— Обо всем этом я думал основательно и пришел к выводу, что надо не вообще везти пять боекомплектов, а определить, кому пять, а кому три, а то и полтора…
— Ну что ж, давайте. — И генерал Черняховский, вооружившись карандашом, занялся расчетами.
Так они сидели часа два, никого не принимая. Но вдруг раздался настойчивый стук в дверь.
Черняховский крикнул:
— Войдите!
Вошел рослый подполковник и, подойдя строевым шагом к столу, отрапортовал:
— Товарищ генерал-полковник! Представляется…
— О! Саша! — Иван Данилович сорвался с места, и братья крепко обнялись. — Василий Емельянович, знакомьтесь: мой брат.
Затем генерал Черняховский посадил Александра рядом с собой. Казалось, их разговору не будет конца. Василий Емельянович поднялся, намериваясь уйти.
— Куда вы? — удержал его Иван Данилович. — Останьтесь. Ты, Саша, на меня не обижайся, отдыхай. Дел много: то звонки, то люди. А тут еще ехать в войска надо. Погости еще денек, а утром, как встанешь, так сразу и приходи.
Александр приехал в то время, когда Иван Данилович, как и все полевое управление фронта, был занят перегруппировкой войск: с севера, от Невеля к Красному, спускалась 11-я гвардейская армия; в район Лиозно двигались два гвардейских корпуса — 3-й кавалерийский и 3-й механизированный; в район Минского шоссе, западнее Красного, выходил 2-й гвардейский Тацинский танковый корпус; в лесах восточнее Гусина, в треугольнике — развилке шоссе на Минск и на Витебск, сосредоточивалась 5-я гвардейская танковая армия; по железной дороге в направлении Красного двигался 5-й артиллерийский корпус прорыва. А сколько еще шло к фронту маршевых пополнений, боевой техники, транспортов с боеприпасами, горючим и продовольствием! Причем все это двигалось ночью, строго соблюдая маскировку, при полном молчании всех радиосредств. Не менее напряженная работа проходила и на самом фронте в эти ночи. И за всем этим надо было следить, контролировать и направлять. Поэтому Иван Данилович смог уделить брату всего несколько минут.
8
Во второй половине мая генерал Черняховский ознакомил каждого командира с предстоящим наступлением армий. Командующие армиями, строго выполняя наказ командующего фронтом о сохранении тайны, трудились над разработкой проведения операции «Багратион». И когда все становилось ясным — кто и что будет выполнять, — командармы по совету Черняховского под видом строительства второй полосы обороны выводили в тыл части дивизий, а то и целиком дивизию. Там они приводились в порядок, доукомплектовывались, а после одна половина их возводила оборону, причем это делалось по-настоящему, всерьез, хотя многие командиры и воины горели желанием наступать, а не обороняться. Другая половина строила учебные поля, при этом местность подбиралась подобная той, на какой эти части будут прорывать оборону врага. На местности возводились позиции с препятствиями, минными заграждениями, дзотами, бронеколпаками и артиллерийскими позициями — именно такие, какие предстояло этим частям штурмовать.
Вот на таких-то полях и обучались взводы, роты, батальоны и танки штурму и прорыву мощной, глубоко эшелонированной вражеской обороны.
Одновременно в армиях, корпусах и дивизиях проводились командирские занятия на картах и ящиках с песком. А там, где на пути наступления были реки, добавлялся проигрыш «форсирование водной преграды».
Такой проигрыш с командирами корпусов, дивизий и с их начальниками штабов сегодня проводил командарм-5 генерал Н. И. Крылов. Вот туда-то, пораньше позавтракав, и мчались на машинах с группой офицеров штаба Черняховский и Макаров. Прибыли они на КП армии как раз к началу «артиллерийского наступления».
На площадке под тенью вековых сосен, вокруг громадного ящика с песком, где как на ладони простиралась лесисто-болотистая часть Витебщины, с ее реками, селениями и с городом Богушевском, входящими в полосу 5-й армии, разместились командарм, его штаб, командиры корпусов, их начальники штабов и командиры дивизий. Специальными значками на песке были обозначены оборона и войска противника и 5-й армии.
Оперативное построение войск резко делило фронт армии на далеко не равные части: на левом фланге, на 15-километровом фронте от Юлькова до Рублева, была растянута одна стрелковая дивизия, в то время как на одиннадцатикилометровом участке правого фланга в первом эшелоне находились четыре дивизии, усиленные танками и самоходками, большим количеством артиллерии и «катюш». А сзади них, во втором эшелоне, стояли еще две дивизии.
Это генералу Черняховскому понравилось. В таком построении он видел воплощение своего замысла: мощный удар на Богушевск, ввод здесь в прорыв конно-механизированной группы, стремительный выход на Сенно, в результате — разобщение 3-й танковой и 4-й гитлеровских армий и полный разгром противника.
— Молодец Николай Иванович! — восхищенно шептал генерал Черняховский.
