с необычной для него поспешностью уже нагнулся и схватил лежавший на полу какой-то предмет. Поднес его к шлему. Затем протянул подбежавшему Коробову.
— Вот… — сказал он, переводя дыхание. — Они!
На его ладони поблескивал небольшой металлический приборчик. Это был переносный счетчик частиц. Такие находились во всех помещениях ракеты и фиксировали те редкие частицы сверхвысоких энергий, которым удавалось пробить защиту корабля. Очевидно, Сенцов, а еще вернее Раин, выходя из корабля, взяли с собой один из этих счетчиков, не вполне полагаясь, может быть, на вмонтированные в их скафандры индикаторы радиоактивности…
— Ясно, они были здесь, — сказал Коробов.
— Я думаю даже… — проговорил Калве. — Смотри, нет ни одного следа. Они не шли — их тащили, несли! Возможно, такие же автоматы, какие мы видели.
— Ясно, — сказал Коробов. — Быстрее за ними!
Сжав в руке счетчик, он вышел обратно в коридор. Калве не отставал, только через несколько минут заметил:
— Тебе не кажется, что мы идем все время вверх?
— Похоже, — ответил Коробов. — Впрочем, может, это только кажется? А если и так, что с того?
— Ничего… — ответил Калве. — Интересно, куда этот ход нас приведет?
В конце концов он привел космонавтов опять к закрытой двери. Но теперь им уже было известно, как открывать двери в этом мире.
А за дверью был новый коридор. При входе в него им сразу бросилась в глаза голубоватая табличка на стене, покрытая какими-то видными и сквозь пыль ровными узорами из отрезков прямых линий. Калве громко вздохнул.
— Ну вот… — сказал он задумчиво.
— Что такое?
— А то, что это письменность. Значит, спутник все же населен разумными существами: автоматам письменные инструкции не нужны.
— Населен или был населен… Пойдем, — сказал Коробов, — потом будем разбираться.
Возле двери он нарисовал пальцем на слое пыли большое «К»: будет примета. Буква сразу же заиграла яркими красками.
Калве, заинтересовавшись, провел перчаткой — очистил от пыли небольшой участок стены.
— Это бы зарисовать, — сказал он, глядя на вьющиеся по стене, слабо светящиеся^ узоры. — Очень любопытно.
— Как только найдем наших, сфотографируем все, что сможем, а на Земле разберемся, — поторопил его Коробов.
Наверное, не стоило сейчас вспоминать о Земле… Пока что каждый шаг уводил их все дальше от нее, и лучше всего было заниматься делом.
Калве бросился догонять Коробова, который уже открывал новую дверь.
— Не пойму, — сказал Коробов после паузы, — это лаборатория, что ли?
Калве заглянул через его плечо.
Стены просторной комнаты заметно сужались — как будто художник переусердствовал, изображая перспективу. По обе стороны узкого прохода стояли на невысоких постаментах прозрачные прямоугольные ящики, до самого верха наполненные какой-то серой массой. Больше в комнате ничего не было, только разноцветные толстые щупальца кабелей тянулись во все стороны от ящиков в закрытых прозрачными крышками лотках и уходили куда-то через заднюю, самую короткую стену. Освещение здесь было другое — жаркое, с фиолетовым оттенком, совсем не похожее на тот серый, мерцающий сумрак, к которому Коробов и Калве уже начали привыкать.
Они подошли к одному из ящиков. В лучах света прозрачная поверхность его слегка отсвечивала. Всмотрелись. Калве сразу же заметил, что передняя стенка, через которую ясно была видна серая масса, только издали казалась сплошной. На самом же деле она состояла из множества небольших квадратов, а весь ящик оказался разделенным на секции, точно картотека. Калве осторожно потянул одну из крышечек — на него поехал, выдвигаясь, прозрачный лоток, наполненный серой массой. Тотчас же передняя стенка ящичка залилась мигающим красным светом. Калве отнял руку. Ящичек сам медленно втянулся обратно, красный свет погас.
— Черт его знает! — сказал Калве. — Может быть, из этого они и приготовляют свои пластмассы? Или нечто вроде плантаций, на которых они выращивают питательное вещество? На хлореллу не похоже… В общем что-то непонятное. Тут надо осторожнее себя вести, ничего зря не трогать: хозяева обидятся, чего доброго… Да и напортить можно.
— Ни в коем случае, — согласился Коробов. — Питательное вещество? Не очень-то аппетитно выглядит…
Он снова выдвинул крайний ящичек, придерживая его пальцем, низко склонился, приблизил шлем к серому веществу, чтобы как следует рассмотреть неровную поверхность. Калве предостерегающе поднял руку, но было уже поздно. Голубая змейка вылетела из ящичка, на короткий миг затанцевала на шлеме пилота. Коробов стремительно разогнулся, взмахнул руками- за прозрачной пластмассой шлема Калве увидел его искаженное от боли лицо — и тяжело рухнул на пол, ударив при падении локтем прямо в середину медленно уползавшего на место ящичка. Снова прыгнула голубая змейка разряда. Калве схватил Коробова за плечи, оттащил на середину прохода, открыл ему подачу кислорода на полную мощность, стал делать искусственное дыхание — в скафандре это было совсем не легким делом… В момент, когда ему показалось, будто все уже бесполезно, Коробов открыл глаза, отстранил Калве, медленно поднялся на ноги.
