– Нисколько, – сказала я. – Его мужчины интересуют.
– То есть как? – ошарашенно спросила меня тетка. – Я же во всех газетах…
– Мало ли что в газетах пишут, – сказала я. – Это имидж. У Артура Небосклонова имидж супержеребца, потому что его песни ориентированы на женскую аудиторию. Его типаж нравится многим женщинам. С ним работают высокооплачиваемые имиджмейкеры, и, надо отдать им должное, работают хорошо.
– Но он же то с одной моделью, то с другой…
– Многие известные люди сейчас с моделями появляются. Кто-то голубизну отмывает, кто-то – потому что принято или престижно. Модели так деньги зарабатывают, причем гораздо большие, чем на подиуме. А любит Артур мужчин. Но вынужден это скрывать. Надеюсь, вы тоже не станете раскрывать его тайну, как и остальные собравшиеся? Поэтому я думаю, что Артура с любовником можно сразу же отпустить. Он для ваших целей не подходит. Он женщин не бросал и не собирается. Все его «романы» были по взаимной договоренности с заключением официальных контрактов.
Небосклонов тут же закивал, все так же стоя на четвереньках. Глазами хлопал, рот не закрывал. Тетка с ружьем задумалась.
– Я – национальное достояние, – завел с пола любимую песню Небосклонов. Пашка снимал. – Если со мной что-нибудь случится, вы станете причиной гибели множества девушек и женщин по всей стране. Они уйдут вслед за мной! Они нанесут себе те же увечья, которые будут на моем драгоценном теле. Вспомните новейшую историю! Сколько поклонников шагнуло в бездну вслед за своими кумирами!
Где же он натренировался так говорить? Неужели продюсер готовит какую-то новую акцию? Последним вроде бы было желание Артура пойти в политику, куда он так и не отправился, хотя думаю, что в какую-нибудь группу политиков вписался бы просто идеально.
– Я уже замерз! – взвизгнул Артур. – Мой голос – национальное достояние. Если я простужусь…
– Артур, твое тело застраховано? – перебила я супермегазвезду, потому что не могла предсказать реакцию тетки, которая в эти минуты о чем-то напряженно думала.
– Нет, только голос.
– Есть еще голубые? – спросила тетка, вроде бы не слышавшая Небосклонова.
– Вот эти трое точно нет, – показала я на Ивана Захаровича и верных оруженосцев. – Депутат Ковальчук имеет весьма специфические пристрастия, но не к мужчинам…
– Вы бы помолчали, Юлия Владиславовна! – рявкнул старый коммунист.
– Я на работе. А моя работа – это говорить перед телекамерой, что я и делаю. Простите, как вас зовут? – спросила я у тетки.
– Алевтина Ильинична.
– Так вот, Алевтина Ильинична, взгляните, пожалуйста, на следы плетки на теле депутата…
– Это его избиратели высекли за обман надежд? – уточнила тетка.
– Нет, это как раз его пристрастия.
Бизнесмены хмыкнули. Мои давние знакомые молчали, так как про депутатские пристрастия знали – я сама в свое время их засняла по заданию Ивана Захаровича Сухорукова. Небосклонов развернулся на четвереньках и изучал спину и бока Ковальчука, покрытые шрамами, некоторые из которых были относительно свежими.
– А я все думаю, кто его так отходил… – задумчиво произнесла Алевтина Ильинична.
– Так что его тоже можно выпустить. Он свое наказание регулярно получает. Кстати, женат он на одной женщине, уходить от нее не собирается, у них уже внук, а дочка у него – очень милая девушка.
После этой моей фразы Иван Захарович, Виталя и Дима одновременно издали тихий стон. С милой девушкой им всем доводилось встречаться. Светку Ковальчук с ее энергией можно впереди поезда вместо паровоза пускать.[1]
– А женщинам он платит, – невозмутимо продолжала я. – Думаете, его кто-то стал бы бесплатно плетьми стегать?
– Депутата-то? – воскликнула Алевтина Ильинична. – Конечно! Я вам могу кучу народа собрать, чтобы депутатов – всех уровней – плетьми постегать. И я сама могу. Бесплатно. За их службу народу.
– Так тогда чего ж вы тут в заложниках других людей держите? Взяли бы только депутатов. Вон Законодательное собрание недалеко. Да вам бы куча народа помогать прибежала. И не выпускали бы их, пока нормальные законы не примут. Давайте, может, вы депутатов оставите, а остальных по домам? А депутаты тут пусть посидят или постоят, пока их коллеги не поработают, как должны работать.
– Вы мне зубы на заговаривайте! – рявкнула на меня тетка. – Я никого выпускать не собираюсь.
– Но я так поняла…
– Пока я не привлеку внимания к проблеме брошенных женщин, вы все останетесь здесь! – И тетка топнула ногой.
«Сумасшедшая или нет?» – прикидывала я. То мне казалось, что она вполне вменяемая, то, что ку-ку. Хотя, конечно, ку-ку. Разве нормальная женщина могла устроить что-то подобное? Или это ее в большом городе заклинило после уединенной жизни на Севере, где за мясом ходили с ружьем?
– Так, давайте все-таки определимся, – заговорила я спокойно и серьезно. – Вначале вы требовали вашему мужу отрезать, а бухгалтерше зашить…
– Это само собой. Это не обсуждается.
