— Сейчас подойду.
Мы дали отбой.
Запихивая телефон обратно в карман, я оглянулся через плечо, ожидая увидеть безумного торговца, глазевшего мне вслед.
Но тот исчез.
1950
Мария Диас родилась прежде назначенного срока: срочно потребовавшееся кесарево сечение прервало беременность на тридцать второй неделе. Весу в ней было три фунта тринадцать унций. Она прошла все положенные проверки и была признана здоровым во всех отношениях младенцем. Впрочем, когда ей была неделя от роду, ее сердцебиение пугающе ускорилось. Родители поспешили отвезти ее назад в больницу, и на протяжении следующих двенадцати часов девочка перенесла еще двадцать два приступа. В те годы об эпилепсии мало что было известно, и педиатр, диагностировавший кровоизлияние в мозг, уверенно сообщил убитым горем родителям, что Мария не переживет эту ночь.
Теперь Марии уже исполнилось четыре годика. Разумеется, она ничего не знала о насыщенной событиями первой неделе своей жизни. Подобно большинству сверстников, ее впечатления были ограничены непосредственным окружением, включающим в себя дом и улицу перед ним.
Мария стояла у полки, висевшей в игровой комнате дома, решая, которые из кукол примут участие в ее утреннем чаепитии. Первой она выбрала Анжелу, одетую в голубое платье с кружевами и чепчик. Анжелу можно было укачивать: куклу надо было взять на руки в горизонтальном положении — тогда ее глазки медленно закрывались, и она засыпала. Мария осторожно отнесла ее к игрушечному столу и усадила на стульчик. Кукла тут же завалилась вперед, ее тяжелая резиновая голова ткнулась в столешницу. «Просыпайся, глупенькая», — строго сказала ей Мария, усаживая куклу ровно. Она подождала немного, чтобы убедиться, что Анжела не шевельнется опять. Потом вернулась к полке. На нее с надеждой смотрели целых восемь кукол, но свободных мест за столом осталось только два. Подумав, Мария выбрала Мисс Волшебные Губки. На этой кукле было розовое платьице с кантом из блесток, и она улыбалась, показывая три передних зубика. Это означало, что сейчас кукла вполне счастлива. Расстраиваясь, она плотно сжимала губы и принималась хныкать.
Не желая совершать третий поход к столу, Мария заодно потянула с полки Тедди, на котором не было ничего, кроме вязаного свитера цвета абрикоса. Тедди был медведь, а не кукла, но он был дружелюбный медведь и хорошо умел ладить со всеми.
Оказавшись у стола, Мария усадила Мисс Волшебные Губки слева от Анжелы, а Тедди — справа от нее. Они были воспитаны куда лучше Анжелы, и никто не попытался уснуть. Довольная, Мария отошла к сундучку в углу комнаты и принялась рыться в игрушках, отыскивая необходи-му и) ут варь — блюдца с чашечками и чайник. Накрыла на стол и сказала:
— Большое всем спасибо, что пришли на мое чаепитие. Кто из вас хочет немного чаю?
— Я хочу! — сразу ответила Анжела, хотя по правде это сказала за нее Мария. Тонюсеньким голосочком.
— Ну конечно, Анжела, — сказала Мария, возвращаясь к своему обычному голосу гостеприимной хозяйки. И до краев наполнила чашку куклы воображаемым чаем. — Кому-нибудь еще?
— Мне, пожалуйста! — ответила ей Мисс Волшебные Губки.
— Вы сегодня в прекрасном настроении, Мисс Волшебные Губки, — отметила Мария, подливая чаю в чашку куклы.
— Хочу кекса, — сказала Анжела.
— Но у меня не осталось кексов…
— Может, испечешь еще?
Мария оглянулась на розовую кухонную плиту у стены и ответила:
— Что ж, пожалуй. Но в чашке у Тедди пока пусто. Верно, Тедди?
— Да, можно мне чаю?
Она наполнила его чашку.
— А нет ли у тебя меда? — спросил он.
— У меня только сахар. Положить?
— Да, пожалуйста.
Она подняла со стола воображаемый кусочек рафинада и уронила в чашку медведя.
— Ая хочу кексов! — требовательно объявила Анжела.
Мария, вздохнув и качая головой, отошла к плите. Покрутила какие-то рукоятки и обернулась к гостье.
— Ну все, они уже пекутся.
Вернувшись к столу, Мария уселась на свое место напротив Анжелы, налила себе в чашку чая и поднесла ее к губам.
— Ох, какой горячий! Будьте осторожны, ведь…
Эту фразу она так и не закончила.
Мама Марии опустилась на колени рядом с дочерью, на лице тревога. Мария моргнула — медленно и сонно, словно сытая, довольная кошка. Когда здесь успела появиться мама? Она что, тоже пришла выпить чаю? Кажется, мама что-то говорит ей…
— Ответь мне, Мария.
— У меня тут чаепитие, мам, — сказала она.
— Я вижу, золотце. Но совсем недавно о чем ты думала?
Мария нахмурила бровки.
— О том, что чай очень горячий.
— И это все?
Она кивнула.
— А что?
— Ты не ответила мне, когда я вошла. Просто глядела в пространство.
— Я думала, что чай очень горячий.
— Ивее?
— Ивее.
Мама обняла ее, облегченно вздохнув.
