«А имел помещик доверенного человека, которому мог поручить свои сокровища?»
«Да. Это был, пожалуй, лесничий Габрищак».
«Почему Габрищак?»
«Ответа может быть два. Первая: Дунин поручил скрыть свои сокровища Габрищаку, потому что доверял ему. И вторая: помещик выбрал Габрищака не только из-за того, что доверял ему, но потому, что решил скрыть коллекции в лесу, в лесных укрытиях, которые знал только лесничий.
А отсюда вывод: сокровища положены в какое-то убежище в лесах над Вислой…»
Так я рассуждал, греясь на солнце теплого июльского полудня. Эти мысли не очень меня беспокоили. Тихо, однообразно шумел лес, мне было тепло и приятно в моем уютном лагере на краю оврага.
Я заснул.
ГЛАВА ШЕСТАЯЯ — романтик. — Намек на девушку. — Очень худая или просто худая? — Ночные кошмары. — Нападение собак. — Черный лимузин. — Или он придет? — Странное поведение дамы Пилярчиковой. — Прогулка к Острову преступников. — Описание острова. — Странный гость. — Угроза
Меня разбудили человеческие голоса, они будто звучали прямо надо мной. Я вскочил и оказалось, что это женщины собирают в лесу ягоды. Их голоса, усиленные лесным эхом, отчетливо доносились до меня.
Я не собирался скрывать от человеческого глаза ни шатер, ни самого себя. Женщины вышли в овраг, увидели палатку и с интересом посмотрели на меня. Тихонько о чем-то обменявшись, они отправились в лес. Затем оврагом проехала небольшая фура, груженая дровами. Извозчик смотрел на меня, а я лежал на матрасе и ел ломоть хлеба.
Вскоре я снова услышал в лесу чьи-то голоса. Из-за деревьев вышла худощавая девушка лет двадцати четырех, забавные косички придавали ее лицу странное выражение. Она шла задумавшись, иногда наклонялась, срывала маленькие голубые цветки и вязала из них букетик. Тех цветков больше росло по склонам оврага и девушка медленно поднималась по склону к моей палатке. Шла так она, собирая цветы, все время не поднимая головы и увидела меня только тогда, когда чуть ли не ступила на мой матрас.
— Здравствуйте! — Поздоровалась она, немного напугавшись.
— Добрый день, госпожа, — вежливо ответил я и добавил, чтобы она преодолела свой страх: — Какие красивые цветы!
Девушка оглянулась вокруг, посмотрела на мой желтый домик, улыбнулась увидев «сама», выдвинувшего из-под навеса свою страшную голову, его фары казались выпученными глазищами какого-то удивительного чудовища.
— Я узнала вас, — сказала девушка. — Вы жили у нашего лагеря.
«А это, видимо, студентка», — решил я.
— Почему вы перешли сюда? — Спросила она.
— Люблю одиночество. Избегаю людей, потому что хочу наедине разговаривать с природой.
Я говорил то, что первое пришло в голову, но девушка с большим уважением восприняла мои слова.
— Вы, видимо, романтик.
— Конечно.
— Романтизм теперь не модный, — вздохнула она. — Большинство людей высмеивает романтиков.
— Это несправедливо.
— Я тоже считаю, что это несправедливо, — согласилась она.
Я одел рубашку, потому что девушка показалась скромной и мне не хотелось поражать ее своим голым видом.
— Вы любите цветы? — Спросила она.
— Очень люблю. Как каждый романтик.
— Так я дарю вам этот букетик.
И она дала мне букет голубых цветов. Я взял их с улыбкой, вежливо поклонился и предложил ей место на резиновом матрасе. Девушка поблагодарила и села с краю.
Между тем в лесу то и дело раздавались возгласы: «За-лич-ка… За-лич-ка[2]…»
— Так меня зовут мои товарищи, — объяснила девушка.
— Вас зовут Заличка?
Девушка покраснела.
— Нет. Это мое прозвище. Разве вы не заметили, что я очень худая?
Я отрицательно покачал головой:
— По моему мнению, вы не такая уж худая.
— Но так считают мои товарищи. Говорят, что из-за худобы меня можно считать только авансом, намеком на девушку.
— Гм, — пробормотал я и прикусил губу, чтобы не расхохотаться.
— А вам я не кажусь чрезвычайно худой?
— Нет, вы только худощавая.
— Действительно? — Радостно воскликнула она. — Вы считаете, что я не очень худая, а только худощавая?
— Конечно. И стоит вспомнить, что многие девушки и женщины намеренно придерживаются диеты, чтобы стать худыми.
— Да, да, — горячо подхватила она. — Многие женщины специально худеют. А я худая от природы. Это неплохо, правда? Только не все ребята способны это оценить.
— Конечно, мало настоящих знатоков, — вежливо поддакнул я.
Но, признаться, когда я лучше присмотрелся к девушке, то увидел, что она действительно тощая. Ноги у нее были как палочки, руки тоже. Длинная шея, продолговатое лицо с тонким длинным носом. Если бы у нее не было уже прозвища Заличка, я бы прозвал бы ее девушкой палочкой.
Теперь Заличку заинтересовал «сам».
— Это ваш автомобиль? — Улыбаясь спросила она.
— Я не знаю, можно ли назвать это автомобилем.
— Тогда что же это такое?
