Люсия поднялась. Её тошнило от одной мысли об этом. Но она должна была.
— Мне нужно вернуться туда, — сказала она тихо.
Хавьер поднял на неё глаза.
— Нет. С тебя хватит. Мы найдём другой способ.
— Другого способа нет! — её голос сорвался. — Я не могу… я не могу ошибиться, Хави. Я не могу повесить это на человека, если не уверена. Ты не понимаешь, каково это…
Он понимал. И это было хуже всего. Он молча кивнул.
В командном центре было почти пусто. Только Ивар сидел за своим столом, угрюмо уставившись в погасший экран. Он поднял глаза, когда они вошли. В его взгляде не было вины. Только застарелая усталость и страх.
Люсия снова села в кресло. На этот раз она не колебалась. Она надела обруч, словно принимая неизбежное.
— Давай, — прошептала она.
Ивар нехотя нажал несколько клавиш.
Погружение было другим. Более целенаправленным. Она проигнорировала общее болото чужих мыслей, этот отвратительный хор мелких грехов и страхов. Она шла на один-единственный сигнал. На «громкий» страх Ивара.
Она пробилась сквозь стену его паники, как сквозь плотный туман, и увидела правду.
Это был не страх предателя. Это был страх сына.
Она увидела его глазами старую, умирающую женщину в больничной палате в Рейкьявике. Его мать. Увидела, как он тайком, используя крохи трафика, отправляет ей короткие, зашифрованные сообщения. «Я жив. Я в порядке. Люблю тебя». Он нарушал главный запрет Матео — никаких контактов с внешним миром. Его страх был не страхом разоблачения, а страхом быть изгнанным. Потерять последнюю, тонкую ниточку, связывавшую его с прошлой жизнью.
Люсию будто окатило ледяной водой.
Невиновен.
Она чуть не позволила Хавьеру, в его слепой ярости, сломать этого человека.
Её сила — не скальпель. Ржавый нож мясника.
Именно в этот момент, когда её сознание было обострено до предела стыдом и шоком, она заметила аномалию. Что-то другое.
Тонкий, как иголка, импульс данных. Холодный. Профессионально зашифрованный. Он не кричал от страха. Он не был пропитан эмоциями. Он был чистой, безличной информацией.
Как укус змеи.
Её сознание метнулось по этому следу. Он был почти невидимым, мастерски спрятанным в общем потоке. След вёл не от терминала Ивара. Он вёл от медицинского отсека. От терминала, к которому имел доступ только один человек.
Сольвейг. Тихая, спокойная женщина-медик, которая дала ей воды, когда её вырвало. Которая участливо посмотрела на неё и сказала: «Береги себя».
Люсия резко открыла глаза.
Вздох застрял в горле. В ушах звенела тишина, сменившая хаос сети. Она посмотрела на Хавьера. На её брата, её защитника, который был готов убить не того человека по её наводке. Ужас этого открытия был во много раз сильнее, чем тошнота от чужих мыслей.
Она не кричала. Она не плакала. Она просто прошептала имя, которое никто из них не ожидал услышать.
— Сольвейг.
Глава 4: Проверка на прочность
Дверь. Металл. Замок хлипкий, из тех, что ставят для видимости. Хавьер не ждал. Не постучал. Просто шагнул вперёд и ударил плечом. Старый металл застонал, и замок вылетел из рассохшегося косяка с сухим треском.
Он вошёл низко, оружие наизготовку. За ним, как тени, скользнули Матео и двое его молчаливых бойцов.
Медотсек оказался маленьким и до скрипа чистым. Воздух пах лекарствами, но не безжизненной химией мира, который они покинули. Пахло сушёными травами, спиртом и чем-то ещё, неуловимо знакомым, как детство.
Сольвейг, тихая женщина с усталыми глазами, которую Хавьер видел мельком в столовой, замерла у единственного работающего терминала. Её лицо дёрнулось, глаза расширились. Рот открылся в беззвучном крике.
Она не закричала. Судорожно схватила маленький внешний передатчик и с силой ударила его о край стола. Раз. Второй. Пластик треснул, но устройство не разлетелось.
Два шага — и Хавьер был рядом. Его движения были экономичны, как язык инструкций. Он не ударил её. Просто перехватил её тонкое запястье, его пальцы сомкнулись на её коже. Под его пальцами её пульс бился частой, панической дробью. Её пальцы разжались сами.
Маленький чёрный передатчик упал на бетонный пол с глухим стуком.
— Не надо… пожалуйста… — прошептала она. Слова путались, срывались.
Один из бойцов Матео поднял устройство. Хавьер всё ещё держал её руку. Он видел, как по её щеке ползёт слеза, блестя в тусклом свете лампы. Она не боец. Просто напугана.
— Говори, — голос Матео был ровным и безжизненным. Он смотрел на неё так, как инженер смотрит на сбой в системе.
— Я не… я не могла! — Сольвейг задыхалась. — Они… у них мой сын… мой Лео…
Хавьер чуть ослабил хватку. Сын. Чёрт. Всегда одно и то же. Давление на самую уязвимую точку.
— Где? — спросил он. Его голос был ровным, почти безразличным, но в этом и была его сила. Он заставлял отвечать.
— Рейкьявик… они… они прислали фото… — она всхлипнула. — Он в какой-то комнате… без окон… Если я не выйду на связь… раз в шесть часов… они…
Она не договорила. Не было нужды.