— Ты пришла выпить чаю? — спросила прижатая к ее плечу Мария.
Мама разомкнула объятия.
— Нет, милая. Пора перекусить. Я испекла для тебя тортильи.
— Обожаю тортильи!
— Тогда побежали, покушаем.
— А как же мое чаепитие?
— Потом закончите. Твои куклы не станут возражать, правда?
— Анжела может. Она не любит никого ждать.
— Тогда ей стоит научиться быть маленькой леди. Порой нам приходится проявлять терпение.
— Анжела, — пригрозила Мария кукле, — прояви терпение.
Анжела, не моргая, смотрела на девочку.
— Ведите себя хорошо, пока меня нет, — добавила та. А потом вслед за матерью направилась из игровой комнаты на кухню, чтобы перекусить.
Зед
Сначала я увидел Пеппера, за ним — Елизавету. Они стояли под одним из деревьев, цепочкой выстроившихся вдоль набережной.
— Зед! — обрадовался Пеппер, широко раскидывая руки. — Bienvenidos Xochimilco[3]
Он радостно мне улыбался, и я не сдержал ответной улыбки. Пеппер был одним из самых жизнерадостных людей, кого я знал. У него было лицо херувима и горящие глаза — как раз под стать такой беззаботной, бесшабашной персоне, как он. К тому же одевался Пеппер с безупречным вкусом и стилем. Веление момента облекло его сегодня в расстегнутую у горла бананово-желтую сорочку-оксфорд с округлым подолом, наброшенный на плечи лиловый пиджак, дополненный выглядывающим из кармашка платком в горошек, того же лилового оттенка отглаженные брюки с отворотами и широким белым поясом, а также легкие белые туфли на босу ногу.
Мы обнялись и похлопали друг друга по спине.
Пепперу доставляло удовольствие, если люди хвалили его костюмы, а потому, отступив на шаг, я уважительно произнес:
— Мне нравится этот небрежно накинутый пиджак. Вылитый Ральф Лорен[4].
— Зед, — ответил Пеппер, явно польщенный комплиментом, — разве ты не слыхал, что самый элегантный способ носить пальто — не надевать его вовсе?
— Привет, Элиза, — поздоровался я, чмокая ее в щеку. Девушка источала цветочный аромат, на ней по-прежнему были широкая шляпа и здоровенные темные очки. Приняв во внимание ее розовый топик, белые шорты, браслеты, туфли на танкетке и кожаную сумочку на плече, — эти двое вполне могли бы появиться из обеденного зала «Сент-Реджис»[5].
Елизавета легонько хлопнула ладонью в мою грудь и строго погрозила указательным пальцем.
— Ты с ума сошел, — сказала она с русским акцентом — резким и несколько мужеподобным. Уронила под ноги сигарету, которую курила, и раздавила окурок носком туфли. — Ты сам хоть это понимаешь? На всю голову сумасшедший.
— Мне уже сообщили.
— Хочешь прикончить нас?
Елизавета сделала вид, что жутко на меня злится, но с задачей не справилась. Твердо сжатые губы так и норовили растянуться в милой улыбке.
— Хесус сам бросил мне вызов, — сказал я. — На него ты тоже сердита?
— Очень даже сердита. Еще один сумасшедший.
Ох уж этот акцент!
— А где он, кстати говоря? И Пита?
— Пошли в туалет. — Елизавета с сомнением уставилась на пластырь у меня на лбу. Даже сняла темные очки, чтобы рассмотреть получше. У нее были изумрудно-зеленые глаза, аристократическое лицо с ясно очерченными скулами, тонкие губы и длинные темные волосы. Когда она жила в Санкт-Петербурге (не путать с американским), Елизавета была, скорее всего, бела как снежинка, но солнце тропиков успело окрасить ее кожу бронзой.
Она провела в Мехико около четырех лет. Работала гувернанткой у богатого русского семейства, желавшего дать частное образование двум дочерям. Ее наниматель, консультант в принадлежащей Мексике нефтедобывающей компании, вращался в тех же кругах, что и Хесус, с которым она познакомилась на общем пикнике квартала. Хесус несколько недель увивался за ней, прежде чем они начали встречаться — с год тому назад.
Порой мне казалось, что мы с Елизаветой составили бы чудесную пару, не будь я помолвлен с Питой и не знай она Хесуса. Эта девушка была умна и остроумна, откровенна почти до грубости — думаю, что это как раз мой тип. Поймав себя на мысли о нас вдвоем, я ощутил укол совести, но это же просто мысли, как я могу держать их в узде? Я в жизни не изменял Пите и не собирался этого делать.
— Как твоя голова? — спросила у меня Елизавета, хмурясь на пластырь.
Я приподнял бейсболку и причесал волосы пятерней.
— В полном порядке, — заверил я девушку. — А что случилось? — поинтересовался Пеппер.
— Вчера вечером он решил прыгнуть с балкона в бассейн, но поскользнулся на перилах, — объяснила Елизавета. — Говорю же, сумасшедший.
— Готов согласиться с Элизой, — кивнул Пеппер. — Любой, кто гонит машину по забитой трассе на скорости две сотни миль в час, по определению псих.
Я поспешил сменить тему:
— Выходит, местечко тут довольно шумное. Я и представить не мог, что здесь толпится столько народу.