А Инга — дочка Гаврилова, а значит, наверняка в магии разбирается получше Тимура и символы читать умеет. И давно уже разглядела всё, что надо. И…
И что? Ну разглядела. Ну прочитала. Но ведь не удивилась и ничего не спросила.
Она и раньше наверняка знала, что Тимур — маг. От отца, например.
Да, Тимур после трагедии на стройке не общался почти ни с кем из магического сообщества (кроме, разумеется, Дианы), но ведь и не избегал его, не скрывался. Просто старался не обсуждать произошедшее, не хотел сочувственных взглядов, глупых вопросов, разговоров про семью и про Людвига. Отстранялся от старых знакомых всё больше и больше, пока в какой-то момент не обнаружил, что живёт нормальной человеческой жизнью и вполне этой жизнью доволен.
Или… не то чтобы совсем доволен, но хотя бы удовлетворён.
Последние несколько лет он даже не колдовал и думал, что совсем разучился пользоваться силой. Но оказалось, что это как езда на велосипеде — разучиться невозможно, и в нужный момент всё вспоминается само собой. Правда, управлять этим магическим велосипедом Тимур и раньше не очень умел, но…
Ладно, в этот раз он ничего не испортил и никого не убил. И Ксюшке помог, и Людвига подлечил. Вот только всего этого не понадобилось бы, если бы шестнадцать лет назад он не был таким идиотом!
Господи, каким же он был идиотом!
— Тимур Игоревич, всё в порядке? — насторожилась Инга.
— Да, — зачем-то соврал Тимур, пытаясь выудить из кармана ключи от домофона. Пальцы неловко дрогнули, ключи полетели в грязь.
Следом чуть не полетел и сам Тимур, согнувшись от внезапного приступа кашля. Кое-как устоял, опершись о дверь, и замер, боясь пошевелиться. Почему-то казалось, что стоит сделать хоть одно неловкое движение, и он сразу же рухнет следом за ключами, — и это будет уже совсем нехорошо.
Он честно попытался дышать — медленно, ритмично, как учили Людвиг с Дианой, — но в лёгких опять началось нечто среднее между песчаной бурей и землетрясением, и из ритмичного у Тимура остался только стук крови в ушах, а из медленного — с трудом работающий мозг.
Но даже отчётливо тормозящий мозг понимал, что в мерзком кашле виновата не столько простуда, сколько сам Тимур и его назойливые мысли. А мысли, в отличие от простуды, не прогонишь таблетками и молоком с мёдом. Возможно, с ними справится время, но такое только опытным путём проверяется.
И если Тимур так и будет каждый раз задыхаться от воспоминаний, мыслей или даже просто случайных ассоциаций, то до результатов этого эксперимента он рискует не дожить. По крайней мере, без посторонней помощи.
Помощь сейчас мог оказать разве что Людвиг, но для этого ему пришлось бы вернуть себе человечий облик, чего он делать не спешил. Посмотрел на друга задумчиво, ткнулся носом в руку в знак поддержки — и вдруг хитро сощурился, отпрыгнул и длинными скачками понёсся вниз по улице.
Инга вскрикнула от неожиданности, рванула следом, но, пробежав несколько метров, резко остановилась и обернулась на Тимура, который всё ещё пытался отдышаться. Вернулась к нему, подобрала ключи и распахнула дверь.
— Заходите скорее. Вам в тепло надо. И лежать, а не по улице носиться.
— Да я ничего… нормально, — отмахнулся Тимур, переваливаясь через порог.
— Видела я такое нормально… Лифта тут нет, да? Какой этаж?
— Третий. Да не нервничай ты, я поднимусь.
Всего каких-то пятьдесят ступенек, совсем ерунда. Пустяки. Мелочи жизни.
На мгновение мелькнула мысль: вот бы Людвиг сейчас ворвался в подъезд в человечьем облике и дотащил Тимура до квартиры. Да, было бы неплохо!
Правда, он оказался бы босиком и в домашней (тимуровой домашней!) одежде, что вызвало бы слишком много вопросов. Татуировки, опять же. И внешность! Ведь Инга наверняка видела своего брата на фотографиях.
Или нет?
Знает ли она вообще, что у неё есть брат? И не спросить же напрямую.
Впрочем… Почему нет?
— А напомни, ты же единственный ребёнок в семье?
— Ага. А что?
— Просто… Я заметил, что ты в школе почти ни с кем не общаешься. Разве что с Ксюшей Фроловой в последнее время. А нас же просят приглядывать за учениками краем глаза. Чтобы они… ну, нормально социализировались. Правда, этим твоя классная должна заниматься, но я подумал, что…
Что тридцать седьмая ступенька оказалась слишком высокой и для её преодоления надо немного отдышаться.
Тимур и сам не мог объяснить, зачем считает шаги, это получилось как-то машинально. Он и в детстве так делал: когда спешил домой или, напротив, демонстративно не спешил. Когда тащил тяжёлые пакеты из магазина, где родители опять решили закупиться впрок макаронами и тушёнкой по акции. Когда ожидал нагоняй за двойку. Когда спускался во двор, надеясь застать там Диану. Тимур точно знал, что его квартиру отделяют от подъездной двери ровно пятьдесят ступенек, и сейчас ему осталось ещё четырнадцать. Тринадцать. Двенадцать.
— Мне не скучно, — ответила Инга с сороковой ступеньки. — У нас дома вечно то мамины знакомые толпами ходят, то папины, так что социализации мне хватает выше крыши. Не знаю, куда от неё деваться.