Хавьер отпустил её руку. Она рухнула на стул, обхватив голову руками, её плечи сотрясались от беззвучных рыданий. Боец протянул передатчик Матео. От треснувшего корпуса несло резким, едким запахом палёной электроники и горелого пластика. Он ударил в нос, смешиваясь с успокаивающим ароматом сушёной ромашки, висевшей в пучках под потолком.
Запах технологий и смерти, вторгающийся в хрупкий мир выживания.
Хавьер посмотрел на Матео. Лицо лидера «Бродяг» было непроницаемо. Он взвешивал риски. Хавьер знал этот взгляд. Взгляд человека, готового отрезать инфицированную конечность, чтобы спасти весь организм. Сольвейг и её ребёнок были этой конечностью.
В этот момент в дверном проёме появилась Люсия. Хавьер напрягся, готовый заслонить её, но она вошла внутрь, и её взгляд был прикован не к нему.
Она смотрела на плачущую женщину.
Люсия вошла в медотсек и замерла. Та же клетка. Тот же выбор без выбора. В памяти всплыл стыд за свою ошибку с Иваром, которого она была готова обвинить. Не точный инструмент, а ржавый нож мясника. Она поморщилась, словно от зубной боли.
Матео мерил шагами маленькую комнату. Три шага туда, три обратно.
— Она — дыра в нашей обороне, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. Его голос был глухим. — Канал связи нужно уничтожить. Её — изолировать. Немедленно.
— Нет, — голос Люсии был тихим, но каждый в комнате вздрогнул.
Все взгляды обратились к ней. Хавьер сделал полшага к ней, его тело окаменело. Готовый защитить. Готовый заставить её замолчать. Но она подняла руку, даже не взглянув на него. Жест был едва заметным, но он остановился.
— Что ты сказала? — Матео развернулся к ней. В его глазах был холодный огонь.
— Я сказала нет, — повторила Люсия, делая шаг вперёд. Она смотрела прямо на Матео. — Вы её изолируете, и её сын погибнет. Утром. Может, к обеду. А они… те, кто его держит… они просто найдут другого заложника. Другого ребёнка.
— Это, — отрезал Матео, — не твоя проблема. Это мой риск-менеджмент. И сейчас ты повышаешь риски.
— Вы ошибаетесь, — сказала Люсия. Шум в её голове на мгновение стих, уступая место ледяной ясности. Она чувствовала, как ужас Сольвейг резонирует с её собственным, но вместо того, чтобы утонуть в нём, она использовала его как якорь. — Она не проблема. Она — возможность.
Матео замер. Он смотрел на неё теперь по-другому. Не как на сломанную жертву. Не как на диковинного оракула. Он смотрел на неё как на игрока, который только что сделал неожиданный ход.
— Продолжай, — сказал он.
Люсия перевела взгляд на передатчик в его руке. — Этот канал… он ещё работает?
Матео кивнул. — Сигнал слабый, но стабильный.
— Не обрубайте его, — сказала она. В её голосе появилась твёрдость, удивившая даже её саму. — Давайте дадим им то, чего они хотят. Информацию. Но не правду.
Она посмотрела на Сольвейг, которая подняла на неё заплаканные, полные недоумения глаза.
— Мы скормим им ложь, — произнесла Люсия, и от собственных слов во рту стало сухо и горько. — Мы будем использовать её канал. Её страх. Её голос. Мы заведём их в ловушку. Используя её боль как наживку.
Тишина в комнате стала плотной. Хавьер смотрел на неё широко раскрытыми глазами. Он видел не свою сломленную сестру. Он видел кого-то другого. Кого-то, кто научился превращать свою боль в оружие.
Матео несколько секунд молчал. Затем на его жёстких губах промелькнуло нечто похожее на улыбку. Это было жутко.
— Мне нравится, как ты думаешь, Оракул, — медленно произнёс он. — Очень нравится.
Им выделили комнату. Жилую ячейку из рифлёного металла, втиснутую в коридор, выбитый в застывшей лаве. Две койки, шаткий стол, тусклая лампа. Единственное окно выходило на стену пара — белая, непроглядная мгла. Это было их первое личное пространство за многие недели.
Люсия стояла у окна, прижавшись лбом к холодному, влажному стеклу. Она молчала. Хавьер смотрел на её спину. Всего два метра. Но он понимал, что никогда ещё она не была так далеко. В её молчании была сила, которая его пугала.
Он сел за стол. Достал из кармана старую тряпицу и развернул её. На серой ткани тускло блеснули детали старых карманных часов его отца. Латунные шестерёнки, винтики размером с песчинку, серебряный корпус. Он делал это всегда, когда мир становился слишком хаотичным. Чинить что-то маленькое. Возвращать порядок.
Он подцепил пинцетом крошечную индукционную катушку. И замер.
Она была не просто сломана. Она была чёрной. Оплавленной. На тончайшей медной проволоке застыла капля металла, похожая на слезу. Это был не износ. Не поломка от времени.
Это был след от электромагнитного импульса.
Он откинулся на спинку стула, и тот жалобно скрипнул. Взрыв у коллектора. Вспышка, которая ослепила их на секунду. Дроны Лены несли не только пули. Они несли ЭМИ. Способные выжечь любую незащищённую электрони