Филипп пошевелил ногами. Все работает. Он попытался сесть. Никаких видимых затруднений при этом не испытал. Только жуткую усталость. Осмотрев себя, он ужаснулся сколько ударов пришлось ему перенести. Вся его одежда была в крови.
Нужно было что-то делать. Он кое как поднялся на ноги, прихватив с собой валявшийся неподалеку рюкзак. Утоптанный снег под ногами был красным, как будто кто-то пролил ведро клюквенного компота. От страха у него помутнело в глазах, и он чуть было не упал обратно на землю, но устоял, прислонившись спиной к стене. Дрожащими руками он вытащил из кармана телефон и кое-как сумел позвонить, оставляя на экране телефона страшные кровяные разводы от пальцев.
— Алло, мама!
— Да, Филя, что случилось?! — мама всегда чувствовала по голосу, что что-то не так.
— На меня напали… С ножом! И, кажется, порезали!
— Ты где?!
— У нашего дома…
— Ходить можешь?
— Да…
— Срочно иди домой, мы сейчас будем!
И бросила трубку. Филипп изумленно посмотрел на телефон, ставшего невольным соучастником…чего? Равнодушия? Предательства? Идти домой? Сейчас, в таком состоянии? Филипп, устало вздохнув, прижался затылком к стене. И тут послышался хруст шагов. В проеме появилась женщина из соседнего дома. Увидев его, она остановилась и, испуганно осмотревшись, озабоченно бросила в нутро ставшего вдруг небезопасным проема робкие слова:
— Парень, ты как?
Филипп вместо ответа, отлепился от стены и неуверенным шагом поплелся в сторону дома. Когда он проходил мимо изумленной женщины, та, глядя на него со смесью испуга и сострадания, участливо, почти по-матерински спросила:
— Может, скорую вызвать?
— Не, — промычал в ответ Филипп и, постепенно ускоряясь, побрел домой.
Дома, сбросив в коридоре рюкзак, куртку и ботинки, он направился прямиком в ванную комнату. Там он принялся раздеваться. Его всего трясло, пальцы не слушались и слипались от крови. Кое как стягивая окровавленные пиджак, брюки, рубашку, он бросал их прямо на пол. А когда с одеждой было покончено, он с замиранием взглянул на себя в зеркало.
Бледное нездоровое лицо, чужие испуганные глаза и привычно худое тело, безобразно измазанное кровью. На животе он насчитал тринадцать жутких колото-резанных ран. Они были такие большие, что, казалось, и одной было вполне достаточно, чтобы до сих пор лежать там, в проеме под домом.
Но он был до сих пор жив и стоял на ногах. Более того, раны уже не кровоточили. В большинстве своем они запеклись и только кое-где сочилась сукровица. Это было настолько ненормально, что на Филиппа снова навалилось ощущение нереальности происходящего.
Он забрался в ванную, включил теплую воду и стал сырой губкой смывать с себя кровь. Жуткий красный ручей стекал в смыв, закручивая напоследок небольшой грустный водоворот. Филипп осторожно омыл свой живот. Раны уже не казались такими страшными. Может, это куртка смогла его защитить, не дав ножу глубоко вонзиться в тело? Эту нелепую версию он сразу отмел. Длина у ран была большой. Как раз по ширине лезвия. Чтобы такая рана образовалась, нужно, чтобы лезвие от ножа вошло минимум на треть. А это не меньше пяти-семи сантиметров. Это не просто порезы кожи, наверняка должна быть разрезана мышечная ткань и скорее всего повреждены внутренние органы…
Он осмотрел один из порезов, аккуратно пытаясь развести края раны пальцами. Полоснула резкая боль и он отпустил кожу. Сквозь разрез отчетливо виделись повреждения мышц. Из раны вытекла скупая струйка чересчур густой багровой крови.
«Интересно, — вдруг мелькнула у Филипп шальная мысль, — а я смогу сегодня выступить?» Сегодня ведь особенный день. Их первое выступление перед широкой публикой. Без него ребята не смогут отыграть. И замены так быстро не найдешь. Филипп в расстройстве даже закусил губу.
И тут в квартиру ворвались родители. С силой захлопнув за собой тяжелую металлическую дверь, они, даже не разуваясь, устремились прямиком к ванной. Филипп едва успел намотать на себя полотенце.
— Как это случилось? — стараясь сохранять хладнокровие воскликнул отец, окинув его быстрым внимательным взглядом.
— Меня пырнули ножом, — невпопад ответил Филипп, ожидая совсем другой реакции от родителей.
— Кто, где, когда? — отец, похоже, был больше заинтересован обстоятельствами произошедшего, а не самочувствием Филиппа.
— Папа, меня хотели убить! — Филип возмущенно показал на свой живот.
— Филя, соберись! — немного сбавил обороты отец, — очень важно сейчас понять кто и почему это сделал!
— Какой-то нацик! — в сердцах крикнул Филипп.
— У вас с ним произошел какой-то конфликт?
— А не хотите узнать, как я себя чувствую?
— Филипп, послушай меня внимательно! Счет может идти на минуты! Нужно, чтобы ты ответил на мои вопросы!
— Нет! Не было у нас никакого конфликта! — разозлился Филипп, — Я его в первые сегодня увидел! Он прицепился в троллейбусе. Всю дорогу пялился на меня, а потом вышел за мной на остановке, догнал в арке и вот…
— Он что-нибудь тебе сказал?
— Сдохни, тварь!
