Лида посмотрела на Вадима веселыми глазами.
— Боитесь? Конечно, приятного мало, если тобой руководит не человек, а ледышка. Но в институте говорят, что Курбатов не из тех. Простая, добрая душа. Работать с ним интересно, — она сморщила нос и вздохнула: — Жалко, что мне не придется.
— Не отчаивайтесь, Лидочка. Мы с Тимкой постараемся убедить его. Пошлет вам вызов, вот увидите, — говорил Вадим, все более воодушевляясь. — Ведь вы же технолог?
— А Курбатов создатель этой технологии. Сам разберется. — Лида задумчиво потерла лоб. — Правда, я вывела кое-какую формулу. Быстро определяется процентное отношение… Ну что ж, осенью узнает, когда будет опубликована моя статья.
Весь этот разговор был неприятен Бабкину, причем он сам не понимал почему. «Что тут особенного? — успокаивал себя Тимофей. — Разговор как разговор. Секретная тема? Ничего похожего. Лидия Николаевна пишет об этом статьи. Но, может быть, Курбатов занимается секретной темой? Тоже нет. Иначе при выдаче командировок предупредили бы. Совсем другая ответственность».
Единственно, что смущало Бабкина, это поведение уже примелькавшегося ему любопытного посетителя. Он так подробно изучал мозаичный столик, что за время беседы Димки и Лидии Николаевны успел бы пересчитать все кусочки древесных пород, из которых была составлена узорчатая крышка. Бабкин заметил, что незнакомец с напряжением прислушивается к каждому Димкиному слову, к каждому замечанию Лидии Николаевны. Вполне понятно, когда Димка разглагольствовал и демонстрировал фотореле, его окружали ребята, им все это в диковинку. Но что нового может узнать из его слов этот пожилой человек? Вид у него абсолютно интеллигентный, и, надо полагать, не впервые он слышит о статьях, публикуемых в научных журналах. Может быть, тема заинтересовала! Но Лидия Николаевна ее не называла и не рассказывала ничего существенного, что бы могло привлечь внимание специалиста. А если он и в самом деле специалист, то, вероятно, знает не меньше аспирантки. Правда, Димка утверждает, что она талантлива, «как бес», но ведь опыта нет. Поработала бы в лаборатории годика три, как он, Бабкин, или тот же Димка, тогда бы и разговор другой. А пока ничего особенного.
Выйдя на улицу возле метро, Димка долго не отпускал Лиду, а когда она ушла, то, по своему обыкновению, начал восторгаться ее достоинствами.
Бабкин сурово перебил его.
— Болтлива не в меру.
Вадим от неожиданности замедлил шаг.
— Постой, о ком ты говоришь? — удивился он, зная, что из Лиды приходилось с трудом вытягивать слова. Даже сегодня, когда они так долго не виделись, она больше слушала, чем рассказывала о себе, хотя Вадима это всегда интересовало.
— Ну, знаешь ли, — развел он руками, — на сей раз тебя подвела наблюдательность.
— Это ты ничего не видишь. Закрыл глаза, как соловей, и заливаешься. — Тимофей оглянулся и, убедившись, что поблизости никого не было, добавил: — Один тип все время прислушивался к вашим секретам.
Багрецов сморщился, как бы оказавшись в полосе яркого света.
— Ерунду говоришь. Какие там секреты!
— Не знаю. Во всяком случае, можно бы обойтись без фамилий. Ты сдуру спросил насчет связи химии, с электротехникой, а она отослала тебя к Курбатову да еще прибавила, что он создатель какой-то технологии. Адреса только недоставало.
Обмахиваясь шляпой, Вадим заметил небрежно:
— Кому нужно, узнает в институте.
— Вот именно — кому нужно. — Бабкин резко сдвинул кепку на глаза и отвернулся.
Багрецов пожал плечами. Обычная Тимкина мнительность. Конечно, надо быть осторожным, но нельзя же поминутно оглядываться, если нет к этому достаточных оснований.
За последнее время Тимофей стал ужасно нудным. Слова громкого не скажи, не смейся, не маши руками. Люди, мол, оборачиваются. Ну и пусть. У человека хорошее настроение, на него и глядеть радостно.
На тротуарах сверкали лужицы, слепили глаза, как осколки солнца. Осколки? Попробуй скажи Тимофею, что хорошо бы отколупнуть такой кусочек от солнышка, достать хоть бы маленький его осколочек, чтобы узнать, чем оно живет и дышит? Какими глазами посмотрел бы на тебя Тимофей?
Но фантазия уже заработала. В самом деле, вдруг бы на Земле оказался солнечный осколок? Нет, не с поверхности Солнца, а из ядра — плотное, загадочное вещество, в котором происходят сложные, пока еще неизвестные человеку атомные реакции. К такому осколку не подойдешь. А нельзя ли человеческими руками сделать кусок солнца? Все составные его части на Земле есть, температуру в миллионы градусов люди тоже могут получить, скажем, при атомном взрыве. За чем же дело стало?
— Пустая затея, — категорически отрубил Бабкин, когда Вадим начал выкладывать ему идею маленького солнца. — От настоящего хлопот не оберешься. До сих пор приручить не можем.
Багрецов подавил вздох. Так вот всегда. Чуть повыше взлетишь, а он тебя вниз за штаны тянет. И как только такие люди на свете живут?
