Глава 4
В Берлин возвращались по земле. Наверное, цеппелин отправился выполнять особое задание фюрера, и теперь отряд бравых эсэсовцев где-нибудь во французских Альпах тайком грузил в гондолу дирижабля ящики с древними сокровищами из разграбленного монастыря. Или же в обстановке строжайшей секретности группа спецов в черных кожаных плащах, идеально начищенных сапогах и фуражках с орлами перебрасывала в укромное место деньги нацистской верхушки. Может быть, все так и было, но, скорее всего, заполненная водородом «колбаса» сейчас болталась где-нибудь на привязи у причальной мачты, а экипаж в припортовом кабаке запивал пивом кислую капусту с копчеными сосисками.
В машине было тепло. Рокот мотора и тихое сопение оберфюрера, тот отрубился сразу, как сел рядом со мной на заднее сиденье, одинаково клонили ко сну. Я ущипнул себя за руку, помассировал закрытые веки кончиками пальцев и принялся глазеть на пролетающие за окном пейзажи.
А там было на что посмотреть. Залитые лунным серебром темно-синие, серые и черные полосы лесов чередовались с белыми прослойками снега на склонах высоких гор, напоминая шкуру диковинного зверя. Звезды таинственно подмигивали и вместе с огромным диском луны время от времени стыдливо прятались за пелериной полупрозрачных облаков. Часто к дороге близко подходили высокие ели. Покрытые снегом, они казались невестами в свадебных платьях: такие же красивые и скромные, словно стесняющиеся своей красоты. Иногда на светлом фоне Млечного Пути отчетливо проглядывали черные щетки далеких сосен, они смахивали с неба звездную пыль, и та сыпалась на спящую землю легким снегопадом.
Подобные этим идиллические картинки очень способствовали мыслительному процессу. Я усиленно скрипел извилинами, размышляя, как выпутаться из сложившейся ситуации. А она, прямо скажем, радовала отнюдь не радужными перспективами. При почти полном отсутствии информации и необходимых знаний у меня практически не было шансов выполнить задание Гитлера в срок. А добыть эти знания, будь они неладны, негде. Если я раньше хоть что-то мог почерпнуть из памяти барона, то теперь она, похоже, угасла насовсем. Хорошо хоть, успел вспомнить, как Шпеера зовут, а то кончилась бы моя эпопея, так и не начавшись.
Как вариант, можно, конечно, прочитать все тетради барона, но, думаю, они не сильно помогут. Я все-таки лингвист-филолог, а не биоинженер. Общие фразы пойму, а вот с конкретикой туговато будет. Ну а даже если предположить, что все само собой образуется и я выполню поставленную задачу, как быть с пятью сотнями невинно загубленных душ? Ведь мне из пленных придется клепать оборотней на потеху Гитлеру.
А может, бросить все к чертовой матери и скрыться где-нибудь в горах, а? Не навсегда ведь я здесь застрял. Пересижу в какой-нибудь пещерке до нового перемещения, теперь уже в свое время, и все будет тип-топ. Я так обрадовался этой мысли, что всерьез начал подумывать, как бы улизнуть по приезде в Берлин из города. Правда, вскоре меня посетила другая мысль, от которой все мои мечты рассыпались в прах. Без браслета нечего и думать о возвращении домой. Судя по всему, он тот самый ключ к таинственной двери между мирами, и только с его помощью я вернусь в свое время.
Что ж, если без браслета мне ничего не светит, значит, надо его найти. По-любому придется перелистать все записи барона, может, в них отыщется упоминание о нужной мне вещи. А если в записях ничего связанного с браслетом не найдется, загляну в лабораторию, наведаюсь на фабрику Кригера и вообще посещу все места, где бывал по роду деятельности Валленштайн. Где-нибудь удача все равно мне улыбнется. Недаром ведь говорят: кто ищет, тот всегда найдет.
На этой мысли я перестал терзать измученный размышлениями мозг, сомкнул и без того слипающиеся глаза и со спокойной совестью провалился в сон.
Мне приснился удав Каа из мультика «Маугли». Он смотрел немигающим взглядом, обхватив мою руку хвостом, и громко шипел, высовывая из пасти раздвоенный язык:
– Гос-с-сподин ш-штандартенфюрер, прос-с-снитес-с-сь…
Я вздрогнул, открыл глаза. «Мерседес» тихо пофыркивал мотором. Сквозь слегка заиндевелое окно просачивалось мутное молоко лунного света. В открытую дверь задувал холодный ветерок. В полутьме салона водитель не заметил, что я уже проснулся, и снова тряхнул меня за руку.
– Господин штандартенфюрер, приехали.
Я грубо оттолкнул шофера и вылез из машины. В небе висели серебристые хлопья облаков. Бледное яблоко луны не впечатляло размерами. По сравнению с двойником в горах, спутник Земли из Берлина выглядел как-то по-затрапезному, что ли. Зато звезды сверкали таким же бриллиантовым блеском, как и там. Трамвайные рельсы блестели, как смоченная утренней росой паутина. Длинные тени от фонарных столбов косыми штрихами лежали на припорошенном снегом асфальте и казались зависшими над водой веслами.
По непонятной причине водитель остановился не на той стороне Александерплац. Я мог бы заставить его подвезти меня к особняку, но, поскольку уже выбрался из машины, решил пройтись пешком. Очень скоро я понял, что совершил ошибку. После теплого салона мороз казался особенно лютым и пробирал до костей. Наплевав на все правила и нормы, я поднял воротник шинели, сунул руки в карманы и торопливо поковылял к дому.
