Какую позицию занимаем мы сами по этому противоречивому вопросу? Пожалуй, нужно ввести оговорки двух типов. Во-первых, в исторической науке, в отличие от войны или дипломатии, было бы заблуждением исходить из предположения, что враг моего врага — мой друг [155]В рассматриваемом случае подобным самообманом занимались методологические консерваторы и апологеты немецкого прошлого (это отнюдь не обязательно одни и те же люди). Ни тем, ни другим в действительности наша книга ничего не дает. С точки зрения методологии мы не верим, что факты говорят сами за себя или что история может быть свободна от теории. Мы разделяем часто цитируемое мнение Юргена Хабермаса: история не исчерпывается тем, «что ее акторы замышляют в отношении друг друга» [Habermas 1970: 116] [156]Говоря в общем, мы не считаем, что проблемы Германии являются «воображаемыми» или же что историки «критической школы» 1960–1970 ‐ х годов зря теряли время. Мы уверены, что, если бы не было Ханса — Ульриха Велера, его следовало бы придумать. Содержание и с тиль изложения немецкого издания не должны оставить сомнений по этому поводу. Если уж приписывать историков к определенным лагерям, на основании этих фундаментальных положений мы должны быть отнесены к лагерю тех, чьи взгляды мы рассматривали критически. В конце концов, именно их взгляды привлекают наиболее серьезное внимание.
Впрочем, разногласия, конечно, остаются, и это подводит нас к другому ряду замечаний. Наши взгляды на возможные методологические и моральные последствия нынешней дискуссии о Sonderweg параллельны нашим взглядам на саму модель Sonderweg. Последняя подает признаки превращения в затупившийся аналитический инструмент, и, как следствие, представляется, что настойчивая приверженность этому конкретному способу «примирения с прошлым» [157] может породить специфическую инерцию мысли и чувства. Методологически, например, использование определенных моделей, заимствованных из социальных наук — прежде всего из «теории модернизации» [158], — порой придает работам немецких историков чересчур одномерную ориентацию на настоящее. История, безусловно, нуждается в теории, и следует в самом деле отказаться от восприятия настоящего положения вещей как «естественного». Однако если, как утверждает Юрген Кока, пытаться таким способом демистифицировать прошлое, этой цели едва ли можно достигнуть, представляя историю Германии с середины XIX века так, как будто бы известные события 1933 года были предначертаны в каждом ее эпизоде [Kocka 1977]. Этот подход приводит к очередной телеологической банальности, несмотря на непривычно несчастливый конец. Таким образом, существует риск зеркального отражения проблем тех историков, которые превозносят положительные качества немецкого Sonderweg. В числе наших намерений было попытаться возвратить модерной истории Германии ощущение непредсказуемости — хотя и не случайности. При этом спасать имперскую Германию от тирании ретроспективного взгляда не входило в наши планы. В более общем смысле можно сказать, что мы уделяем больше внимания исторической текстуре, «таковости» исторического опыта, чем те, кто представляет современную воинствующую ортодоксальность. Один из нас позволил себе довольно игривую отсылку к этой позиции в немецком издании, выбрав для заглавия известное изречение Ранке. Однако наши взгляды едва ли можно свести к историзму в плохом, старинном немецком смысле. Достоинства историзма, с его акцентом на verstehen и на уникальности события, и критической истории, подчеркивающей значимость теоретической базы, не исключают друг друга. Мы предпочли бы поддержать Вольфганга Моммзена, который убедительно писал о необходимости сочетать индивидуализирующие и герменевтические методы с системным анализом социальных структур и процессов, в которых протекает история [159].
