− Гефест, протяни мне, пожалуйста, руку.
− Правую или левую, профессор? – мальчик вопросительно посмотрел на Шаровского, но голос его был ровный, словно безжизненный. Профессор смешался и по началу не понял вопроса, но опомнившись, попросил мальчика протянуть левую.
Гефест без колебаний протянул левую руку вперёд, так, что она почти касалась халата профессора. Шаровский своей дрожащей, потной от волнения рукой взял маленькую сухую ладошку мальчика и не глядя на него стал вонзать ему в руку канцелярский нож. На темный бетонный пол закапала кровь, но Гефест, даже не моргнув, продолжал смотреть профессору в лицо холодными глазами.
Проделав небольшой надрез на ладони мальчика, профессор вынул нож из плоти и провел по нему краем белоснежного халата, вытирая остатки крови. Гефест же, не глядя на порез, опустил руку, с которой продолжала медленно стекать кровь.
− Обратись к медсестре, она забинтует тебе руку, − мальчик кивнул и двинулся к стене, противоположной двери, ведущей в лабораторию, в которой было маленькое окошко. Он постучал в него и дверь, находящаяся рядом, тихо отворилась, Гефест скрылся за ней.
− Поразительно, профессор, неужели он совсем ничего не почувствовал? – Гордиенко с открытым ртом смотрел в ту сторону, куда скрылся мальчик. − Он ведь даже не шелохнулся, даже мускул на руке не дрогнул!
− Все образцы не чувствуют боли, совершенно, − профессор не стал ходить вокруг да около, решив закончить всё побыстрее. − Будь-то боль зубная или из-за пореза или перелома, − им совершенно всё равно. Полное отсутствие болевых ощущений.
− Ха, изумительно! – директор неожиданно взмахнул рукой, закидывая её за голову, взъерошивая густые темные волосы. − Это ведь даже лучше, чем мы предполагали! Они идеально подходят!
Профессор недоумевающе посмотрел на Гордиенко, но тот словно не замечая его, двинулся к неподвижно сидящим арцефам, которые всё это время молча и отрешенно наблюдали за происходящим.
− Вам будет предоставлен прекрасный шанс послужить на благо нашей любимой родины. Это честь не только для вас, ребята, но и для любого настоящего человека, так что вы сможете гордиться собой, когда дело будет закончено. Этот молодой человек, Александр Зайцев, − он указал рукой на своего худощавого сопровождающего, тот легко кивнул головой в качестве приветствия, − из Военного министерства, которому требуются такие как вы: бесстрашные и талантливые детишки, которые смогут помочь отстоять наши интересы на мировой арене.
− Постойте, директор, о чём вы говорите? При чём тут военные и министры? Разве распределением арцефов не занимается только Правительство? Объясните мне, что здесь происходит?
− Не волнуйтесь так, профессор. Правительство поручило распределение этой партии Военному министерству. Я, в свою очередь, увидев, что образцы соответствуют всем нашим ожиданиям, спешу вас обрадовать, − директор улыбался как ребенок, каждое своё слово, сопровождая резкими взмахами рук и постоянным повышением голоса. − Эти ребятки станут нашим ключом к новой жизни, к лучшей жизни. Я вас поздравляю, профессор, − господин Гордиенко энергично потряс обмякшую руку профессора. − Вы так долго и усердно работали, чтобы прийти к этой счастливой для всех нас минуте.
− Но… − профессор пытался как-то сопротивляться подавляющей силе директора, но резкая боль в голове лишила его сил, да и Гордиенко не принимал во внимание жалких попыток Шаровского, продолжая держать его руку и с горящими глазами рассказывать о преимуществах такого решения Правительства.
− Вы только представьте, мой дорогой друг, как изменится будущее нашего предприятия! К лучшему, несомненно, к лучшему. Вы уже немолоды, но успели застать тот момент, когда ваше имя загремит во всех городах и останется в веках, о, не сомневайтесь, непременно останется! Такой прорыв! – громкий хохот директора пронёсся по всей комнате.
− Но…
− Да, я понимаю, ваше имя и сейчас знает каждый, даже если он никогда и не встречался с вашими творениями. Но я говорю о совсем другом уровне! Наше предприятие повысит своё влияние в политических кругах… − еле слышное, но настойчивое покашливание Александра Зайцева из Военного министерства заставило директора на мгновение прервать поток своих хвалебных слов в сторону профессора. В глазах Гордиенко промелькнуло что-то едва уловимое, так что Шаровского сразу и не разобрал, что это было. Да и вообще мало понимал, что вокруг него происходит, боль становилась нестерпимой, в ушах звенело, дышать становилось довольно сложно.
− Но что это я, всё болтаю и болтаю. У вас наверняка масса неотложных дел, так что не буду задерживать. Через месяц эта партия должна быть готова. Я имею в виду всю необходимую документацию и финальные тесты. За ними прибудет человек из Военного министерства. Верно, Александр? – тот ему ничего не ответил, даже не посмотрел в сторону директора, внимательно разглядывая арцефов.
− Месяц? – профессор Шаровский наконец-то обрёл голос. − Но это совершенно невозможно! Мы не успеем сократить годовую работу и уложиться в месяц!
− Не волнуйтесь профессор, у вас всё получится, с такой-то прекрасной командой. Кстати, в качестве дополнительной мотивации, сообщаю: если всё сложится удачно, то все повышенные затраты вам простятся, а на новую партию выделят все необходимые средства. Ну, разве не здорово?
− Да, но…
− Никаких «но», профессор. Даю вам шанс исправить прошлые ошибки, − директор Гордиенко стремительно двинулся к выходу. Александр Зайцев в последний раз окинул взглядом арцефов и последовал примеру директора. Шаровский, полностью разбитый и потерянный, совершенно не понимал ничего, чувствуя лишь, как к горлу подступает тошнота.
− Кстати, профессор, − директор остановился в дверях, чуть не сбив с ног Александра, но тот удачно отскочил в сторону. − Взяли бы вы отпуск за счёт предприятия, а то что-то бледноватый у вас вид. Что думаете об искусственном небе «Райского оазиса»?
Шаровский, обернувшись к Гордиенко, успел запомнить только ехидную ухмылку директора, перед тем как в груди профессора что-то резко оборвалось, и он погрузился в темноту.