– Но вообще ваша главная цель – привлечь внимание к проблеме брошенных женщин и заставить мужчин хорошо подумать перед тем, как бросать старых жен. Так?
– Вы все правильно поняли. И я очень рада, что мне попались депутаты. Эй, вы двое, давайте начинайте закон обдумывать. Вас выпущу только после принятия закона.
– Но мы вдвоем не можем принять закон, – спокойно заметил коллега Ковальчука.
– Вы передадите… Нет, Юля передаст мое требование немедленно созвать Законодательное собрание. Как только они примут…
– Это Государственную Думу надо созывать, – заметил Ковальчук и попытался объяснить, что такой закон может быть только общероссийским.
– Значит, соберется Госдума, – безапелляционно заявила тетка. – Юля, у вас на шее висит мобильный телефон. Звоните в Госдуму. Пусть немедленно собираются и думают, как защитить брошенных женщин. Потом мы им пришлем моего мужа с бухгалтершей – как пример санкций.
Прилагая большие усилия, чтобы сохранять спокойствие, я объяснила, что телефона Госдумы у меня нет. Тем более Алевтина Ильнична выбрала для захвата заложников не самое удачное время – вечер пятницы. Я сказала, что могу позвонить в Управление (имела в виду Андрюшу), в холдинг (имела в виду Викторию Семеновну, нашего главного редактора, которая уже была в курсе моего местонахождения), а также по любому номеру, который назовет Алевтина Ильинична.
– В холдинг, – сказала террористка. – Пусть немедленно прерывают вещание и требуют чрезвычайного созыва Госдумы.
Я позвонила Виктории Семеновне и все передала.
– Про захват заложников мы уже передали в новостях, – спокойно сказала главная. – Юлька, ты там поосторожнее. Все-таки сумасшедшая…
Алевтине Ильиничне я сказала, что сейчас готовится экстренный выпуск новостей, где все будет изложено подробно.
– Так, а оператор почему еще не разделся? – вдруг закричала террористка.
– Зачем ему раздеваться? – невозмутимо спросила я. – И вообще, почему вы всех мужчин держите голыми?
– Я люблю смотреть на голых мужчин, – объявила тетка. – Когда у нас на острове молодые солдатики в бане мылись, я всегда в окно подглядывала.
«Точно ненормальная», – подумала я.
– Но тогда почему сзади? – не отставала я, помня, что мне нужно тетку «заговорить», чтобы отвлечь ее внимание. Правда, я пока находилась далековато от ружья…
– А так их легче в повиновении держать. У них же на затылках глаз нет. Они не знают, что я собираюсь делать. Но ведь и сзади приятно посмотреть на мужские тела. Конечно, не на все. Мне вот этот больше всех нравится.
И она ружьем показала на Виталю.
– О, у нас с вами совпадают вкусы. Я с ним полгода жила.
– Правда? И он вас бросил? Ну, тогда я ему сейчас отстрелю…
– Не надо! Я сама его выгнала. Может, вы его возьмете вместо мужа? Рекомендую. Виталя, повернись, пожалуйста. Я помню, как ты говорил, что после меня сможешь жить с кем угодно.
Виталя повернулся с ничего не выражающим лицом. В этот момент у меня зазвонил мобильный. Все дернулись. Тетка перевела ружье на меня.
– Это, вероятно, сообщают, что вашего мужа привезли, – сказала я спокойно, нажала на прием – и оказалась права. – Куда его? – посмотрела я на Алевтину Ильиничну.
– А бухгалтершу привезли?
Я задала вопрос в трубку.
– Ее пока не нашли, – сообщила я, хотя знала, что ребята из Управления и не собирались привозить женщину. Решили ограничиться мужем, испортившим всем вечер пятницы. Вероятно, с ним уже поговорили по душам, хотя и кратко. – Так что с вашим мужем делать? Он ждет перед баней.
– Сюда его, голого.
Вскоре появился невысокий плотный дядька с лишним жирком на боках. Внешне он напоминал мадьяра. Больше всего привлекали внимание длинные пшеничные усы. Одежду он кучей держал в руках, ботинки не снимал. Дверь отпирала и запирала я.
– Здравствуйте, – сказал дядька, быстро обводя взглядом всех. – Куда мне, Аленька?
– Вон с того краю встань, – Алевтина Ильинична показала ружьем на бизнесмена с отстреленной мочкой уха. – А пожалуй, не с краю… Третьим встань. Третьим.
– А почему вы выбрали для него такое место? – встряла я.
– Мне кажется, так будет лучше смотреться в кадре, – заявила Алевтина Ильинична. – Нечего моему мужу с краю стоять! А так он все время будет в кадр попадать.
– И так все попадают, – заметил Пашка и попытался что-то объяснить, но тетка на него рявкнула, и Пашка предпочел не высовываться с пояснениями.
Мужчина тем временем бросил одежду на одну из скамей, стоявших в холле, безропотно проследовал в указанном направлении и встал в ту же позу, что и остальные. Правда, остальные были босиком. Я успела подмигнуть Витале.
– Мужчина, можно спросить, почему вы так безропотно выполнили приказы? – обратилась я к спине мужа Алевтины Ильиничны.
– Выдрессирован за двадцать два года совместной жизни.
– А почему к бухгалтерше ушли?
– Потому что дурак, – сказал дядька спокойным тоном.