Как только за спиной раздался звук отъезжающего автомобиля, я прибавил ходу, а когда «мерседес», фырча двигателем, скрылся за поворотом, чуть ли не побежал к крыльцу.
Какая к черту степенность и важность, когда тело постепенно коченеет, и ты скоро будешь двигаться, как робот. Тут уж не до приличий, лишь бы скорее оказаться дома, сесть перед потрескивающим камином в уютное кресло, закутаться в шерстяной плед и маленькими глотками потягивать пряный, пышущий паром горячий грог.
Я как это вообразил, так и застонал от предвкушения. А ветер словно решил подстегнуть меня. Когда я взобрался на стылый гранит первой ступеньки, он налетел сбоку, захлопал полами шинели и так сильно толкнул, что я чуть не сверзнулся в наметенный за ночь сугроб.
Пальцы замерзли в тонких перчатках и плохо слушались. Лишь с третьей попытки мне удалось попасть ключом в замочную скважину. Наконец скрытый в недрах дубовой двери механизм громко щелкнул. Я потянул дверь на себя и, со вздохом облегчения, проскользнул в пахнущую теплом и уютом парадную особняка.
Сидя на банкетке в углу ярко освещенной прихожей, снял один сапог и взялся за другой. Холодная кожа голенища плотно обхватила черную ткань галифе и никак не хотела слезать. Тогда я крепче ухватился руками за край низкой скамейки, уперся пальцами левой ноги в каблук и резко дернул правую ногу на себя. Сапог повис черной кишкой. Я стряхнул его с себя, вдел ноги в домашнюю обувь и через считаные мгновения оказался в комнате барона.
В камине ярко полыхал огонь, хотя по всем законам физики пламя должно было погаснуть несколько часов назад. Я снял хлястик со шпенька и с легким шорохом вытащил «парабеллум» из кобуры. Держа палец на спусковом крючке, скользнул к двери, встал слева от косяка. Потянулся к отполированной до блеска сфере дверной ручки и замер, пораженный тревожной мыслью: разведчик хренов, элементарной вещи не заметил! Уходя из дома, я по привычке выключил свет. Вернулся, а он горит. Кто тут хозяйничал без меня?
Дверь с тихим скрипом отворилась, и на пороге кабинета возникло… привидение. Я заорал, резво отскочив назад. Пистолет в руке загрохотал. Комната наполнилась дымом и запахом сгоревшего пороха. В потолке над фантомом появились три маленькие дырочки. Пыль и гипсовая крошка посыпались на резко уменьшившегося в размерах призрака.
Пронзительный женский визг мгновенно привел меня в чувство. Я бросился к привидению, вернее, к Сванхильде фон Валленштайн. Жена барона вернулась домой, растопила огонь в остывшем камине и ушла на второй этаж к себе в апартаменты. Услышав мою возню в прихожей, она решила навестить супруга, а я чуть не пришил ее по глупости.
Сванхильда сидела на полу и тихо поскуливала, как побитая собачонка, придерживая рукой полы длинного халата из белого шелка. Эта хламида, тюрбан из полотенца на голове, мягкие тапочки, в которых она ходила бесшумно, словно плыла по воздуху, и косметическая маска на лице сбили меня с толку.
Я взял баронессу за локоть, обхватил за пояс и помог встать.
– Дорогая, прости, я принял тебя за грабителя, – ляпнул я первое, что пришло в голову, помогая жене барона сесть в кресло возле письменного стола. – Давно вернулась?
– Два часа назад. Приняла ванну, сделала увлажняющий компресс и уже готовилась ко сну, но тут пришел ты. Я хотела рассказать тебе о поездке и пожелать спокойной ночи… – Сванхильда всхлипнула, подняла руки к лицу, но, видно, вовремя вспомнила о густом слое сметаны и сложила их на коленях.
«Барон неплохо устроился. На дворе война идет, а его жена рожу сметаной мажет», – подумал я. Продолжая играть роль заботливого мужа, взял стоящий сбоку от камина стул с гнутыми ножками и обитой зеленоватой тканью полукруглой спинкой, перенес его ближе к столу и сел справа от «любимой жены».
– Как все прошло?
– Нормально, – ответила Сванхильда. Она уже оправилась после пережитого потрясения и теперь разглядывала ногти на правой руке. – Доктор Кригер намерен на следующей неделе завершить отладку оборудования. Он ждет тебя, Отто, у него к тебе какое-то важное дело. Я предложила передать записку со мной, но доктор сказал, что хочет поговорить с глазу на глаз.
– Вот как?! – почти искренне удивился я. Дела принимали интересный оборот. Гитлер тоже упоминал какого-то Кригера, уж не к нему ли каталась Сванхильда? Может, фюрер и ему сообщил об объединении исследовательских работ в один проект и он хочет обсудить это со мной?
– А где ты пропадал, милый? Я звонила в лабораторию, ассистент сказал, ты давно уже уехал оттуда.
– Я был в гостях у фюрера, дорогая. Он потребовал ускорить работы и назначил Шпеера куратором проекта.
В глазах Сванхильды промелькнул странный огонек. Я почувствовал легкий укол ревности: неужели у нее со Шпеером интрижка? – но быстро прогнал глупые мысли. Мне-то не все ли равно? Это пусть барон, когда я оставлю его одного, разбирается с любовниками своей жены. И вообще, может, мне все это показалось. Может, в ее глазах плясали отблески горящего в камине огня, а я тут, понимаешь, нафантазировал себе Санта-Барбару.