— Да уж, догадываюсь, — Людвиг уныло потёр бок. Тимур припомнил, что именно в этом месте видел шрамы от волчьих когтей.
— Думаю, любому влетело бы в такой ситуации, но Диане же ещё и в камеру заходить запрещали, она тайком пробралась. Сначала меня провела, потом — сама. Так что попало ей не только за то, что ты сбежал, но и за то, что она нарушила отцовский запрет. В общем, отделал он её по полной программе, живого места не было. Я понимаю, что оборотни быстро восстанавливаются, но всё равно… — Тимура передёрнуло от воспоминаний. Самого наказания он, конечно, не видел, но помогал Диане обрабатывать синяки и ссадины. А она не плакала и ни разу не сказала, что ей больно. Только шипела сквозь зубы, ругалась на отца, костерила сбежавшего Людвига — но не плакала. — Ты же знаешь, она упрямая. Покидала вещи в сумку, заявила семье: «Я больше с вами в одном доме жить не буду» и ушла. Не очень далеко, до соседнего дома.
— Слушай, а Рыбниковы что, до сих пор где-то здесь живут? — Людвиг настороженно завертел головой, словно опасаясь, что сейчас вожак стаи выйдет прямо из холодильника. Опомнился-таки!
— Расслабься, они давным-давно съехали. Особняк отгрохали за городом. Не та дача с подвалом, где тебя держали, а нормальный дом, жилой, но тоже неподалёку. Обитают там теперь всем кланом, только Диана отдельно. Хотя её тоже звали, конечно. Потом, уже когда все помирились. А сначала она пришла ко мне. Не знаю, почему именно ко мне. Может, просто ближе всего было. Она потом говорила, что не собиралась у меня надолго оставаться, хотела только переждать немного, выдохнуть, а потом куда-нибудь к подружкам перебраться или квартиру снять. Но мама же сердобольная, она как увидела её — сразу захлопотала вокруг: «Ой, Дианочка! Да как же так можно с родным ребёнком поступать? Вот же нелюди! Никому я тебя не отдам, живи здесь, места хватит!» И она осталась у нас на пару дней, потом ещё на неделю, потом на месяц… По хозяйству помогала, училась. Меня немножко учила, тебя-то не было. Вот и вся история.
Тимур развёл руками. Ну а что ещё рассказать? Как объяснить, что они с Дианой буквально вцепились друг в друга, потому что им больше не за что было цепляться? Как они молчали часами, без слов понимая мысли и чувства друг друга? Как пытались искать пропавшего Людвига — нюхом, магией или просто на удачу прочёсывая улицы — но так и не нашли ни следа?
Да как о таком расскажешь?
Со своим парнем Диана рассталась, как только его выписали из больницы, потом долго ни с кем больше не встречалась. И даже с Тимуром у них первое время ничего не было, хотя его мама считала, что дети просто стесняются признаться.
Спустя несколько лет, переезжая на историческую родину, в Казахстан, она так и сказала (Диане сказала! Не Тимуру!): «Присматривай за ним. И на свадьбу позвать не забудь».
Но никакой свадьбы не получилось. Точнее, получилась, но не та.
— Держи! — перед Тимуром поставили чашку с горячим чаем. Пахло приятно, даже в голове слегка прояснилось. — Я малину добавил.
— Спасибо.
Людвиг со своей чашкой уселся напротив, но пить не спешил, просто уткнулся в неё носом, вдыхая ароматный пар. А потом сказал туда же, в чашку:
— Интересно, а этот вообще знает?
— Что? — не понял Тимур. Перескок темы с Дианы на Гаврилова получился слишком резким.
— Что у него есть ребёнок. В смысле… не какой-то абстрактный, а вполне конкретный ребёнок. Который, вообще-то, с его дочерью дружит. То есть… они обе — его дочери, только Ксюха теперь об этом знает, а Инга — ещё нет. Я надеюсь, что нет. Но, по правде говоря, у меня голова кругом от этой Санта-Барбары.
— У меня тоже. — Тимур отхлебнул чая и честно попытался подумать над вопросом. Получилось так себе, имеющейся информации не хватало. Но дочитывать дневник без Ксюши было бы нечестно, да и не факт, что там нашлось бы что-то полезное. — Но, если рассуждать логически, Гаврилов должен был как минимум увидеть ребёнка Нади. Если Ксюша права и он отказался от неё именно из-за того, что в ней нет магии, — он должен был сначала это выяснить, а значит, как следует изучить младенца.
— Не обязательно. Вроде бы на поздних сроках беременности уже понятно, что у ребёнка потенциал есть. А вот если его нет… Да, ты прав, должен был дождаться и выяснить точно.
— То есть он подержал Ксюшу в руках, сказал: «Ой, какая милашка», а потом вернул её матери и добавил: «Но она мне не подходит, можешь идти»? Так, получается? — Даже говорить это было странно. Так же странно, как бывает, когда откусываешь от бутерброда — и сначала не понимаешь, в чём подвох. Тебе не гадко, не противно, просто странно. А потом ощущения раскрываются в полной мере, и ты осознаёшь, что на хлебной корке уже выросла пушистая цивилизация пенициллина, и долго плюёшься, и полощешь рот в ванной, и не знаешь, как избавиться от этого привкуса, который теперь мерещится в любой еде.
Сейчас Тимуру было именно странно. Он крутил это ощущение в голове и никак не мог его осознать. Распробовать.
Оно было кисловато-горьким, вяжущим, тяжёлым.
От него тоже хотелось прополоскать рот. Или хотя бы глотнуть чаю.
