Изменчивость африканских черепов с датировками 195 тысяч лет: Омо-Кибиш-1 (справа) и Омо-Кибиш-2 (слева)
Когда я начинал заниматься измерением черепов, то эти африканские ископаемые рассматривал безотносительно друг к другу, откуда и появилась гипотеза, что люди, похожие на Омо-1 и Джебель-Ирхуд (если верны их датировки), могут представлять хотя бы отчасти основание нашей родословной. Но по мере прояснения природы африканских находок и уточнения датировок я стал объединять поздние архаичные экземпляры в единую группу, противопоставляя их ископаемым из других районов, скажем, из Схула и Кафзеха, из Кро-Маньона, а также неандертальцам. Я все больше убеждался, что нельзя не принимать в расчет значительную вариабельность африканской выборки – это было бы большой ошибкой.
Примерно к тому же выводу пришел антрополог Филипп Гунц, который полагался на результаты геометрической морфометрии. Они с коллегами измеряли форму верхней части черепа в выборке ископаемых от эректусов до кроманьонцев со всего мира. Гунц, как и я, обнаружил, что африканские экземпляры, подобные Ирхуду, Омо-2 и Нгалоба, занимают среднее положение в пространстве признаков между архаичными формами – неандертальцами и гейдельбержцами – и современными представителями из Кафзеха и Кро-Маньона. Однако изменчивость по форме у них существенно шире, чем у любой другой группы ископаемых людей, будь то современные люди, неандертальцы, эректусы или гейдельбержцы. И как нам это понимать, есть ли здесь какой-то важный для нас смысл? На мой взгляд, африканские представители heidelbergensis (я имею в виду ископаемые из Бодо в Эфиопии, Эландсфонтейна в ЮАР и Брокен-Хилла в Замбии) в какой-то части континента эволюционировали до современных людей – правда, непонятно, насколько быстро шла их эволюция. Принято считать, что процесс был постепенным и неспешным, потому что, по имеющимся датировкам, возраст ископаемых из Брокен-Хилла 500 тысяч лет, то есть для эволюционного формирования современного черепа, да и не только его, а всего тела, мозга и поведения, времени было предостаточно.
Но даже с хорошо известными окаменелостями нет-нет да и случаются сюрпризы. Вот пример. Через пятьдесят лет после выхода в свет дарвиновского осторожного предсказания, что человек современного типа может иметь африканские корни, в местечке Брокен-Хилл был по счастливой случайности найден древний череп, и от него потянулась цепочка доказательств дарвиновской правоты. Но значение этого черепа поняли далеко не сразу, ученые могли бы о нем и не вспомнить. Дело было так. 21 июня 1921 года близ местечка Брокен-Хилл в Северной Родезии (нынешнее название его Кабве, а страна стала теперь Замбией) шахтеры, разрабатывая металлоносный карьер в невысоком холме, нашли череп, покрытый коричневым осадком. Череп пялился на них своими огромными пустыми глазницами, и рабочие в страхе убежали. Однако их начальник, швейцарец Том Цвигелаар, оказался смелее и, послав за фотографом, снялся на фоне места находки с черепом в руках.
Череп из Брокен-Хилла (его носитель получил наименование “родезийский человек”) стал первой важной находкой ископаемых африканских людей и по сей день остается одной из наиболее впечатляющих. Он хранится в железном сейфе около двери моего кабинета в Лондонском музее естественной истории, и в нашем палеонтологическом отделении почитается как сокровище – прекрасно сохранившийся, с коричневой блестящей поверхностью, массивные надбровные дуги нависают над пустыми глазницами. Сначала его описали как самостоятельный вид Homo rhodesiensis за авторством Артура Смита Вудворта, работавшего в нашем музее, а затем много раз переопределяли и переназывали. В 1930 году чешско-американский антрополог Алеш Грдличка назвал родезийский череп “кометой древней человеческой истории”, потому что датировать и определить, откуда он такой взялся, не легче, чем комету. Никогда не удавалось получить хорошие датировки этого черепа, так что, несмотря на его полноту и очевидную примитивность, его место в человеческой эволюционной истории не совсем понятно. В мои студенческие времена его использовали, чтобы доказать, что Африка была задворками человеческой эволюции, ведь череп-то примитивный, а возраст его полагался около 50 тысяч лет – в Европе и Азии тогда уже жили люди, гораздо более продвинутые в эволюционном плане. А сейчас родезийский череп принято сближать с ископаемыми типа Бодо и Эландсфонтейна и усматривать в них африканский компонент нашего предкового вида Homo heidelbergensis; время его жизни относят на полмиллиона лет от современности.
Я прекрасно помню, как меня маленького родители взяли в Музей естественной истории, и там в витрине мы увидели череп из Брокен-Хилла (или скорее его слепок). И помню, как меня заинтриговала его примитивность и таинственность. С тех пор я лелеял надежду понять, что за тайна скрывается за этим черепом, в какую главу человеческой истории вписать “родезийца” – поместить среди наших предков или же вынести в отдельный вид, исчезнувший, не оставивший ни следа в нашей эволюции? В своей диссертации 1971 года я включал в расчеты и этот череп: предложив Homo heidelbergensis на роль общего африканского предка современного человека и неандертальцев, я имел в виду главным образом именно его. Однако точное место “родезийского человека” в эволюционной истории безнадежно ускользало от понимания, пока не был определен его возраст. А это было не так-то просто, учитывая, что его местонахождение полностью разрушено. Но в конце концов и это стало возможным. Результаты удивили не только меня, но и вообще всех.
