ребования, но и ожидания отца, деда, дяди, брата побуждают чеченца к тем или иным действиям. И он не может отказать людям, чье мнение для него так много значит. Даже если на карту ставится собственная жизнь.
— Ты остановишь войну?
Мужчина прямо задает вопрос и ждет прямого ответа. Не объяснений, не лукавых мудрствовании, а простого «да» или «нет». Дядя Иса заменил Магомету отца. Вся оценка Магометовой жизни зависела от дяди Исы. Холодными светлыми глазами сейчас смотрел на десятилетнего мальчика весь род Тепкоевых и тесно переплетающиеся с ним другие роды тейпа. Они ждали ответа, который определит общественную оценку этого человека. Можно на него положиться или нет? Достоин он уважения или нет? Имеет ли он право сидеть на отполированном задами нескольких поколений почетном бревне годекана?
— Ты остановишь войну?
Лавирование, хитрости и отговорки здесь исключены. Только прямой, ясный и понятный ответ.
— Да, — Магомет кивнул головой.
Уверенно петляя по территории Кремля, черная «Чайка» в конце концов подкатила к зданию бывшего Сената. Здесь, за толстыми желтыми стенами, под величественным куполом, украшенным государственным флагом, заседали все высшие руководители страны: от Ленина до Горбачева. Автомобиль мягко затормозил у строгих мраморных ступеней, ведущих к толстой, украшенной рельефной резьбой дубовой двери.
— Прибыли! — объявил старший из четверки сопровождения и первым направился к двери, которая сама распахнулась при его приближении. За порогом дежурили два человека в штатских костюмах, оттопыривающиеся полы которых явно скрывали малогабаритные автоматы. Пахнуло музейной чистотой и свежестью. Синие стены, синий ковролин на мраморном, будто подернутом изморозью полу. И ни одной души, словно музей был закрыт.
По ковровой дорожке Верлинов последовал за обладателем массивных надбровных дуг и свинцового взгляда, который теперь демонстрировал широкие плечи, мощный торс и коротковатые ноги. Стандартный коридор правительственного учреждения высокого ранга уперся в дверь без таблички. Сопровождающий коротко постучал и отошел в сторону. Входя в кабинет, Верлинов ощутил заметное волнение. Он не представлял, кого увидит за дверью, но понимал, что встреча будет во многом, если не во всем, определять его судьбу.
— С возвращением! — грузноватый простолицый человек с заметной лысиной, прикрытой довольно редкими волосами, поднялся навстречу, обошел стол и на удивление крепко пожал генералу руку.
— Генерал-майор Коржов, начальник Службы безопасности Президента России, — веско представился он, не сомневаясь, что и фамилия и должность вошедшему хорошо известны.
На самом деле это было не так. Верлинов слышал пару раз имя Коржова, но вследствие чрезвычайно узких задач, решаемых СБП, этот человек не вызывал интереса и не привлекал ничьего внимания. А теперь оказалось, что за последний год возглавляемая им служба резко набрала силу и стремительно вырвалась не только на внутриполитическую, но и международную арену! И совершенно понятно, в каком инкубаторе она дозрела…
— Сразу к делу, — резким движением Коржов снял трубку с солидного аппарата без номеронабирателя и довольно долго ждал, чуть заметно покусывая губу. Он явно не вписывался в окружающий дворцовый интерьер. Инкрустированные белым камнем стены, штучная мебель из благородного дерева, хрустальные люстры — все это явно требовало другого хозяина.
— Можно к вам зайти? — наконец спросил он и кивнул головой:
— Да, доставили!
Верлинова покоробило. Что ж, хорошие манеры невозможно приобрести ускоренным инкубаторским курсом, да и привычка гладить костюмы и подбирать галстуки к сорочкам не успевает выработаться у интеллигентов в первом поколении. Сам он испытывал острый дискомфорт от того, что его собственная одежда не в порядке, и, хотя на то имелись веские причины, считал, что неряшливость не имеет оправданий.
— Пойдемте, нас ждут.
Было непонятно — пытается ли он сгладить допущенную бестактность или вовсе не подозревает о том, что она допущена.
По мраморной, застеленной ковром лестнице они поднялись на второй этаж, оформленный в строгих красных тонах, и, миновав три кольца охраны, подошли к белой двустворчатой двери с бронзовой табличкой «Президент Российской Федерации». Через минуту Верлинов впервые «живьем» увидел человека, изображение которого прочно обосновалось на плакатах, страницах журналов и газет, экранах телевизоров.
Он несколько отличался от своего привычного образа, как черно-белый снимок на отечественной фотобумаге отличается от цветной кодаковской фотографии. В глубоком кожаном кресле, между президентским штандартом и российским флагом, за пустым, не считая письменного прибора из малахита и нескольких бумаг, столом сидел усталый немолодой человек без пиджака и галстука, в довольно мятой сорочке с расстегнутым воротом. Рукава были поддернуты к локтям, открывая еще сильные руки, поросшие седыми волосами.
Верлинов впился взглядом в левую руку, придерживающую какой-то журнал. В правой был зажат большой, тонко очиненный карандаш. Президент разгадывал кроссворд.
