Остров на птичьей улице — страница 8 из 24

Обратный путь я прошел быстрее. Наверно, потому, что меньше остерегался. Но боялся так же, как и раньше. Было невозможно не бояться.

Когда я спустился в подвал, дождь пошел в полную силу. Узел мне пришлось разобрать у входа, потому что невозможно было его втащить. Одеяло немного промокло. Книги тоже. Ничего. Высохнут.

Я устроил себе постель. Земля была твердая, поэтому я решил спать на одеяле. Завтра пойду в один из ближайших домов и принесу матрас. Может, найду и продукты. Не очень-то я в это верил, ведь все брали еду с собой или прятали ее. Вот матрасов наверняка было полно.

Ночью мне снился отец. Он улыбался. Был так близко. Я протянул руки, чтобы обнять его. Но не мог. Попробовал еще раз, но он был далеко, хотя совсем не двигался с места. Я крикнул: «Папа!» Не помогло. Тогда бросился за ним. Я видел его вдалеке, но ноги мои отяжелели. Я не мог сдвинуться с места. А он продолжал улыбаться, словно ободрял и поддерживал меня, как будто хотел сказать: «Держись, Алекс, я к тебе приду!»

Я просыпался дважды и в первый раз никак не мог понять, где я. Проснулся из-за сна. Во второй раз проснулся из-за грома, который громыхал снаружи. Где-то неподалеку от меня в подвал проникали капли дождя. Я пощупал свое тонкое одеяло, оно было сухим. С тех пор, как кончились бомбежки, впервые перед сном я не надел пижаму.

Ценные вещи, утратившие всякий смысл

Проснулся я рано, с пением птиц. Посмотрел в отверстие во двор. Было раннее утро, я чувствовал запах дождя, который очень любил. Но выходить мне пока не хотелось. Я вернулся на свое место, взял карманный фонарь и решил обследовать подвал. Это была обычная система подвалов, только из-за центрального коридора, делающего несколько поворотов, все выглядело довольно пугающим. Странно, что теперь, когда у меня не было выхода, я осмелел и с фонарем вошел внутрь. Без долгих размышлений. Раньше, во время наших игр, я решался пройти от входа не больше двух шагов. Ребята сверху завывали: «О-о-о-у-у-у!» — я мигом выскакивал наверх. Предположим, что духи есть на самом деле и что они, к примеру, обитают в таких местах. К чему думать, что они хотят навредить мне? Может, наоборот, захотят помочь? Ведь они, конечно же, ненавидят немцев.

Все секции подвального помещения были пусты, стояли с открытыми дверями. При свете фонаря можно было увидеть кучи угля или какой-то мешок, прислоненный к стене. В конце коридора под потолком было маленькое окошко, которое снаружи было завалено обломками кирпичей. Я решил, что мне стоит притащить сюда лестницу и попробовать выйти через это окошко на двор. Ведь во всяком укрытии должен быть запасной выход. Так учил меня Барух.

Я выбрал себе самое лучшее помещение и подмел его старым мешком. Оно было недалеко от входа, так что если папа позовет меня, я его сразу услышу. Ведь если я заберусь слишком глубоко, я его не услышу. Не услышу ни мертвой тишины еврейской улицы, ни звуков с польской улицы, расположенной за стеной. Я перенес сюда все свои вещи. Решил, что читать буду при свете дня у входного отверстия, чтобы не тратить свечи и батарейки карманных фонарей. Тут я сразу смогу услышать, что кто-то собирается проникнуть внутрь, и тогда я скроюсь где-то в глубине подвала.

Я просидел у входа целый день, но папа не пришел. На третий день решил пойти в соседний дом и принести матрас. Я уже подошел к его входу, но побоялся войти внутрь среди бела дня. И тут я вспомнил, что как-то мы обнаружили проем в стене, который вел в квартиру соседнего дома. Этот проем был заделан досками. «Теперь, когда в доме никто не живет, я смогу оторвать доски», — подумал я. Нашел этот проем, но досок не было. Возможно, люди оторвали доски, чтобы бежать и скрыться в развалинах, когда немцы собирались вывозить их.

Я вошел в брошенную квартиру. Вышел на лестницу. Минутку постоял. Было тихо. Попробовал открыть дверь напротив. Она открылась. Все выглядело так, будто люди вышли ненадолго и сейчас вернутся. Все было на местах. Немного неприбрано. Кое-что набросано тут и там. И много пыли.

Первым делом я пошел на кухню. Там ничего не было. Но я пока не волновался. Продуктов, которые дали мне Грины, хватит больше, чем на неделю, а до того времени папа обязательно придет. Я пошел в детскую комнату и увидел там множество книг. Некоторые из них я читал, некоторые — нет. Я взял одеяло и стал собирать их. Нашел ящик с игрушками. Забыл про все на свете и начал играть. И вдруг я услышал шаги. Кто-то ходил наверху, в одной из квартир. Я просто оцепенел и не двигался до тех пор, пока шаги не удалились и не затихли. «Воры», — подумал я. Если не потороплюсь, здесь ничего не останется.

Я прошелся по всем квартирам. Все двери были открыты. Проверил все кухни. Люди забрали продукты или спрятали их до того, как ушли. Раскрыл стенные шкафы. Полно одежды — женской и мужской. Полотенца и простыни. Нижнее белье. Целое богатство. Я начал вытаскивать вещи из квартир на лестницу. Собралась огромная куча. Но книг было немного. Как оказалось, только в первой квартире жил ребенок, который любил читать.