— А ровесники?
— Они глупые.
— Зря ты так говоришь, — усовестил Тимур. — Если тебе не интересно с ними общаться, это не значит, что они глупые. Просто вы разные. Но и очень разные люди могут прекрасно общаться и даже дружить, если увлечены общим делом.
— У нас нет общих дел, — пожала плечами Инга, и это прозвучало очень холодно. Очень по-взрослому.
Тимур от удивления чуть не споткнулся на сорок четвёртой ступеньке. Он привык думать, что другие школьники не горят желанием общаться с Ингой, потому что она им чем-то не нравится. Почти в каждом классе были такие отщепенцы: слишком толстые или слишком худые, в очках, заикающиеся, с дурацкой родинкой на носу, со старой маминой сумкой вместо модного рюкзака, или вообще ничем не отличающиеся от окружающих, просто неудачно пошутившие или случайно занявшие чужое место в столовой. Тимур и сам в детстве был таким отщепенцем, искренне считавшим себя виновным во всех смертных грехах. Потом вырос и понял, что проблема была совсем не в нём, просто детям свойственно дружить не только с кем-то, но и против кого-то, и обстоятельства так сложились, что…
Неважно!
Речь-то об Инге. О том, что она, похоже, не страдает от нападок одноклассников, а сама осознанно избегает общения. Или это защитная реакция такая?
Задумавшись, Тимур даже не заметил, как одолел последнюю ступеньку, сделал ещё шаг по маленькой лестничной клетке и упёрся в родную дверь. Инга, не дожидаясь просьбы, протянула ключи.
— Заходи, — пригласил Тимур, разобравшись с замками. Сам он в квартиру не зашёл, а скорее ввалился. Кашель поутих, но слабость и боль в груди остались, а температура, похоже, опять поползла вверх. Отлично прогулялся! — Тортик будешь? Свежий, с утра принесли.
Инга ответила не сразу. Немного постояла в дверях, не то рассматривая узор на обоях, не то пытаясь просверлить взглядом стену, и только потом тихо произнесла:
— Нет, спасибо. Я домой пойду, а вы отдыхайте. И лечитесь.
И решительно опустила на пол пакет с продуктами.
— Уверена? — на всякий случай уточнил Тимур, потому что девочка не выглядела как человек, который планирует вернуться домой. Скорее, как тот, кто в ближайшие несколько часов собирается бесцельно шляться по улицам, разглядывать витрины магазинов и шуршать опавшими листьями в парке. От неё веяло тоскливым одиночеством, тем самым, от которого Тимур когда-то в детстве безуспешно пытался спрятаться под мостом. И какой же из него учитель, если он отпустит ребёнка в таком состоянии? — Может, всё-таки останешься? Чаю попьём. Ты мне не помешаешь.
— Не стоит. Вам бы лучше поспать.
И ведь не поспоришь! Но…
— Тогда хотя бы Фроловой напиши. Пообщаетесь, в кино сходите.
— Да, наверное, так и сделаю. Спасибо.
— Мне-то за что? — удивился Тимур. — Это тебе спасибо, за апельсины и всё остальное.
— Тимур Игоревич… — Инга нервно переступила с ноги на ногу, оставляя грязные следы на придверном коврике. — А если бы… Если бы я…
— Да?
— Ксюша сказала, у вас можно книжку какую-нибудь взять почитать. Если вы не против. Я верну, я быстро читаю.
— Конечно, можно. Только скажи, что тебе интересно. Или зайди, сама посмотришь и выберешь.
— Я не… Извините, я в другой раз. Спасибо. — Инга вдруг резко развернулась и бросилась вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
Некоторое время Тимур смотрел ей вслед и прислушивался к удаляющимся шагам, пока не хлопнула дверь подъезда. Ситуация получилась странная. Мягко говоря.
Почему-то казалось, что изначально Инга собиралась спросить совсем не про книжки, но не решилась, поэтому ляпнула первое, что пришло в голову, а потом окончательно растерялась и сбежала. Или нет? Или она просто застеснялась, как бывало, когда… да постоянно, иногда даже во время урока.
С письменными работами Инга справлялась идеально, а вот ответы у доски для неё всегда были сущим мучением. Так что сегодня она ещё неплохо держалась.
Надо будет с Ксюшей посоветоваться, может, она знает, в чём дело. А то с этими детьми с ума сойти можно.
Требовательно пиликнул забытый на диване телефон, но вместо привычного желания проверить мессенджеры и ответить на свежие сообщения Тимуру захотелось запустить его в стену, или хотя бы выключить на пару часов. В конце концов, он болеет, имеет право.
Ни того, ни другого он, конечно, делать не стал. Но и проверять сообщения не стал тоже. Вообще в комнату не пошёл, так и остался в коридоре. Запер дверь, опустился на линолеум, истоптанный грязными ботинками, пробормотал вслух, убеждая сам себя:
— Я только пару минуточек посижу — и встану.
И прикрыл глаза.
На мгновение, не больше.
Глава 6. Гипотезы и опровержения
— Ни на минуту оставить нельзя! — пробормотал Людвиг. Тимур так и не понял, откуда он появился. В дверь точно не заходил. Видимо, как и Ксюшка утром, из туалета вылез. — Вроде на первый взгляд взрослый самостоятельный человек, а чуть копнёшь — сплошные подростковые загоны. Ты как вообще жил все эти годы, а?