Чтобы командиры корпусов, их штаб, да и штаб армии основательно проработали все сложные вопросы проведения предстоящей операции, Черняховский в течение всего проигрыша создавал сложную обстановку: то вдруг части нарывались на скрытый район противотанковой артиллерии, то вдруг их контратаковали либо с фланга, либо с тыла. И в заключение на «четвертый день наступления», когда правофланговый 72-й стрелковый корпус генерала А. И. Казарцева и конно-механизированная группа генерала Н. С. Осликовского продвинулись далеко за Сенно, в их тылу «появилось» десятитысячное войско «противника, вырвавшееся из окружения». Это заставило задуматься не только генерала Казарцева, но и самого командарма.
Проигрыш занял почти весь день. Командующий был доволен не только потому, что командование армии правильно поняло его замысел и делает все, чтобы успешно провести операцию, но еще и потому, что, впервые знакомясь здесь с командирами корпусов и дивизий, он смог оценить их ум, оперативно-тактическое мышление, командирскую хватку, способность быстро принимать решение и организовывать бой при новой ситуации. А в проигрыше их было предостаточно, они заставляли командиров корпусов и дивизий в полной мере развернуть свои способности.
Закончив проигрыш, генерал Черняховский поблагодарил командование армии за отличную организацию и глубокое проведение занятий и в заключение, обращаясь ко всем, сказал:
— В общем занятиями я доволен. Они показали, что вы можете успешно выполнить задачи по разгрому врага и освобождению многострадальной Белоруссии из фашистской неволи. А ситуации, которые я тут вводил, — это не выдумка досужего ума командующего фронтом, а вероятная действительность. К ним надо отнестись серьезно и теперь же отрабатывать против них такие контрмеры, которые полностью обеспечивали бы выполнение задач по разгрому врага. Желаю вам успеха в подготовке войск к решающему наступлению. При всем этом требую соблюдать строжайшую тайну и маскировку.
Распрощавшись с каждым, он шагнул в тень березы и там устало опустился на табуретку.
— Ну что, Иван Данилович, все? Поехали домой? — спросил Макаров.
— Домой? Никак нельзя. Еще в полк, к солдатам. Посмотрим, как они готовятся штурмовать вражескую оборону. Заодно проверим на месте, во всех ли ротах есть партийные группы.
— Да вы на себя не похожи!
— Ничего. Это от жары. Боевой дух солдат сразу усталость снимет. Поехали.
Генералу Макарову ничего не оставалось как согласиться.
— Мы хотели бы проехать в тот полк, — командующий обратился к генералу Крылову, — который уже отрабатывает прорыв обороны противника.
Командарм задумался.
— Пожалуй, лучше всего побывать на Суходровке, у Зубаки.
— Как дорога? — поинтересовался Черняховский.
— А вы не беспокойтесь. Я вас проведу короткой дорогой.
— Спасибо, Николай Иванович. Только прошу вас никого не предупреждать о нашей поездке. Сами знаете, комкор, комдив, их замполиты раньше нас там появятся. Тогда будет не истинное занятие, а демонстрация для начальства. А мне хочется посмотреть солдат и командиров взводов и рот, как они сами, без подсказки, выполняют свою задачу, не видя нас, — с солдатским рвением и с полной отдачей сил…
Черняховский решил даже не брать офицеров штаба фронта и оставил их в Чернышах.
— Разрешите мне ехать с вами за «штурмана», — предложил генерал Крылов.
— Пожалуйста.
Дорога оказалась короткой. Миновав пыльный проселок, машина вошла в лес и, похрустывая придавленным валежником, мягко побежала среди мачтовых сосен, которые чем дальше, тем больше редели, между ними все чаще и чаще попадались пестрые стволы берез, плотно прикрывавшие своими кронами недавно пробитую дорогу. Таинственная их тень и узкие косые полоски пробивавшихся солнечных лучей создавали впечатление сказочного леса. Но нет, это был не сказочный, а фронтовой лес, переживший все ужасы войны: кругом воронки, израненные деревья. И этот лес, встретив их буйной зеленью и звонким пением птиц, жил тоже своей боевой жизнью: то справа, то слева доносились разные звуки — рокот моторов, стук топоров, голоса команд, здесь обосновывались только что вышедшие в резерв полки.
Свернув вправо по узкой дорожке, «газик» уперся в березовую жердину — «шлагбаум», из-за которого вооруженный солдат поднял руку и прокричал: «Стой!» На его окрик из шалаша выскочил, в годах, при буденновских усах, старший сержант, с орденом Красного Знамени на груди. Узнав вышедшего из машины командарма, скомандовал постовому: «Смирно!»— и по всем правилам устава подошел к нему с намерением доложить. Увидев вылезавшего из «газика» человека в погонах генерал-полковника, еще раз одернул гимнастерку, поправил ремень, фуражку и четко представился Черняховскому.
В густом ольшанике оставили машины. Николай Иванович повел всех в ту сторону, откуда доносились команды.
Майор, увидев группу генералов, доложил, что его батальон проводит занятия по внезапному захвату плацдарма на берегу противника. Здесь тренируется 4-я рота.
— Вот мы и приехали посмотреть, как вы будете ночью форсировать реку и захватывать плацдарм, — сказал генерал Черняховский.