— Нет, ничего… — сказал он. — Просто оглушило… Оказывается, это все под напряжением, и немалым. Пойдем-ка отсюда подальше, а то не ровен час…
Поглядывая на все пылавшую красным светом крышку ящичка, оба медленно пошли дальше по проходу мимо прозрачных хранилищ. Калве оглянулся. Тревожный красный огонек не гас. Почему-то неспокойно от него было на душе. Коробов успокаивающе сказал:
— Это он просто сообщает, что нормальный режим нарушен…
Они подошли к задней стене комнаты. Осторожно перешагнули порог.
Круглый просторный зал открылся перед ними. Очевидно, он являлся центром, вокруг которого располагались хранилища серой массы, образующие правильный круг.
Коробов успел уже мысленно набросать схему спутника — шара, разделенного, по его предположениям, на слои, каждый из которых играл определенную роль: нижний, откуда они поднялись, — космодрома; этот — очевидно, сырьевой или пищевой базы. Впрочем, серая масса могла служить и для регенерации воздуха и мало ли еще для чего? Делать обобщения было, пожалуй, рано: они успели осмотреть лишь ничтожную часть спутника.
Все возраставшее беспокойство за судьбу товарищей не позволяло им задерживаться. У Сенцова и Раина скоро должен был кончиться кислород — оставались считанные минуты…
Они вышли в коридор, миновав по пути еще одно помещение с прозрачными ящиками. Коридор привел их опять к переборке, около которой Коробов нарисовал букву. Он был явно кольцевой, по внутренней его стороне располагались хранилища серой массы, а выводила из него лишь одна дверь — та, через которую они и пришли.
Это был тупик. Надо возвращаться к тому месту, откуда они начали поиски. Теперь стало ясно: ни Сенцов, ни Раин не шли этой дорогой.
Оглушенные этим открытием, космонавты стояли неподвижно. Коробов все еще сжимал в руке хрупкий приборчик.
— Но ведь счетчик! — уже во второй раз упрямо сказал Калве.
— Счетчик… — угрюмо сказал Коробов. — Но их здесь нет и не было. И нечего им здесь делать. Не людоеды же здесь живут, да и те скафандры не съели бы… Следов никаких. Ну, не будем терять времени. Все это когда-нибудь выяснится.
…Они почти бежали, надеясь больше всего (хотя ни один и не высказал этого вслух) на то, что Сенцов и Раин сами уже отыскали ракету и сейчас сидят в рубке, спокойно дышат кислородом и ждут их.
Подбежав к двери в тот ангар, где стояла их ракета, они внимательно осмотрели пол. Никаких новых следов не появилось.
Тогда они бросились дальше по коридору. Вот еще одна дверь. Калве с маху опустился на колени.
Прожектор осветил ясно отпечатавшиеся на пыльном полу знакомые следы магнитных присосков, какими были снабжены у каждого из них башмаки для ходьбы в условиях невесомости.
Следы уходили под дверь. Обратных не было — значит, Сенцов и Раин могли быть только там, за дверью. И Коробов торопливо нажал на запорную ступеньку.
Дверь не открылась.
Еще не веря в несчастье, они топали по ступеньке вновь и вновь, нажимали на дверь — как будто чем-то, кроме взрывчатки, можно было взять этот материал, кричали — как будто кто-то мог их услышать.
Потом оба просто сидели возле неповинующейся двери, по временам снова и снова пробуя открыть ее. У обоих была только одна мысль: если бы они сразу пошли сюда, налево…
И потом, уже вернувшись в ракету, они сидели в рубке, в креслах, не снимая скафандров, хотя это и запрещалось правилами. Они убеждали себя, что присели только на минутку и тотчас же вновь отправятся на поиски, хотя всем было ясно: это совершенно бесполезно: при самом экономном расходовании кислород у Сенцова и Раина кончился несколько минут назад.
Уже не было смысла следить за быстро бегущей по циферблату секундной стрелкой, но Калве не отрывал от нее глаз. Коробов сидел сумрачный, опустив глаза; прозрачный шлем его стоял рядом на полу; потирал лоб (нестерпимо болела голова) и слушал, что ему, размахивая руками, говорил Азаров.
Что он мог сказать? И чего теперь размахивать руками?
— Связь, связь надо было держать! — резко сказал Коробов. — Мы и то их услышали, а у тебя рация!
— Попробуй! — ответил Азаров, вертя рукоять настройки. — Вон какая чертовщина творится…
Действительно, в диапазоне между десятью и тридцатью семью сантиметрами в эфире творилось что-то непонятное: мяукало, пищало, иногда заливалось звонкой трелью, раздавались какие-то завывания. Потом вдруг все смолкало, слышались только невнятные хриплые звуки, а через небольшой промежуток времени все начиналось сначала.
Послушав эту какофонию минут пять, Коробов приказал выключить рацию, чтобы не тратить питание.
— А может, это местные жители нас вызывают? — неуверенно сказал Азаров.
— Чепуха, — ответил Коробов. — Мы облазили чуть ли не полспутника — нигде ни следа. Я, конечно, не знаю, что значит этот писк, но…