Я расстелил на полу одеяла и стал собирать все, что мне было нужно. Нашел три хороших костюма и взял их. Я не знал точно, какой размер был У папы. Нашел большое теплое пальто. Связал узлы и попробовал их поднять. Они были слишком тяжелые. А что если и в других домах полно таких хороших вещей? Как я смогу собрать все один, без чьей-нибудь помощи? Потом я сел на пол и подумал, что поступаю очень глупо. Что мне до этих вещей? Что я могу с ними сделать? Откуда я знаю, сколько времени просижу в подвале, пока папа придет? А если меня обнаружат, как я смогу убежать с мешком на спине? Раньше, когда здесь были люди и магазины, можно было продать вещи полякам и получить много денег и много продуктов. А сейчас?

Я посмотрел на горы вещей, которые собрал, потратив полдня тяжелого труда, и ударил по ним ногой. Вещи посыпались по ступенькам.

Тогда я сделал только одну кучу. Положил одежду моего размера. Три костюма для папы. Пальто. Несколько простыней и полотенец. Нашел фуражку. Такие фуражки носили польские солдаты. Точно в таких же ходила польская шпана, и я с радостью напялил ее на свою голову. Потом сделал связку книг. Дотащил два узла до входа в подвал. Здесь я должен был распаковать их. Вносил вещи по одной, потому что вход был слишком узкий. Еще до ночи успел сбегать в тот же дом и принести матрас. Выбрал помягче. Прихватил и складной стул, который смог втащить внутрь.

Ночью проснулся. Услышал голоса. Может быть, в доме, где был вчера. Потом долго не мог заснуть. Но на развалины не пришел никто.

На следующий день опять пошел в соседний дом. Вошел с предосторожностями. Было тихо. Я знал, что буду искать. Ничего другого мне не надо. Можно было прихватить книжку. Кучи вещей, которые я собрал вчера, исчезли. Грабители были тут ночью и все забрали. Пусть им будет на здоровье. В квартирах, где вчера царил относительный порядок, все было перевернуто. Как после погрома. Я нащупал в кармане папин пистолет.

Поднялся на чердак. Папа объяснил мне, что можно через чердаки пройти из дома в дом. Евреи проделали в них проходы, чтобы можно было пробираться из дома в дом, не выходя на улицу после отбоя. Так оно и было. Я каждый раз останавливался и прислушивался. Прошел из квартиры в квартиру. В одном месте нашел большой кухонный нож и взял его. Продуктов нигде не было. Взял рюкзак, брошенный на пол. Выбросил из него все и заполнил бутылками. Может, папа придет за мной только через неделю, крутиться здесь каждый день я боялся. В моем доме была вода. На «балконе», куда прилетали птицы.

Прошли еще три дня. Я читал, ел то, что дали мне Грины. Еды становилось все меньше. К развалинам никто не приближался. Папы тоже не было. Прошла целая неделя. Я начал волноваться. Что со мной будет? Барух сказал определенно: «Жди неделю, месяц, а может быть, и год». Неужели он и вправду имел в виду целый год или намекал на то, что я не должен уходить отсюда долгое время? Я вытащил Снежка из клетки-коробки и начал с ним играть. Игра заключалась в том, что я прятал крошки под матрас, а потом и в соседнем помещении, давал условный сигнал, чтобы он искал. Как у нас дома. Снежок был умный мышонок.

Я голодаю

Я отсчитывал дни. Отмечал их на стене куском угля. Потом решил еще раз пойти в ту квартиру, где жил мальчик, который любил книги. Принес оттуда карандаши и тетради, которые грабители не взяли. Может, мне захочется вести дневник. Начал отмечать дни в тетради. Написал на обложке большими буквами «ДНЕВНИК». Но кроме этого написал в нем только свое имя и одну фразу: «Я голодный». Это было на восьмой день.

Я ни за что не хотел идти к семейке Грин. Конечно, они были бы вынуждены открыть мне, если бы я начал кричать, — боялись бы, что кто-то услышит и таким образом обнаружат их бункер. В конце концов я решил пойти и поискать еду в более отдаленных домах. Может, найду чье-то укрытие. Может быть, там даже будут хорошие люди и я останусь у них. Нет. Я должен вернуться и ждать отца. Будь что будет.

Снежку тоже было нечего есть. Я взял его с собой и пробрался в соседний дом. Решил идти днем. По ночам я все чаще слышал голоса и шаги. Вероятно, потому, что по ночам слышен каждый шорох, или, может быть, грабители предпочитали делать свое дело ночью. Я поднялся на чердак и стал пробираться через крыши к угловому дому. Здесь я ни разу не был. Я вытащил Снежка из кармана и дал ему сигнал: «ищи еду». Это мне пришло в голову случайно. Я, конечно, ничего не прятал, но подумал, что вдруг он найдет что-нибудь быстрее, чем я. Впрочем, он тут же нашел немного крошек в углу, но я не дал ему их съесть. Хотя он, бедный, свистел. Он должен был найти настоящие продукты, которых хватило бы нам на двоих.

Сначала я злился, что он не может найти. Потом подумал, что это некрасиво с моей стороны. Наверно, здесь ничего нет. Я должен проявить терпение. И что будет, если папа вдруг придет, а меня нет на месте? Я так испугался, что подхватил Снежка и бегом проделал весь обратный путь. Сначала хотел оставить ему записку в открытом месте. Какая глупость! Потом решил написать на камне шифром, состоящим из цифр, известным нам обоим. Можно подумать, что это просто арифметика. Если кто-то вдруг случайно обнаружит. Может, возникнут подозрения, но уйти, не оставив знака, я не мог.