Глава 2
ОЗЕРО В ПУСТЫНЕ
Командировку в Среднюю Азию Бабкин воспринимал спокойно — дело привычное, а Вадим места себе не находил, нервничал и ждал чего-то необыкновенного.
Большой романтик, страстный любитель Маяковского, — его он знал всего наизусть, — Вадим и сам грешил стихами, но, к счастью для себя и окружающих, понимал, насколько они несовершенны.
Когда ехали в автобусе на аэродром, шел дождь. Вадим по какой-то причине поссорился с Бабкиным и написал следующие вирши:
Дождь идет, бегут пузыри по лужам,
Дуется Бабкин, глядя на них,
Хоть понимает, что дуться не нужно
Ни на себя, ни на других.
Эти попытки передать стихами интересующие Димку события Бабкин воспринимал болезненно. Баловство, неумное чудачество. У Тимофея другие заботы: Стеше не нравилось, что он много летает. Но даже при всей любви к ней нельзя было отказаться от самого быстрого средства транспорта, тем более на дальние расстояния.
Чуть ли не каждую поездку с друзьями что-нибудь случалось. Да это и понятно, — ездили они не на курорты, а в дикие, необжитые места. И теперь, отправляясь в пустынный край Узбекистана, Вадим не сомневался, что приключения неизбежны.
Бабкин подсмеивался:
— Ну как же без них? Помнишь прошлый год? Все виды транспорта испробовал. Летал, плавал, мчался по горным дорогам. Ничего не случалось, а пешком пошел — попал под велосипед…
Приключения ждали друзей. Самолет, в котором летели Бабкин и Багрецов, задержался на промежуточном аэродроме — на трассе бушевала пыльная буря, и техники попали в город лишь на другой день. Тимофей сразу же телеграфировал Стеше, что долетел благополучно, Вадим послал такую же телеграмму матери.
Но путешествие еще не закончилось. Испытательная станция Курбатова находилась в пустыне, где не было ни дорог, ни тропинок. По песку или такыру — окаменевшему глинистому грунту, — можно было проехать на автомобиле-вездеходе. Такой автомобиль высылали вчера с испытательной станции. Но Бабкин с Багрецовым опоздали, и машина ушла обратно. Как быть? Техники пошли в геологическое управление, и тут их пристроили на почтовый самолет, обслуживающий изыскательские партии. Как раз сегодня он летел в лагерь экспедиции, расположенный километрах в семидесяти от испытательной станции Курбатова.
Багрецов поежился, будто ему за воротник песку насыпали.
— А там как же? Пешком?
Ему вовсе не улыбалась эта перспектива. В пустыне он был впервые. Барханы. Пески зыбучие. Фаланги. Скорпионы. Довольно подозрительная экзотика.
Летчик рассмеялся.
— Кто же вас пустит пешком? Пустыня не место для прогулок. У Курбатова идеальный аэродром, садиться одно удовольствие. Доставлю прямо на место, как говорится, в целости и сохранности.
Серожелтые барханы дымились — ветер сдувал с них песок. Самолет часто подбрасывало. В эти минуты Вадим инстинктивно сжимал поручни, а Бабкин делал вид, что не замечает никакой болтанки. Старый воздушный волк.
Под крылом самолета проплывали застывшие песчаные волны, редкие заросли саксаула и гладкие, как асфальт, такыры. Были они розовато-бурыми, потрескавшимися, точно крытые цветным, рвущимся лаком, таким же, каким покрыты приборы, спрятанные в Димкином чемодане. Вспомнилось, как их красили, потом нагревали в печи, чтобы лак растрескался. Получалась красивая узорчатая поверхность с прожилками.
Иногда встречались шоры — солончаки, похожие на снежные острова в грязножелтом море. Мимо них плыли верблюды, будто старинные корабли, с изогнутыми лебедиными шеями.
Тени от барханов становились шире и чернее. Летчик недовольно поглядывал на часы. Надо приземлиться засветло. Сегодня у Курбатова его не ждут — почту доставил третьего дня.
Багрецов чувствовал, как к горлу подступает тошнота, но держался мужественно. Стиснув зубы, посмотрел вниз. Вдали виднелось искусственное озеро. Огромный блестящий квадрат золотисто-соломенного цвета, обсаженный деревьями. Озеро выглядело зеркалом в темнозеленой раме. На одной его стороне белели три маленькие точки.
Самолет пошел на снижение. Точки постепенно росли, пока не превратились в дома под черепичными крышами. Место Вадиму понравилось. Зелень, озеро — что еще нужно! Настоящий оазис в пустыне.
— Покупаемся? — прокричал он на ухо Тимофею.
Но тот не ответил, подозрительно оглядывая местность. Он не видел никакого аэродрома. Больше того — посадка казалась невозможной. Кругом высокие барханы, котловины, и всюду песок, песок. Приземлившись, самолет неизбежно скапотирует — ведь колеса завязнут сразу же! Самолет явно шел на посадку. Все быстрее и быстрее бежали под крылом гребни барханов, промелькнули верблюжья тропа, чахлый кустарник…
Крутой поворот, падение на крыло. Похоже на то, что самолет спускается прямо на воду. Вадим невольно посмотрел на бегущую тень — нет ли у самолета поплавков, хотя точно знал, что нет.
Самолет перемахнул над крышей здания, над деревьями, и вот уже его тень скользит по воде.