— Это только намек на автомобиль. Думаю, что со времени из него получится хороший кадиллак.
Она засмеялась и захлопала в ладоши.
— Вы действительно романтик. А покатаете меня? — С удовольствием.
На том разговор оборвался и чтобы поддержать его, я спросил:
— Вы не боитесь ходить по лесу?
— Бояться? А чего? — Удивилась Заличка.
— Разбойников. Браконьеров.
— В этом лесу разбойники? — Обрадовалась она.
— В каждом настоящему лесу есть разбойники, — убедительно сказал я. — Сегодня мы вместе с гарцерами нашли в лесу застреленную серну. Здесь бродят браконьеры, надо их остерегаться.
— Какой вы романтический, — сказала девушка. Вдруг она вскочила и схватила меня за голову.
— Не вырывайтесь, — приказала девушка, — мне надо рассмотреть вашу голову. Когда я вас увидела, то решила, что вы нордиец. И волосы у вас светлые и глаза голубые. Но теперь я вижу, что вы смесь из Лапландии. Да, да, вы принадлежите к короткоголовым!
С этими словами она погрузила пальцы мне в волосы и тщательно ощупала голову.
— Субнордиец. Да, вы субнордиец, — решительно провозгласила она.
Из глубины оврага послышались голоса:
— Заличка! Посмотрите, что Заличка делает! Держит какого-то типа за голову…
Я вывернулся из рук девушки и посмотрел в овраг. Там стояла небольшая группа молодых антропологов.
Заличка покраснела, а снизу кричали ей:
— Ой, Заличка, не тяни в лес молодых господ. Заличка, не трогай их…
Смущенная Заличка одернула кофту на своей впалой груди, поправила косички и неловко поклонилась мне, как институтка.
— Мои коллеги просто невыносимы, — сказала она. — Не обращайте на них никакого внимания.
Затем добавила:
— Я пойду. До свидания!
Она сбежала по крутому склону вниз. Молодые антропологи еще немного посмеялись, и вскоре вся группа исчезла в лесу.
Опять я остался один возле палатки и до темноты читал книгу. Наступила ночь, удивительно тихая и спокойная. В такую ночь, кажется, можно услышать треск ветки даже на расстоянии нескольких сот метров.
Пока не взошла луна, овраг и окружающий лес покоились в густом мраке. Я сидел на матрасе и смотрел в этот мрак, прислушиваясь к ночным звукам. А когда похолодало, я бросился в свой уютный шатер. Укрывшись одеялом, я думал:
«Сегодня, пожалуй, он еще не придет. Еще рано ему появляться, ведь он не знает, что я поставил свою палатку именно в этом месте. Он придет тогда, когда заинтересуется мной и когда мое пребывание здесь покажется ему подозрительным. Может, это случится даже завтра или послезавтра, а может и через неделю… Я даже не знаю, как он выглядит. Может, это не он, а они?
Появится он у меня днем или ночью? Будет прятаться или придет открыто?
Может, он не будет прятаться, а придет действительно открыто и под каким-нибудь предлогом начнет со мной разговаривать так, как это сделала Заличка?
И пойму ли я, что это он? Смогу рассмотреть опасность, подкрадывающуюся вместе с ним?
Может, это будет не он, и не они, а она?
А если вообще никто не придет? Может, он так уверен в себе, что мое лицо не покажется ему подозрительным, и он вообще не обратит на меня внимания?..»
За палаткой что-то зашуршало. Шелест повторился немного ближе и снова ближе.
Я откинул одеяло и схватил длинный кухонный нож, которым резал хлеб. Это было мое единственное оружие.
Поднявшись на локтях, я затаил дыхание и прислушался.
Вокруг палатки был лес и тьма, уже немного рассеянная луной.
Тишина. Я слышу только звон собственного сердца.
«Может, это он уже пришел? Спрятался вблизи моей палатки? — Лихорадочно соображал я. — Неосмотрительно было с моей стороны ставить палатку в таком глухом месте. Никто не услышит как я зову на помощь».
Тишина…
Я осторожно придвинулся к целлулоидному окошку. Крутой склон оврага был окутан ночным мраком. Там ничто не двигалось. Может, шелест мне только послышался?
Вдруг стену палатки кто-то легонько дернул. Мне показалось, что кто-то громко дышал, притаившись рядом. Вот треснула ветка, но уже чуть дальше. Стена палатки снова была неподвижна.
Осторожно подойдя к двери, я беззвучно раздвинул замок- «молнию» и выглянул наружу.
Возле палатки замелькали две пары фосфорических глаз. Послышалось тихое зловещее рычание.
Собаки! Две огромные немецкие овчарки уставились на меня, стоя максимум за пять шагов от палатки. Они смотрели с ненавистью, в этом меня убедили их блестящие глаза, оскаленные клыки и глухое рычание.
Я стоял, судорожно держа в руке кухонный нож, и ожидал, что псы бросятся на меня. Мы молча смотрели: я — стоя в распахнутых дверях палатки, а они — напротив меня, тут же, на краю оврага.
Вдруг собаки сжались, пожалуй, для прыжка. Теперь они рычали громко и яростно. «Сейчас бросятся на меня», — подумал я, сжимая нож. Однако собаки легли на землю, положив морды на передние лапы. Они не сводили с меня глаз и все время ворчали.