И снова показался челнокъ, и снова появилась Фея, но на лицѣ ея было больше заботы и нерѣшительности, и меньше свободной безпечности. Она опять изъ царства свѣта вступила въ тьму (которая съ минуты на минуту все чернѣла), и опять ея тѣнь, отдѣлившись, упала и слилась съ водой, напоенной мракомъ. И снова, и снова плыла она, огибая островъ (межь тѣмъ какъ солнце устремлялось на покой), и каждый разъ, при вступленіи въ область лучей, лицо ея становилось все печальнѣе, все блѣднѣе, неопредѣленнѣе, и каждый разъ отъ нея отдѣлялась все болѣе мрачная тѣнь, поглощаемая все болѣе чернѣвшей тьмою. И наконецъ, когда солнце исчезло совершенно, Фея, теперь не болѣе какъ блѣдный призракъ самой себя, исполненная безутѣшной скорби, вошла въ непроглядную тьму, и вышла ли она когда-нибудь оттуда, я не могу сказать, потому что все покрылось непроницаемымъ мракомъ, и я не видѣлъ больше ея волшебнаго лица.