— Он мог, — вздохнул Людвиг.
— Нормальные люди так не поступают.
— Открой глаза: люди постоянно так поступают! Да и с чего ты взял, что он — нормальный?
— Я удивляюсь, как ты-то с таким отцом нормальным вырос…
— Видимо, мамины гены оказались сильнее. Но всё же, возвращаясь к вопросу: как думаешь, он знает про Ксюху?
Тимур понимал, почему вопрос адресован именно ему. Сам-то Людвиг отца шестнадцать лет не видел, а Тимур с ним хоть изредка, но пересекался в школе. Правда, обычно всё их общение сводилось к короткому приветствию, а то и вовсе к лёгкому кивку.
Но мог ли Гаврилов опознать Ксюшу?
— Ну смотри… Фамилия у неё мамина, но довольно распространённая. Это Майер у нас в городе один-единственный, а вот Фроловых — целый воз. Даже если он знал фамилию Нади, то запросто мог не вспомнить о ней, случайно услышав фамилию Ксюши. Да и где бы он её услышал? Они с Ингой в разных классах и дружить начали совсем недавно.
— Когда я был маленьким, его больше заботили мои оценки и магические успехи, чем друзья и их фамилии, — вспомнил Людвиг.
— Вот именно! Но, с другой стороны, если он точно знает, что у него есть дочь на год старше Инги, с такой-то фамилией, живущая по такому-то адресу…
— Адрес он может и не знать. Он Надю на остановке караулил.
— Допустим. Но район-то знает. И девочка, живущая в этом районе, должна была пойти в нашу школу. А вот Инга совсем из другого района. Если помнишь, до квартиры Гаврилова отсюда пилить и пилить. — Вывод из всего этого напрашивался только один, и он Тимуру совсем не нравился.
— Хочешь сказать, что Инга должна была учиться в другой школе? — нахмурился Людвиг. Кажется, он тоже понял.
— Да. У нас не лицей и не гимназия, куда есть смысл через полгорода ездить. Обычная школа, не элитная, без особых понтов. У Гаврилова не было никаких причин отдавать дочь именно к нам.
— Может, рассчитывал, что ты за ней присмотришь?
— Да брось, он про меня не вспоминал, пока мы случайно в коридоре не столкнулись.
— То есть получается… — Людвиг вытащил из кармана мятую сигаретную пачку и нерешительно покрутил её в руках.
— Кури, фиг с тобой, — разрешил Тимур. Ну а что делать, не выгонять же из квартиры посреди разговора? Да и для лекций о вреде курения время не самое подходящее.
— Спасибо. Так вот, получается, что этому просто понадобился повод хотя бы иногда наведываться в твою школу. Именно в твою. И лично мне в голову приходит только одно…
— Он знает про Ксюшу.
— Именно! — Людвиг жадно затянулся. — Знает, но ей не говорит. Реально Санта-Барбара какая-то получается. Или индийская мелодрама: вот так исчезнешь на шестнадцать лет, потом вернёшься, а у тебя две сестры, которые только пару дней назад друг с другом познакомились.
— Для полноценной индийской мелодрамы не хватает слонов и танцев. А в финале непременно нужна свадьба, на которой родственники устроят разборку с истериками и мордобоем.
— Надеюсь, тебе пророческий дар по наследству не передался?
— От кого? — машинально спросил Тимур, и сразу же вспомнил старую историю с призраком, заявившимся на рабочее совещание. — Так ведь то пророчество всё равно не сбылось. Стройка, конечно, сорвалась, но уж точно не из-за лжи и ржи.
А было бы неплохо свалить всё произошедшее на дурацкое предсказание.
Тимур даже пытался. Ну, когда ещё не знал, что настоящий виновник — именно он.
Да и другие тоже пытались, очень уж много шума наделало в своё время внезапное пророчество. Но если ложь ещё получалось как-то притянуть к Людвигу, то ни ржа, ни рожь в ситуацию совершенно не вписывались. Ничего туда не вписывалось, кроме подростковой глупости и самоуверенности.
Если бы можно было открутить время назад, поймать самого себя за руку, настучать по голове, наорать…
Орать на детей, конечно, непедагогично, но вот на прошлого себя Тимуру хотелось орать долго, громко, до сорванного голоса, до красной пелены перед глазами. Орать, материться и топать ногами, чтобы дошло наконец-то, что магия — не игрушки, что от желания выпендриться — одни проблемы, что не надо торопиться, не надо пытаться быть лучше других, когда объективно ты ни капельки не лучше, вообще не надо быть…
Иногда просто не надо быть.
Лучше бы его никогда не было.
— Моргни, если тебя снова захватили в заложники демоны самокопания, — вкрадчиво прошептал Людвиг в самое ухо. И когда только успел подойти?
Тимур, конечно, сразу же моргнул. Просто от неожиданности, но этого хватило, чтобы немедленно оказаться в волчьих объятиях.
— Отпусти, — попросил он.
— Когда с моста падали — не отпустил, и сейчас не отпущу. Лучше чай пей, пока не остыл. И ложись спать, утро вечера мудренее.
Глава 11. Последняя капля
Обманул Серый Волк Ивана-царевича: утро началось не с кристальной ясности ночных озарений, а с мерзкой мелодии телефонного звонка. Тимур давно заметил, что любая музыка, установленная на звонок от коллег, очень быстро начинает казаться мерзкой, поэтому решил не заморачиваться и оставил дурацкое заунывное пиликанье, которое значилось в телефоне как мелодия по умолчанию.