Работы в карьере начались за четырнадцать лет до находки черепа, шахтеры должны были прорубиться через пятнадцатиметровую вертикальную шахту, буквально набитую окаменевшими костями. Но так как кости здесь были замещены металлами, то отправлялись они прямиком в плавильную печь. Лучше не думать, сколько бесценных для науки окаменелостей сожжено в той печи!
Но после находки знаменитого черепа начались раскопки, и силами таких ученых, как Луис Лики и Алеш Грдличка, оттуда были подняты и другие ископаемые остатки людей и животных, а также множество артефактов. Они обследовали не только саму шахту, но и шахтные отвалы и хижины рудокопов. Однако лишь две кости были найдены поблизости от места обнаружения черепа и приблизительно в тех же слоях. Это длинная и прямая кость голени (большая берцовая) и средняя часть бедренной кости. С последней связана любопытная история. Ее обнаружила миссис Уиттингтон, которая приехала в те места навестить сестру, чей муж работал на шахте. Миссис Уиттингтон оказалась весьма неугомонной дамой и потребовала спустить ее вниз в шахту на веревке, там она и нашла кость. Но об этой находке практически забыли, пока Десмонд Кларк в 1963 году не отправил ее из Родезийского музея в Лондон. Кроме того, были обнаружены еще две не менее любопытные окаменелости, и хоть они к человеку не относятся, но оказались не менее важными для реконструкции ушедшей истории людей из Брокен-Хилла. Одна из них представляет собой тонкое минерализованное желтовато-коричневое образование из тонкодисперсного осадка, которое рабочие посчитали нужным взять, приняв его за мумифицированную кожу “родезийского человека”. Другая – масса тонких косточек, найденных вокруг черепа и даже вцементированных внутрь его. Сначала решили, что это кости летучих мышей. Но потом выяснилось, что это остатки различных мелких млекопитающих – кости, челюсти, зубы. По ним можно не только определить возраст, но также понять, как исходно лежал череп в пещере.
Сам по себе череп представляет необычную комбинацию признаков. С одной стороны, размер мозга всего чуть-чуть не дотягивает до среднего современного, но с другой – лицевая часть у него крупная, а черепная коробка определенно примитивная: удлиненная и низкая, с огромными надбровными дугами (Грдличка употребил слово “чудовищная”), угловатая позади, с поперечным костяным гребнем, напоминающим Homo erectus. У скуловых костей нет выгнутости в стороны, какая характерна для современного человека (хотя во фрагменте второй найденной неподалеку челюсти этот признак присутствует). Зубы болезненно попорчены, причем так сильно, как у ранних людей просто не бывает: многие разрушены, а у других поражены корни.
Есть у черепа и другие необычные особенности, например маленькая, почти круглая дырочка с левой стороны. Ее считали раной от копья, от клыка льва или даже следом примитивной хирургии. А когда я начал работать в музее, мне вскоре подкинули еще одну идею, совсем для меня неожиданную. Одна британская газета печатала с продолжениями книгу под названием “Тайны исчезнувших рас” (Secrets of the Lost Races), и они попросили у меня разрешения напечатать фотографию черепа из Брокен-Хилла. Я поинтересовался, какую они дадут подпись под фотографией. И получил ответ: стотысячелетний череп неандертальца с пулевым отверстием от выстрела пришельцев. Я заметил, что данный ископаемый череп совсем не неандертальский, и что он, скорее всего, старше ста тысяч лет, и что пули оставляют на кости расходящиеся трещины, и вообще маловероятно, чтобы уважающие себя пришельцы использовали нечто столь примитивное, как огнестрельное оружие. Так или иначе, им разрешено было сфотографировать череп, если они напишут, что, согласно научным исследованиям, дырочка имеет следы залечивания и она появилась, по всей вероятности, в результате болезни, разъевшей кость изнутри. Но научные данные плохо укладывались в общую концепцию газетного сюжета, поэтому они просто нарисовали череп. После я пережил несколько тяжелых недель, когда разные деятели звонили мне в музей, писали и даже являлись лично с требованиями поглядеть на череп неандертальца, которого застрелили пришельцы.
Судя по большой берцовой кости, найденной поблизости от черепа, человек имел рост около 180 см, а если он был мужчиной-гейдельбержцем, то весил порядка 75 кг, не так уж много по сравнению с 90 кг для людей из Боксгроува (реконструкция тоже по большой берцовой кости) или из Бодо (реконструкция по черепу). По своему телосложению высокий и сравнительно худощавый “родезийский человек” примыкает к нынешним жителям сухих тропиков, хотя он, по-видимому, был более массивным и мускулистым. Какими он пользовался орудиями, сказать трудно, потому что орудий хоть и много, но ни одно не ассоциировано с черепом за исключением округлого камня, найденного вместе с фрагментом бедренной кости. Наряду с другими подобными артефактами из этого места он считается метательным ядром, ударным снарядом или даже бола (охотничье или пастушеское орудие, еще недавно бывшее в ходу в Южной Америке; представляет собой шары на веревке, которые можно бросить и опутать ноги животного). Другие артефакты включают отщепы, скребки и даже, возможно, костяные орудия, но все они выглядят не очень древними, не старше 300 тысяч лет. Также нет никаких убедительных признаков разделки мяса, хотя по ряду признаков некоторые из найденных костей могли быть остатками охотничьей добычи людей. А если еще принять во внимание, что от пещеры в холме ничегошеньки не осталось, то очевидно, что мы вообще не можем сказать, как попали в пещеру кости и орудия, принадлежали они обитателям пещеры или были занесены туда каким-то иным образом.