону, сказал Алекс. Та смущенно заулыбалась.
– О господи! – воскликнул Гор. – Кто это женщина?
– Это кошка. Серая кошка, которую зовут Баст, – со смехом сказал Енски. Ему вдруг до колик захотелось оказаться в номере и погладить полосатую бестию.
– Где ты ее нашел? – с облегчением спросил Гор.
– Это долгая история.
Они попрощались, уговорившись, что в скорости созвонятся.
Мона выглядела как спущенный воздушный шарик.
«Женщины очень похожи на капризных детей», – подумал Енски и сказал:
– Как ты думаешь? Если я тебя сейчас украду, твои гости заметят, что тебя нет?
Девушка с сомнением пожала плечами.
– Тогда, будем считать, что не заметят.
Алекс взял ее за руку и мягко, но настойчиво увлек за собой.
«Уж у себя в номере, да наедине, я выпытаю у тебя, откуда эта милая татуировка», – думал он.
Время было уже за полночь. После шумного праздника в коридоре гостиницы стояла пугливая тишина. Шаги душились в самом зародыше плотной ковровой дорожкой. Они пробрались к номеру профессора, как ушлые заговорщики.
Профессор открыл дверь номера и, не боясь прослыть некультурным, первым заглянул в полуоткрытую дверь.
Ему открылась прелестная домашняя картинка. Баст улеглась на маленьком высоком столике у стены в прихожей, разбросав по полу все вещи, которые там некогда стояли. Задрав полосатую мордочку, она с интересом наблюдала за чем-то предмет, спрятанным от профессора полуоткрытой дверью. Ее хвост покачивался, как очковая змея, зачарованная свирелью.
– Моя кошечка, – начал профессор, но его сюсюканье было перебито нахальным урчащим возгласом кошки, что в переводе на нормальный английский звучало примерно, как: «Не мешай! Смотри, какая мышка висит!».
– Что ты там увидела? – спросил он и заглянул за дверь.
На сотую долю секунды ему предстала дурацкая картина из американского комикса.
В распахнутом оконном проеме его номера, свесившись вниз головой, висел нинзя! По-другому это нельзя было назвать. Человек в черном комбинезоне и черной маске, с каким-то неимоверно тяжелым арбалетом в руках, напрашивался именно на такое сравнение.
Алекс Енски, тотчас облившись холодным липким потом, вывалился в коридор, с грохотом захлопнув дверь. Мгновением позже в нее воткнулась тяжелая стрела, проломав доску на уровне груди профессора. Он повернулся к Моне и, с совершенно окосевшим взглядом и истерически подхихикивая, развел руками:
– Вот так вот я и живу. Тр-рубы Иер-рихонск-кие!!
А сам в сердцах подумал: «Опять с полицией разбираться!»
Глава одиннадцатаяРождественская кутерьма
После внезапного ухода профессора Енски рождественское веселье, царившее за столом археологов, как-то поутихло.
Компания рассыпалась на небольшие группки, каждая из которых была одушевляема своим интересом. Бумба вновь пытался споить Анубиса, что ему почти удалось, несмотря на грозные взгляды и не менее грозные реплики, то и дело адресуемые им мисс МакДугал. Миша тихо грустил за бокалом «Гиннеса», прикидывая в уме баланс их поездки и приходя, в общем-то, к неутешительному сальдо. Парочка студентов-практикантов клеилась к местной певичке, натыкаясь на упорное нежелание той признать их мужские достоинства. Бетси же завела с Ральфом научную дискуссию по поводу гробницы «Мастабат Фарун», принадлежащей последнему фараону Четвертой династии Шепсескафу.
Она так и не поняла, отчего вдруг парень завелся, когда зашла речь об этом памятнике. Так мило беседовали о том, о сем. Бетси ужасно импонировало то, что этот красивый молодой человек весь вечер ухаживал за ней. Подливал шампанское в ее бокал, приглашал танцевать. От ритма арабской музыки и выпитого у девушки чуть кружилась голова. Язык развязался. Элизабет без умолку болтала, рассказывая Ральфу о приключениях, которые ей некогда довелось пережить.
