Только я вошёл в свою келью и скинул сапоги прямо у порога (пылища от них столбом, хоть топор вешай), как услышал громкий, почти поросячий визг. Один из моих кирзачей, похоже, со всего маху угодил во что-то невидимое, лежащее прямо на полу. И тут же раздалось недовольное кряхтение.
Фома!
— Да поаккуратнее ты швыряйся вещами, ёпрст! Не видишь, что ли, люди тут невидимые пьяные спят… Тьфу, работают!
— Чего тебе, Фома? — зевнул я так, что челюсть свело, и плюхнулся на свою жестковатую койку, которая скрипнула, как несмазанная телега. — Опять фокусы? Может, стоило бы и посильнее встревожиться из-за его невидимого присутствия в моей, так сказать, спальне, но я так вымотался после поездки и всех гуляний, что сил на удивление уже просто не оставалось. Да и что я, невидимок не видел? После некоторых совещаний в «Эоле» хотелось иногда самому также испариться.
— Я тут, между прочим, не один час спину гнул, чтобы добыть важнецкую информацию, — пробубнил колдун, всё ещё оставаясь невидимым, голос его, казалось, доносился откуда-то из угла, где паук уже начал плести свою вечернюю паутину. — Неужто тебе, Владыка, совсем не любопытно, каких я успехов на этом поприще достиг? А? Я тут, можно сказать, целую шпионскую операцию провёл!
Я только тяжело вздохнул. Ну вот опять! Похоже, со сном придётся повременить. Эх, доля моя такая, начальственная, ни минуты покоя, даже ночью. Прямо как в старые добрые девяностые, когда бизнес только начинал.
Глава 24
— Ну, выкладывай, что там у тебя за инсайды? Не томи, а то я сейчас реально отрублюсь. Ты тоже нашёл, блин, время для доклада. Ни минуты покоя.
При этих словах колдун наконец-то соизволил материализоваться, только вот выглядел он… скажем так, совсем не как обычно. Передо мной стоял сгорбленный высохший старик с пергаментной морщинистой кожей, а длиннющая седая борода свисала чуть ли не до колен. Ну чисто Гэндальф из пенсионного фонда на минималках, только посоха и парочки хоббитов не хватало для полного комплекта.
Да и запах от него шёл какой-то затхлый, будто он эту бороду лет сто не мыл.
— Ну как тебе моя маскировочка? — спросил он каким-то дребезжащим слабым голосом, будто с трудом выдавливал из себя каждое слово, словно старый патефон. — Вжился в роль, а?
— Больше скажу, по-моему, ты малость переборщил со спецэффектами, — хмыкнул я. — Слишком уж театрально, тебе не кажется? И на кой ляд вообще эта маскировка, если ты и так можешь стать невидимкой, а? Экономия маны или чисто для куража?
— Ну, мил человек, — проскрипел Фома, картинно покачиваясь, — люди, знаешь ли, не имеют такой дурной привычки выбалтывать все свои секреты вслух, когда они одни в комнате, прикинь? Даже самые тупые. А вот… — тут он извлёк откуда-то из складок своей ветхой хламиды небольшой потрёпанный свиток бумаги, который, кажется, тоже пах пылью и чем-то кислым, может, прокисшим пивом, — … а вот старому доброму человеку, заезжему путешественнику, они, оказывается, очень даже рады выложить всё как на духу!
— Особенно ровеснику?
— Ну да, его они просто обожают, вместе с его длиннющими, путаными байками и рассказами о дальних странах!
Я взял свиток и развернул его.
На грубой, шершавой на ощупь бумаге кривоватыми буквами были выведены пять имён, и под каждым краткая, но ёмкая характеристика. Ну, типа оперативная сводка или досье из отдела кадров.
— Честно говоря, — продолжил Гендальф, то есть Фома, — насколько я смог разузнать, большинство из них сидят в старейшинах просто потому, что испокон веков так велось. Ну, традиция у них такая, понимаешь, геронтократия в чистом виде. Никто из них особо не шарит в вопросах государственного управления, да и вообще в таких делах не Копенгаген. Вон взять, к примеру, этого… Фадея. Ему просто нравится быть при власти, потому что это означает, что он время от времени может посещать собрания, чтобы языком почесать, а то ему, видите ли, и заняться-то больше нечем. Чисто потусоваться ходит, старый хрыч, чтобы дома не сидеть.
— Тщеславие и чувство собственной важности. Ну, с этим-то разобраться — раз плюнуть, — хмыкнул я, уже прикидывая в уме насчёт должности дегустатора вин, которая должна вот-вот открыться с постройкой Винодельни.
Должность, конечно, престижная, непыльная, но и физического труда особо не требует. Как раз для такого вот «общественника» на пенсии. Каждому своё, главное, правильно выстроить мотивацию.
— А ещё есть баба Авдотья, — продолжал колдун, входя в раж рассказчика — Эта ярая традиционалистка. До смерти боится, как бы новые законы, не дай боги, не привели к экономическому коллапсу для её многочисленных деточек и внучатых племянников. Ну, знаешь, как у нас говорят, «лишь бы не стало хуже», «стабильность — наше всё». Эти пятеро, короче, вообще лёгкая добыча, их можно уболтать простейшими способами, как два пальца об асфальт. Главное — правильный маркетинговый подход.
