Время приближалось к полуночи.
— Тебе домой не пора? — осторожно спросил Тимур, воспользовавшись паузой в разговоре. — Не подумай, что прогоняю, но завтра уроки, да и родители будут волноваться.
— Не будут, — отмахнулась Инга, даже не посмотрев на часы. — Папа уехал по делам, а у мамы спектакль, она ещё нескоро вернётся. Если вообще вернётся, они там день рождения кого-то из актёров отмечать собирались, а это надолго.
— Она всё ещё играет? — удивился Людвиг. — Я думал, на пенсию ушла.
— Ты что, она говорит, что из театра её вынесут разве что вперёд ногами! Они пару лет назад решили мюзикл поставить, так она теперь ещё и поёт, и отплясывает так, что за ней молодые угнаться не могут.
— Неугомонная женщина. Покажи хоть фотку, что ли.
— Сейчас! — Инга с готовностью полезла за телефоном. — Вот, это самая свежая.
— Офигеть! Я бы её даже не узнал, если бы на улице случайно увидел. Разве что по запаху.
— Неудивительно! Она за последние годы несколько раз пластику делала, а тут как раз губы подкачала, ресницы нарастила, брови свежие нарисовала.
— И в рыжий перекрасилась, — продолжил Людвиг.
— В рыжий — это давно, я классе в первом была или во втором.
Тимур честно попытался вспомнить, как выглядела жена Гаврилова от природы, но быстро сдался. Вживую он её видел нечасто: пару раз в театре, из зала (сначала — когда сам учился в школе, потом — когда детей на спектакль водил), изредка на официальных мероприятиях вместе с мужем (когда они ещё посещали официальные мероприятия, то есть до трагедии на стройке), ну и в школе — однажды, когда Стелла Гаврилова соизволила явиться на родительское собрание, отсидела его с таким видом, словно её всё происходящее вообще не касается, и ушла, так ни с кем и не заговорив.
На самом деле звали её, конечно, не Стелла. Светлана, что ли? Да, кажется, Светлана. Но на афишах почему-то всегда писали «Стелла», и Тимур не особо задумывался о причинах. Мало ли у кого какие заморочки. Ну любит она красивые имена. Актриса, творческий человек, имеет право. Хорошо, что дочку назвала Ингой, а не какой-нибудь Эсклармондой.
И как она вообще умудрилась родить со своими вечными спектаклями и гастролями? Да и возраст…
— Ладно, вернёмся к нашему Баранову, — прервал приступ ностальгии Людвиг.
— Буранову, — машинально поправил Тимур.
— Не занудничай! — отмахнулся оборотень и развернулся к Инге. — То есть ты использовала слюну в качестве связующего элемента?
— Да. Наверное, можно было придумать другой вариант, но мне больше ничего в голову не пришло.
Тимур посмотрел на свою ладонь, где ещё не до конца зажила царапина, оставшаяся после драки. Связь через кровь работала, конечно, лучше, но Инге провернуть такое было бы затруднительно.
— А если бы Буранов не согласился взять шоколадку? — спросил он.
— Даже если бы он решил отказаться из гордости или из осторожности, он бы всё равно хотел её. Я специально выбрала его любимую. А когда человек чего-то хочет, достаточно самого лёгкого ментального влияния, чтобы подтолкнуть к действию. Но я не ожидала, что он сожрёт её целиком, мне же и самой надо было как-то его слюну получить. В общем, пока он лимонад не достал, я думала, что всё, ничего не получится.
А, так это всё-таки был лимонад! Хорошо, что не пиво…
— Проще было его поцеловать, — заметил Людвиг.
— Фу-у-у! — скривилась Инга.
— А шоколадки обслюнявливать — не фу?
— Шоколадки хотя бы сладкие. И это же ради дела.
— Так и поцелуй был бы ради дела.
— Целоваться ради дела — вдвойне фу. И вдруг бы он решил, что нравится мне, и потом начал ещё сильнее надо мной смеяться и издеваться?
— Или втрескался бы в тебя по уши. Такое тоже случается. Кстати, может, ты ему правда нравишься, вот и пристаёт?
— Ты что! — испуганно распахнула глаза Инга. — Не дай Бог! Я и так-то не знаю, что теперь с ним делать. В смысле… да, у меня есть запись, которой можно шантажировать его в ответ. Но он же наверняка запомнил, как я эту запись получила. Пусть он не понял, что произошло, но точно знает, что это с ним сделала я. Вдруг он захочет отомстить? Или начнёт искать информацию про магию? Вдруг он к папе придёт и всё расскажет?
— А вот об этом надо было думать до того, как устраивать магический допрос. — Людвиг не укорял, только констатировал факт, но Тимур ясно видел, что при всей беззаботности тона он сейчас стремительно просчитывает варианты. — Ладно, предположим, нужную информацию обычный школьник вряд ли найдёт: в интернете слишком много лишней шизотерики, а в реале его всё равно никто слушать не станет. Да и побоится он рассказывать, как без штанов по тропинке прыгал. Я знаю таких ребят, они обычно очень трясутся над своей репутацией. К твоим родителям он тем более не сунется, ведь тогда они закономерно спросят, что вы не поделили. Никто из них не поверит, что ты напала на Буранова без причины. Да и вообще, вмешивать взрослых в подобные разборки — последнее дело. А про месть… скажи ему, что если с тобой что-то случится, то твой знакомый немедленно выложит видео в интернет, но не говори, кто именно. И, кстати, скинь файлик Тимуру, для сохранности.