— Уходим, — озабоченно-деловым тоном сказал отец стоявшей тут же маме и, не дождавшись её сухого кивка, выбежал из ванной и скрылся в родительской комнате.
— Ты как? — спросила мама, участливо оглядывая сына.
— Спасибо, что, наконец, поинтересовалась! — обиженно пробурчал Филипп.
— Хорошо, что все обошлось! — мама невесело улыбнулась и быстро поцеловала Филиппа в лоб, — а теперь иди собирай быстрее вещи. Через пять минут уезжаем!
Сказав это, она покинула ванную комнату так быстро, что удивленно-растерянный возглас Филиппа «Обошлось?» глупо повис в воздухе скрюченным вопросительным знаком. Вот так заботливые родители… Никто из них так и не выяснил, как же себя чувствует их сын и какие у него повреждения! Может быть надо вызвать «Скорую помощь». А вдруг у него внутреннее кровотечение? Может быть он ещё жив только благодаря выбросу адреналина и шоковому состоянию? Такое, говорят, бывает.
Филипп ещё раз осмотрел свои раны. Ни одна из них уже не кровоточила. Кожа на животе была обычного цвета, разве что чуть бледнее, чем обычно. С возмущением ударив кулаком по стене, Филипп направился в свою комнату и захлопнул дверь.
Надев на себя спортивные штаны и толстовку, он завалился на кровать, пытаясь собрать разбегающиеся в разные стороны мысли. Похоже, что все они просто струсили перед одной внезапно возникшей догадкой. Жуткой и бескомпромиссной в своей вероятности. А он вообще жив? Может быть, он умер? Или всё ещё лежит там на снегу без сознания и бредит в агонии…
— Филя, в чем дело? Почему ты не собираешься? — мама даже не стала стучать в дверь
— Потому что я никуда не еду, — устало пробормотал обиженный Филипп.
— Филя, это очень серьезно, — попыталась взять ситуацию под контроль мама, — у нас нет времени на пререкания!
— Мама, меня полчаса назад исполосовали ножом, а вы делаете вид, что со мной всё в порядке…
— Мы вовсе не делаем вид, что все в порядке. Но сейчас мы все в большой опасности, Фил, и должны немедленно отсюда уехать!
— Я никуда не поеду! — вспылил Филипп, — с места не сдвинусь, пока не объясните, что происходит!
— Я обещаю, что мы все тебе расскажем, — ответила мама и принялась сама собирать его вещи, складывая их в стопку на письменный стол, — но сейчас просто некогда! Поверь мне! Ты гитару брать будешь?
— Я никуда не поеду…
Внезапно раздался дверной звонок. Тут же на пороге комнаты Филиппа появился отец с большим чемоданом. Приложив палец к губам, он достал телефон и подключился к камере, установленной в подъезде.
— Ничего не видно, — одними губами произнес он, — чем-то заляпали!
Мама осторожно выглянула в уличное окно и, быстро осмотревшись, также одними губами прошептала:
— Никого! Уходим?
Вместо ответа со стороны входной двери раздался резкий стук в дверь и почти сразу же металлический визг.
— Сейчас дверь спилят! — закричал отец, схватив чемодан, — давай, быстрее!
Мать открыла окно и забравшись на подоконник, прыгнула вниз. Так буднично и уверенно, как будто они жили не на пятом этаже, а на первом. Филипп ошеломленно вскрикнул. Снова реальность дала сбой и его как будто окутала пелена сна. Отец подбежал к окну и выбросил туда чемодан.
— Филя, вставай, нам надо уходить! — крикнул он, стараясь перекричать визг шлифмашинки.
— Папа, что вы делаете?! — в панике закричал в ответ Филипп, — я ничего не понимаю!
— Нам надо бежать, иначе они нас убьют! — отец, ухватил Филиппа за руку и попытался поднять с кровати.
— Кто убъёт? — Филип вырвал руку и забился в угол кровати у стены.
— Филя, некогда сейчас объяснять! Бежим!
— Я никуда не пойду! — истерично закричал Филипп.
Но тут отец молниеносно запрыгнул к нему на кровать, с невероятной силой подхватил Филиппа на руки и в два прыжка оказался у окна. Филип не успел ничего сообразить, как отец выбросил его наружу. На улицу. С пятого этажа!
Время остановилось. Перед глазами Филиппа замелькали какие-то обрывки воспоминаний, небо, дома, деревья. Весь мир превратился в безумную круговерть. Изо рта попытался вырваться крик. А может даже и вырвался, но тут он услышал мамин голос:
— Группируйся!!!
Он увидел стремительно несущуюся к нему землю. Белую от снега. Негостеприимную. Он попытался приготовиться к удару. Согнул ноги в коленях, вытянул носки вниз, а руки вперёд. И тут же приземлился. Его ошеломило от удара о землю, и он даже не понял, больно ли ему.
Филипп почувствовал, как его схватили за руку и рывком подняли на ноги. Это была мама. Через секунду рядом приземлился отец. Прямо на ноги. Как в каком-то голливудском боевике. В руках он держал электрогитару Филиппа. Если бы не контекст, это выглядело бы круто. Да это, вообще-то и выглядело невероятно круто, несмотря на дурацкий стариковский прикид его отца.
— Бежим! — крикнул тот.
И они побежали. Очень быстро. Филиппа за рукав тянула мама. Она мчалась впереди и Филипп, потеряв волю и с ней всякое желание сопротивляться, просто бежал следом, еле успевая за её темпом. Они завернули за соседний дом и отец остановился у какого-то чужого автомобиля, двери которого внезапно отперлись при их приближении.