— В совете, если я не ошибаюсь, семеро, — уточнил я, пробегая глазами по списку. — И мы знаем, что Ольга сделает так, как я скажу. Эта уже, считай, в нашем активе, лояльность обеспечена. Остаётся только Старуха Агата. Что там с ней за расклад? Какие у неё скелеты в шкафу?
Фома на это только тяжело вздохнул, так, что пыль с его фальшивой бороды слетела мелким облачком.
— Старуха Агата… Эта, брат, властолюбива до мозга костей. Прям рвётся к корыту, как свинья к помоям. Остальные старейшины впахивают из чувства долга и по вековой традиции, ну, типа считают, что это их работа, их крест, который надо нести. Ты уже немало сделал, чтобы их, так сказать, моральный дух поднять и лояльность повысить, так что с ними договориться будет несложно, как детей обмануть.
— Да, народ у нас в целом понимающий. А она?
— А вот этой бабке сама власть в кайф. Тащится от неё, как наркоман от дозы. Ведёт подробнейшие конспекты всех заседаний, чуть ли не стенографирует, а когда никого нет рядом, величает себя не иначе как «главой совета старейшин». Карьеристка, блин. Императрица в лаптях. Ты вообще знал, что она заставила старейшин поставить в Таверне специальный стул, персональный, с её выгравированным именем на спинке? Прикинь, именное кресло, как у какого-нибудь герцога! Вот настолько она всех запугала.
— Авторитет.
— Да. Кресло символизирует статус, уважение среди остальных!
— О да, с её, так сказать, эго я уже успел познакомиться, — хмыкнул я, откидываясь на спинку скрипучего стула. — Та ещё штучка, эта наша старуха Агата, прямо как некоторые акционеры у меня в ЗАО «Эол». Бывало, слова умного не скажут, зато гонору на пятерых.
Фома кивнул.
— Да, в двух словах она такая.
— Такая. Но ты что, совсем ничего на неё не смог нарыть? — я аж бровь вопросительно приподнял, разглядывая прохиндея-Фому. — Ну, там… я не знаю… Никаких тайных сходок с целью моего, так сказать, свержения? Никаких хитроумных планов по продаже ценной информации каким-нибудь заезжим Торговцам или, чем чёрт не шутит, вражеским Избранникам? Ну хоть что-нибудь, а? Какая-нибудь завалящая интрижка, чтобы было за что зацепиться? А то скучно даже.
Фома на это только бровь скептически так изогнул, будто я его попросил достать луну с неба.
— Да не-а, Владыка.
— А она, вся такая властолюбивая, не собирается меня свергнуть? Заговор? Это, знаешь ли, тоже можно использовать как ключик и подход.
— Нет. С ней вообще глухо, как в танке. Она, по ходу, большую часть времени просто сидит в своей избушке и вяжет. Ну там носки шерстяные, шарфики какие-нибудь узорчатые, хрен её знает, что ещё этим бабкам в голову взбредёт. Реально просто сидит и спицами своими тык-тык-тык, как дятел. Прям пастораль, а не рассадник оппозиции. Но, блин, раз в месяц, когда наступает время этого… совета старейшин, или как его там, она тут как тут.
— Да, Фома, это я тоже заметил, что она прям преображается, стерва старая, будто её кипятком ошпарили, и готова рвать и метать, отстаивая свои древние устои. А если точнее, своё тёплое местечко в структуре власти.
— Честно говоря, Владыка, — он понизил голос до заговорщицкого шёпота, наклонившись ко мне так, что я почувствовал лёгкий запах вчерашнего перегара, — ты её хрен сдвинешь с её позиции без каких-нибудь, ну, скажем так, не самых аппетитных методов. Понимаешь, о чём я? Тут нужны особые… инструменты.
С этими словами он, как заправский фокусник с Арбата, извлёк откуда-то из многочисленных и, судя по всему, не очень чистых складок своей замызганной красной мантии небольшой такой браслетик. Тоненький, кожаный, на котором болтались маленькие серебряные квадратики, а может, просто посеребрённые, все сплошь испещрённые какими-то мудрёными рунами или магическими закорючками. Выглядело… интригующе, но и стрёмно одновременно.
От этой побрякушки веяло чем-то таким… неправильным.
— Вот это, — он помахал хреновиной у меня перед носом, отчего квадратики тихонько звякнули, — в узких кругах называется браслет внушения. Ну, то есть технически-то его название гораздо длиннее и заумнее, там типа «артефакт ментального подчинения третьего порядка с элементами краткосрочной суггестии» и прочая подобная лабуда, от которой язык сломаешь, но суть ты уловил, да? Короче, для деликатной промывки мозгов штука. Весьма эффективная, если правильно использовать.
Я вздохнул.
— Ну, рассказывай, колдун, раз уж достал.
— Да что рассказывать-то? Схема, как говорится, простая, как три копейки, ну или как схема отката в каком-нибудь госзаказе. Ты даришь бабке эту цацку типа от чистого сердца в знак уважения к её… э-э-э… сединам.
— Допустим. И что дальше?
— Как только она её нацепит на свою морщинистую лапу, ты ей просто без всяких там долгих прелюдий и экивоков говоришь, мол, «голосуй так-то и так-то». И всё, она так и сделает, как миленькая, даже не пикнет.
— Ментальное воздействие?
— Слова-то какие умные! Ну да. Однако, — тут он многозначительно поднял вверх свой грязный палец, — твой приказ должен прозвучать самым первым после того, как она эту штуку наденет. Прям вот сразу, пока магия свеженькая. Понял, Владыка? Никакой самодеятельности или невнятных формулировок.