— Почему мне-то? — удивился Тимур. Он не был против и с удовольствием снова полюбовался бы на Буранова в луже, но всё же…
— Потому что у меня почту давно отключили, я же туда шестнадцать лет не заходил. Пытался на днях с твоего компа восстановить или новую завести, но теперь везде нужен номер телефона, а у меня ни телефона, ни номера. В общем, когда разберусь с техникой — тогда мне и перешлёшь.
— Залью в облако и кину ссылку, — кивнула Инга. А потом зачем-то взяла со столика пустой стакан из-под молока, рассеянно повертела его в руках и поставила обратно. И тихо произнесла: — Я должна была сделать это раньше.
— Что именно? — не понял Тимур.
— Дать отпор Буранову. Не обязательно снимать видео или ещё как-то ему вредить. Могла бы просто не поддаваться на его провокации. Не позволять командовать мной. Я не должна была выполнять его приказы. Не должна была делать гадости другим людям. Вам.
— Но ты подбросила фотки. — Это не было вопросом, но Инга снова кивнула.
— Он мне их прислал, велел распечатать и подкинуть. Если что — поймали бы меня, а не его. Да у него и принтера нет. Я попыталась отказаться, но он сказал, что у него ведь есть и другие фото. Мои. И он не постесняется всем их показать. И я… ну… поступила как последняя дура. Как идиотка неблагодарная. Я же знала, что этим подставляю и вас, и Ксюху, что так нельзя, что вы меня возненавидите, но всё равно…
— Ты испугалась, — развёл руками Тимур. — Это нормально, все иногда боятся.
Он даже не злился. Ну а на что тут злиться? Да, сделала глупость. Но, во-первых, не по собственному желанию, а по принуждению, а во-вторых, никто ведь не умер, и мир не рухнул. В следующий раз будет думать, прежде чем делать.
Возможно.
Если станет хоть чуточку увереннее в себе.
— Да, я трусиха, но… — Инга упрямо сжала кулаки. — Я просто не понимаю, почему в тот момент я испугалась, а сегодня — нет. То есть я и сегодня боялась, но ведь смогла же взять себя в руки и сделать хоть что-то. Пусть не идеально, отдельные моменты не додумала, но ведь смогла же! А в тот раз — не смогла. Тогда, когда надо было защитить вас, я и пальцем не пошевелила. Но ведь вы важнее, чем я!
— Почему это? — искренне удивился Людвиг. — Я, конечно, этого очкарика очень люблю, но, поверь, жертвовать собой и принижать себя ради другого человека — так себе идея.
Тимур едва не рассмеялся. Слова Людвига звучали так правильно и логично… если не знать, что он сам то и дело приносил себя в жертву, помогая другим. Как он спасал Тимура, как отдавал все силы ради отцовских амбиций — и никогда ничего не просил взамен.
— Ты прав, но… Нет! — Инга помотала головой. — Я знаю, что сделала ошибку. Знаю, что поступила отвратительно. Я не должна была… Когда я кинула в почтовый ящик эти распечатки, мне вдруг стало так больно. Как будто я что-то ужасное сделала, как будто человека убила. Или часть себя выкинула и растоптала. Хотя я ведь и до этого знала, что делаю плохую вещь, но тут вдруг… осознала, что ли. Прочувствовала. А сейчас у меня ощущение, что я всё сделала правильно, но поздно. Слишком поздно. Ведь мои прошлые поступки уже не отменить.
— Знаешь, почему Герасим не мог уйти от барыни, пока не утопил Муму? — спросил Тимур.
— Потому что… — Инга явно не поняла, при чём здесь Герасим, но лицо у неё сразу стало как на уроке. Она старательно пыталась вспомнить правильный ответ, или прикинуть, какой ответ может сейчас считаться правильным, но не могла. — Потому что он был послушный? Хотя нет, тогда бы он вообще не ушёл… Нет, простите, я не помню.
— И я не помню, я вообще рассказ по диагонали пролистал, — сознался Тимур. — Но потом случайно прочитал в одной статье, что до этого поступка Герасим не мог переступить через себя, а когда утопил — то смог. Потому что терять стало уже нечего. Он лишился самого дорогого, что у него было, и только в этот момент смог осознать, чего он на самом деле хочет. Понимаешь?
Инга, кажется, понимала.
— Я просто хотела, чтобы со мной кто-нибудь дружил, — прошептала она. — Чтобы не приходилось притворяться, подстраиваться; чтобы со мной общались не потому, что я списывать даю, не потому, что я полезная, а потому, что я — это я. И я думала, что если Буранов всем покажет мои фото, то надо мной будут смеяться, и задавать дурацкие вопросы, а я не знаю, что на них ответить. И ещё мама с папой расстроятся, но это не так важно, я и без того вечно их разочаровываю. Больше всего я боялась, что со мной никто не будет дружить. Но… со мной ведь никто, кроме Ксюхи, и не дружил. А её я сама обманула. То есть… типа сама утопила нашу дружбу, как Герасим — Муму?
Тимур подумал, что Инга сейчас опять заплачет, но нет, обошлось. И хорошо, если действительно обошлось, а не законсервировалось внутри болезненным невыплаканным комком.