Основы человечности. Работа над ошибками
Глава 1. Стадии принятия
В последние годы Тимур почти не видел снов и не особо от этого страдал.
Обычно он засыпал, едва коснувшись подушки головой, а просыпался только от четвёртого по счёту будильника. И только потому, что где-то в глубине подсознания точно знал, что этот — последний.
Сначала будильников было пять — по числу стадий принятия неизбежного. Потом последний пришлось удалить, потому что собственно принятием там и не пахло.
Но каждое утро видеть на экране надпись «07:05 — Депрессия» Тимуру тоже не нравилось. Когда он поделился своей проблемой с Фёдором, тот подумал пару секунд и изрёк: «Японцы считают, что четвёрка — число смерти».
Так решающий будильник стал называться «Смерть». Потому что смерть — единственная веская причина для прогула. Особенно когда ты учитель.
Но в этот раз в пробуждении Тимура был виноват не будильник.
Не Диана (как частенько бывало).
Не соседские дети, барабанящие палками по батарее (что тоже случалось).
И даже не солнечный луч, пробившийся между плотными шторами исключительно для того, чтобы засветить кому-нибудь в глаз.
Нет, Тимур проснулся от звуков мужского голоса — и в первый момент несколько ошалел. Потому что последний раз в этой квартире чужой мужской голос звучал давно. Очень давно. И, кажется, принадлежал электрику, менявшему счётчик.
Конкретно этот голос точно не имел никакого отношения к электрику. Он звучал знакомо и приглушённо, словно говоривший изо всех сил старался не разбудить Тимура, но при этом докричаться до собеседника. В итоге разговор вёлся громким шёпотом, и тонкие стены совершенно не мешали слышать каждое слово.
А вот тяжёлое назойливое гудение в голове не просто мешало, а выхватывало из диалога здоровенные куски, оставляя Тимуру только куцые обрывки.
Сосредоточиться на смысле разговора никак не получалось, что-то важное постоянно ускользало. Тимур будто хватался руками за тонкую нитку, а она извивалась и проскальзывала между пальцами, а то и вовсе просачивалась сквозь ладонь. И вся мебель в комнате, и все предметы, и даже стены казались такими же эфемерными, как эта нить.
Эфемерный шкаф.
Эфемерный журнальный столик.
Эфемерный диван.
Эфемерная гостиная.
То есть… Стоп! Почему гостиная?!
У Тимура была нормальная кровать в спальне, зачем ему ночевать на диване в другой комнате? Если только… Если только… Что?
Нить кокетливо поманила хвостом, а затем снова вильнула и растворилась в воздухе. Тимур потёр глаза, кое-как выбрался из-под пледа и сел.
Сил на это простое действие потребовалось неожиданно много. Тело не слушалось, руки казались свинцовыми, голова — чугунной. Или наоборот? Что вообще тяжелее? Людвиг бы сказал точно, но Людвиг…
В голове что-то щёлкнуло, будто провернулась шестерня старинных часов. Красивых, огромных, как те, в Праге, на которых каждый час двигаются фигурки и скелет трясёт колокольчиком, напоминая, что никто не вечен.
Стрелки замерли на отметке «07:05 — Смерть», тревожно зазвенел колокольчик, комната медленно поплыла вокруг своей оси. Вокруг Тимура. А потом изо всех углов, изо всех щелей хлынула темнота.
Эфемерная мебель растворилась в ней быстрее, чем кусочек льда в стакане горячего кофе. Стены и пол вовсе исчезли, как будто Тимур вместо собственной квартиры оказался вдруг в открытом космосе. Кажется, только там можно увидеть такое густое небо, испещрённое огоньками звёзд.
Да, это совершенно точно был космос — холодный, пустынный, но по-своему прекрасный.
Тимур задыхался в этой чуждой красоте и с каждым тяжёлым, натужным вдохом всё явственнее чувствовал, как в груди разверзается огромная, голодная чёрная дыра.
А от ног его расстилался млечный путь — и звал, звал вперёд, в межзвёздную даль, к огромному золотому пятну. Пятно рябило, искрило и манило протуберанцами. Пятно казалось тёплым и живым. Как солнце.
«Хьюстон, у нас проблемы», — подумал Тимур.
И ещё подумал: «Лучше сгореть, чем замёрзнуть».
И осторожно двинулся вперёд.
Поначалу ноги тонули в темноте и в скрывающейся под ней пустоте, но с каждым шагом мир становился всё устойчивее, а голос, доносящийся из недр золотого пятна, — всё чётче.
И Тимур шёл на голос, тянулся к нему и думал только об одном: хватит ли этого тепла и света, чтобы хоть ненадолго заткнуть дыру внутри? Или эта ненасытная тварь окажется сильнее и поглотит всё вокруг? Или, может быть, лучше не рисковать и, пока не поздно, уничтожить её самому — вместе с собой? Наверняка это не так сложно и уж точно не так больно, как носить её всю жизнь, и…
Додумать мысль у Тимура не получилось, потому что он уткнулся в стену.
Стена на ощупь оказалась совершенно обычной, не космической — шершавой, крашеной и прохладной. Пятно света тоже втянуло протуберанцы и из расплывчатого превратилось в прямоугольное.
А голос вдруг зазвучал совсем рядом, буквально рукой подать.