Разговор плавно перешел на нынешние раскопки и на Древний Египет. Как оказалось, парень читал ее книгу о Хенткавес и кое с чем был не согласен. В частности, Ральф отрицал тот факт, что царица была несчастлива в браке с фараоном Шепсескафом. Ведь приказал же он начать сооружение гробницы для нее на плато Гиза, рядом с великими пирамидами, а ведь это было недешевое удовольствие. Высказал юноша и оригинальную гипотезу по поводу того, отчего свою собственную гробницу Шепсескаф приказал построить в другом месте. По его мнению, связано это было с утерей камня Бен-Бен.
Молодая англичанка насторожилась. Бен-Бен? Что Ральф знает о священном камне? Предпочитая не углублять данную тему, она предложила парню пройтись.
– Что-то устала от еды, выпивки и арабских музыкальных ритмов. Представляешь, уже около месяца в Луксоре, а так до сих пор и не осмотрелась здесь как следует! Не хочешь снова поработать моим экскурсоводом? Как тогда, в гробнице Сети.
– И что бы ты хотела осмотреть? – с готовностью поинтересовался юноша.
– Конечно, Карнак! – ни секунды не раздумывая воскликнула Бетси. – Но, боюсь, что уже поздно. Или, вернее, еще рано. Нас туда не пустит охрана.
– Ну, во-первых, сегодня все-таки Рождество. Там полно народа. По случаю праздника дают не одно, а два специальных театрализованных представления. А, во-вторых, сам-то я здесь уже достаточно давно. Так что успел все облазить и высмотреть разные лазейки. Вдруг чего, проведу тебя по маршруту «черных туристов».
– «Черные туристы»? – удивилась Элизабет. – Это как? Никогда не слыхала. «Черные археологи» – это еще куда ни шло.
– Шутка! – весело рассмеялся Ральф. – Сам придумал! Это такие туристы, которым наплевать на всякие там запретительные таблички, типа «Вход строго воспрещен» или «Руками не трогать»!
– А-а! – поняла девушка. – Ну ладно! Да здравствуют «черные туристы»!
– Анубис! – строго обратилась она к псу. – Ты с нами? В Карнак?
Усталое ворчание, недовольный кивок головой в сторону Ральфа. Без меня, мол, провожатый найдется.
– Эндрю! Не увлекайтесь «Гиннесом». Собаке потом будет нехорошо.
– Слушаюсь, мэм! – дурашливо откозырял Бумба. – Не извольте беспокоиться v nature! Приятной прогулки и с Рождеством!
За десять фунтов таксист с ветерком домчал молодых людей до Карнакского храма.
Ральф оказался прав. Несмотря на раннее утро, здесь уже вовсю бурлила жизнь. Туристам не сиделось в гостиницах, а местным нужно было зарабатывать деньги. Рождество было неплохим поводом, чтобы срубить капусты больше, чем обычно.
Уже почти совсем рассвело. Однако на территории храма продолжало работать дополнительное освещение. Туристическая полиция была начеку. Мало ли чего может случиться. Столько людей собралось в одном месте. Вдруг каким-нибудь террористам взбредет в голову безумная мысль повторить теракт девяносто четвертого года.
Они купили билеты, заплатив по случаю праздника чуть больше обычной цены, и вступили на древнюю мостовую, ведущую к Ипет-сут, или «Важнейшему из обиталищ царя богов Амона, Сокрытого Потаенного, владыки Уасет».
Уасет, «Городом скипетра», называли свой город сами древние египтяне. Много позже греки стали именовать его Фивами. «Стовратными», в отличие от «Семивратных», расположенных в Элладе. Эти самые сто врат находились как раз в Карнакском храме, уже с незапамятных времен поражавшем человеческое воображение.
Самое огромное культовое сооружение в мире, Карнак, занимает площадь около ста гектаров, и строился на протяжении полутора тысяч лет, начиная с эпохи Среднего царства. Наибольший же расцвет храма припал на Новое царство, особенно на время правления Восемнадцатой, Девятнадцатой и Двадцатой династий. Великие фараоны Тутмос I, Хатшепсут, Тутмос III, Аменхотеп III, Сети I, Рамсесы I, II и III способствовали украшению дома отца своего Амона, о чем оставили соответствующие записи на храмовых стенах.