— Ну что, прибыл, значит… — знакомым «телевизионным» голосом прогудел хозяин кабинета. — Мы, понимаешь, этому поспособствовали! Вот он за тебя все просил…
Изуродованная рука указала на Коржова.
— Мне пришлось даже звонить ихнему президенту! Как его… Стефа-но-пулосу!
Выговорив сложную фамилию, человек в расстегнутой сорочке довольно улыбнулся. Потом что-то вспомнил и улыбнулся еще шире.
— И я же тебя помиловал! — Президент поднял лист плотной бумаги с размашистой подписью и большой печатью. — А то бы расстреляли, понимаешь, и все!
Он сокрушенно покачал головой.
— Они там не думают… Расстрелять легко… А кто работать будет?
Раздался тяжелый вздох.
— Ну ладно, раз так… Коли жив остался — иди работай. Он скажет, что делать…
Аудиенция заняла не больше пяти минут.
Обратно шли молча, ковровые дорожки гасили звуки шагов. Вернувшись в свой кабинет, Коржов хитровато улыбнулся и подмигнул.
— Ну что, настоящий?
— Похоже. Вряд ли двойнику будут пальцы рубить. А по всем признакам не подберешь…
— То-то же! Бумагу-то подделать раз плюнуть, — он протянул Указ о помиловании. — А надо, чтобы у человека никаких сомнений не оставалось. Убедительно?
Верлинов кивнул. В оперативной работе это называлось «показом». Вербует наш разведчик агента за рубежом, а тот сомневается: кто стоит за спиной у этого дяди? Действительно КГБ или иранская САВАК? Или контрразведка собственной страны проверяет тебя на преданность и устойчивость? Как тут докажешь? Справку с печатью парторганизации принесешь? Все равно не поверит. А вот если нарисуешься в условленном месте с российским послом или покажешь по советскому телевидению определенную передачу в оговоренное время — дело другое, все вопросы снимаются.
— Ну, раз убедил, давай за работу. Неотложных вопросов два…
Коржов открыл ящик стола и вытащил папку с красным оттиском «государственной важности» в правом верхнем углу. Такие документы держат только в сейфе, значит, она специально приготовлена к предстоящему разговору. Верлинов почувствовал, что владевшее им последние месяцы, а особенно часы, напряжение отпустило, он ощутил страшную усталость. И голод.
— Здесь информация о деятельности одиннадцатого отдела, — Коржов покачал папку на ладони, будто взвешивая. — Разумеется, не вся. Только противоборство с ГРУ и предложения о создании Министерства внутреннего контроля…
Состояние Верлинова не способствовало серьезному разговору. Ему надо было поесть, принять ванну и поспать часов двенадцать подряд. Но сейчас не он определял свой распорядок дня.
— Имеющиеся здесь документы убедительно демонстрируют ваш потенциал руководителя специальной службы и… политика.
Коржов внимательно и испытующе смотрел на своего гостя, словно ожидал какой-то реакции, которая поможет определить дальнейший ход беседы. Верлинов зевнул:
— Извините…
— Особенно хороша идея о формировании надведомственного контролирующего органа, — начальник СБП явно не придавал значения мелочам этикета. — В условиях повального разгула коррупции это просто необходимо. И Президент тоже так считает. Возможности одиннадцатого отдела и Главного управления охраны позволяют эффективно решить поставленную задачу. Вы будете руководить новым контрольным органом и подчиняться только мне. А я — только Президенту…
Полное лицо собеседника расплывалось, Верлинов зевнул еще раз и с силой потер за ушами.
— Я не спал двое суток…
— Это вам поможет, — Коржов протянул белую коробочку. — Одну таблетку под язык.
— Что это?
— Феномин. Приходилось слышать?
— Приходилось.
Верлинов проглотил препарат. Почти сразу черты лица начальника СБП приобрели четкие очертания, а потом как будто мокрая губка прошлась по затуманенному мозгу, стирая мутную накипь усталости.
— Что вы скажете по первому вопросу?
— Я согласен. Если, конечно, у нас не будет серьезных расхождений в стратегических вопросах.
Коржов улыбнулся.
— Не будет. Я, как и вы, сторонник радикальных мер. С той поправкой, что эти меры не должны идти во вред Президенту. Понимаете? Исключен любой вред. В том числе урон политического престижа.
— Оппоненты склонны толковать любые решительные действия как подрыв престижа…
— И тем не менее, это придется учитывать при планировании работы.
Верлинов выпрямился в мягком кресле. Он уже не хотел спать, да и голод отошел на второй план.
— У вас есть еще один вопрос?
— Да. Именно из-за него я пичкаю вас феномином, вместо того чтобы отправить спать.
Маленькие глазки остро блеснули из-под припухших век.
— Где заложен ядерный фугас? И сколько времени нужно на то, чтобы его обезвредить?
— Фугас? — машинально переспросил Верлинов. Он не обнародовал свою затею и думал, что сам разберется с ее последствиями. Но каким-то образом все вышло наружу…