— Нет, он не может подойти к телефону, он спит! — прорычал этот голос. — Нет, и на работу он тоже не придёт… А я сказал — не придёт! …Да откуда я знаю, когда сможет? Говорю же, болеет он, отстаньте от человека. — Голос постепенно обретал плоть, а мир вокруг — цвета и формы. Запахи. Объём. Словно реальность постепенно проступала из небытия, проявлялась, как картинка на полароидном снимке. — Кем хотите, тем и заменяйте, мне какая разница?.. Кто-кто, друг. Дура!
Последнее слово Людвиг бросил уже в сторону, а не в телефон. Запихал трубку в карман и встревоженно уставился на Тимура:
— Разбудил?
— Нет, я… Я…
— Ты.
— Я, — прохрипел Тимур.
Они стояли на кухне. Вернее, Людвиг стоял, а Тимур… ну… находился. Занимал некое положение в пространстве, привалившись к дверному косяку и раздумывая, сможет ли он пробыть в этой позе ещё немного или пора смириться с неизбежным и сползти на пол.
Голова всё ещё ощущалась как сплав свинца с чугуном.
Ноги готовы были вот-вот подломиться.
Положение спас Людвиг.
Как всегда.
Видимо, его привычка спасать окружающих с годами никуда не делась.
Впрочем, это ведь у Тимура прошли годы, а у Людвига — едва ли месяц. В сплав свинца с чугуном эта мысль никак не хотела укладываться, и её приходилось заталкивать силой.
— Пошли! — сказал вечный спасатель, закинув руку Тимура себе на плечо. — Ну давай, шевелись хоть как-то, а то я всё ещё не в том состоянии, чтобы таскать тебя с места на место.
— А… ты сам-то как?
— Лучше, чем было. — Фраза звучала как отмазка. Да, судя по всему, ей и являлась. «Лучше, чем было» — это ведь далеко не то же самое, что «хорошо».
— Я же заклинание совсем вычистил, до конца, я проверял. У нас всё получилось, да? Или…
— Получилось, получилось, не психуй. Видишь, я живой, просто устал немного. Тебя на диван или в спальню?
Тимур задумался. Кровать выглядела соблазнительно. Настолько соблазнительно, что он всерьёз боялся: если упадёт на неё, то больше не встанет. Возможно — вообще никогда.
— Диван ближе, — решил Людвиг, так и не дождавшись ответа, и поволок Тимура обратно в гостиную. — Ты чего вскочил-то?
Действительно, чего это он?
А, точно!
Тимур кое-как собрал разбегающиеся мысли, облёк их в слова и выдавил:
— Кто это был? В смысле по телефону?
— Откуда я знаю? Тётка какая-то. Она не представилась, но подписана была как Марина Александровна.
— Ох ё…
— Директриса, что ли? — Людвиг сгрузил Тимура на диван и уселся на пол рядом, как огромная собака-поводырь, довольная, что благополучно доставила хозяина до нужного места. Разве что хвостом не вилял и язык наружу не высовывал, а вот смотрел совершенно по-собачьи — радостно, но слегка встревоженно.
— Нет, завуч. Что ты ей наговорил? Мне на работу надо?
— Не надо, ты болеешь.
— Я здоров, — возразил Тимур с уверенностью, которой не ощущал. — Я не могу просто прогулять, меня же уволят. Сколько времени? Там дети, наверное, уже на головах стоят!
— И пусть стоят, в умеренных дозах прилив крови к мозгу полезен для здоровья.
— Людвиг, я серьёзно!
— А если серьёзно — сегодня воскресенье. Какие дети? Или у тебя там дополнительные занятия назначены?
— Да вроде нет. — Ежедневника под рукой не было, календаря тоже. Мысли всё ещё играли в чехарду и никак не хотели подсказывать ни число, ни день недели. — А чего она звонила, если воскресенье?
— Дура потому что.
— Может, случилось что? Отдай телефон, я ей перезвоню…
— Да-да, перезвони, и не забудь выразительно покашлять в трубку. Чтобы никаких сомнений не осталось. Хотя ладно, можешь ничего не делать, твой голос со здоровым и без кашля не спутать.
Что-то внутри Тимура требовало поспорить. Гордо вскинуть голову, сказать, что он совершенно здоров, бодр и готов ко всему. Но, кажется, шанс проявить себя был безнадёжно упущен ещё пару минут назад, когда Тимур еле добрёл до кухни, налюбовавшись по пути на красочные температурные глюки.
— Пожалуйста, я тебя очень прошу…
— Да верну я тебе телефон, верну, — сжалился Людвиг. — Но на работу не пущу, даже не пытайся.
— Я не пытаюсь. Честно. А можешь градусник принести? Мне что-то совсем… ну… не очень.
— Час назад было тридцать девять, я мерил, ты даже не проснулся.
Это совершенно точно была не та информация, которую Тимур хотел услышать.
Пару секунд он даже понадеялся, что это шутка, но Людвиг не улыбался. Да и по ощущениям выходило подозрительно похоже на правду. По крайней мере, по тем ощущениям, которые удавалось идентифицировать как реальные, а не по тем, где всё плыло, размазывалось и искажалось, как на картинах Дали.
— Ты не помнишь, где аптечка? — спросил Тимур.
Лекарствами дома всегда заведовала Диана, поэтому он даже не пытался запоминать, что от чего помогает и где лежит. Названия базовых таблеток, конечно, знал, но подозревал, что именно сейчас аспирин уже не поможет. Поздно пить боржоми, когда почки отвалились.