Моральные и политические выводы следуют из вышесказанного. Мы не против «примирения с прошлым Германии», но верим, что для этого существует множество разных способов. В 1960 ‐ е годы можно было бросить вызов традициям, поддержав негативное ви ́ дение немецк ого Sonderweg; в наши дни такой подход скорее отсекает вопросы, чем предоставляет возможность их задать. Так, например, отстаивание определенной формы пагубной преемственности между 1848 ‐ м и 1945 годами не только препятствует вопрошанию о других преемствен ностях, но и исключает доводы, касающиеся преемственности между Третьим рейхом и тем, что за ним последовало. Идея «нулевого года» имела освободительную функцию, но сейчас она грозит превратиться в преграду для понимания связей между прошлым и настоящим. Сходным образом проблемами чреваты попытки усилить концепцию Sonderweg при помощи теории модернизации. Возможно, видеть в современных проблемах лишь рудиментарные явления несовременного прошлого утешительно, но насколько это справедливо? В ФРГ многие предпочитали критиковать «модерность» в этом смысле, а не использовать ее как заклинание против прошлого, которое было успешно преодолено. На ум приходят такие художники, как Йозеф Бойс и неоэкспрессионисты, такие режиссеры, как Ханс-Юрген Зиберберг, молодое поколение историков, последовавшее за Э. П. Томпсоном в попытках спасти жертв модернизации от «чудовищного снисхождения потомков», движение «зеленых». Здесь присутствуют очевидные интеллектуальные и моральные ловушки (сентиментальность — только один пример), и вполне естественно, что немцы относятся к этому особенно чувствительно. Вероятно, было бы благоразумно отметить еще, что мы не отождествляем свои намерения с вышеперечисленными предпочтениями (последние также представляют широкий спектр различных интересов). Однако всех объединяет одно: вопросы о немецком прошлом задаются снова и снова как повод порассуждать о настоящем Германии. А сделать это намного проще, если мы признаем, что история Германии с 1848 по 1945 год не была улицей с односторонним движением, закончившейся вместе с Третьим рейхом и позволившей открыть новый этап пути. Таким образом, примирение с немецким прошлым в 1980 ‐ е годы предъявляет иные требования, нежели в 1960 ‐ е. С одной стороны, это означает, что меняются вопросы, которые настоящее з адает прошлому. С другой, это значит иной способ обращения к прошлому, чтобы задавать вопросы о настоящем. Альтернативой является риск столь же парализующей самоочевидности, как та, с которой успешно боролись историки Sonderweg. Ханс-Магнус Энценсбергер писал в 1960 ‐ е годы об опасностях чисто ритуального самоуничижения перед лицом немецкого прошлого. По его выражению, «qui s ’ accuse, s ’ excuse» [Enzensberger 1968: 10]. Энценсбергер имел в виду апологетов прошлого 1950–1960 ‐ х годов. В наши дни это суждение сто ль же уместно.
Пер. с англ. Ксении Гусаровой
[Abraham 1981] — Abraham D. The Collapse of the Weimar Republic: Political Economy and Crisis. Princeton, 1981.
[Ayçoberry 1981] — Ayçoberry P. The Nazi Question: An Essay on the Interpretation of National Socialism (1922–1975). New York, 1981.
[Berghahn 1979] — Berghahn V. Politik und Gesellschaft im Wilhelminischen Deutschland // Neue Politische Literatur. 1979. Bd. 24. S. 164–195.
[Blackbourn, Eley 1980] — Blackbourn D., Eley G. Mythen deutscher Geschichtsschreibung: Die gescheiterte bürgerliche Revolution von 1848. Frankfurt am Main; Berlin; Wien, 1980.
[Briggs 1960] — Briggs A. The Language of “Class” in Early Nineteenth-Century England // Essays in Labour History / Ed. by A. Briggs and J. Saville. London, 1960.
[Calleo 1980] — Calleo D. The German Problem Reconsidered: Germany and the World Order, 1870 to the Present. Cambridge, 1980.
[Craig 1955] — Craig G. A. The Politics of the Prussian Army, 1640–1945. New York, 1955.
[Dahrendorf 1968] — Dahrendorf R. Society and Democracy in Germany. London, 1968.
[Diefendorf 1980] — Diefendorf J. M. Business and Politics in the Rhineland. Princeton, 1980.
[Döring 1981] — Döring H. Skeptische Anmerkungen zur deutschen Rezeption des englischen Parlamentarismus 1917/18 // Politische Parteien auf dem Weg zur parlamentarischen Demokratie in Deutschland / Hg. von L. Albertin und W. Link. Düsseldorf, 1981. S. 127–146.
[Enzensberger 1968] — Enzensberger H. M. Deutschland, Deutschland unter anderm: Äusserungen zur Politik. Frankfurt am Main, 1968.
[Evans 1978] — Evans R. J. Introduction: Wilhelm II’s Germany and the Historians // Society and Politics in Wilhelmine Germany / Ed. by R. J. Evans. London, 1978. P. 11–39.
[Faulenbach 1980] — Faulenbach B. Die Ideologie des deutschen Weges: Die deutsche Geschichte in der Historiographie zwischen Kaiserreich und Nationalsozialismus. München, 1980.
[Fischer 1961] — Fischer F. Griff nach der Weltmacht. Düsseldorf, 1961.
[Fischer 1967] — Fischer F. Germany’s Aims in the First World War. London, 1967.
[Geiss 1972] — Geiss I. Studien über Geschichte und Geschichtswissenschaft. Frankfurt am Main, 1972.
[Geyer 1975] — Geyer M. Die Geschichte des deutschen Militarismus von 1860–1945: Ein Bericht über die Forschungslage (1945–1975) // Die moderne deutsche Geschichte in der internationalen Forschung 1945–1975 / Hg. von H. — U. Wehler. Göttingen, 1975. S. 256–286.
[Geyer 1981] — Geyer M. Professionals and Junkers: German Rearmament and Politics in the Weimar Republic // Social Change and Political Development in Weimar Germany / Ed. by R. J. Bessel and E. J. Feuchtwanger. London, 1981. P. 77–133.
[Glaser 1978] — Glaser H. The Cultural Roots of National Socialism. London, 1978.