Петр Кожевников ОСТРОВПовести и рассказы
ДВЕ ТЕТРАДИ
М. П.
Из дневника Гали.
Иногда я думаю — зачем веду дневник? Наверное, от тоски по человеку, которого люблю. Его нет со мной, и мне одиноко. Он очень далеко. Служит под Комсомольском-на-Амуре. И зачем парней так далеко посылают? Служил бы в пригороде, тогда можно было бы встречаться. А так ни ему отпуск не дают, ни я не могу к нему поехать. Два года не видеть любимого человека. Это ужасно! Но он не может меня разлюбить. В каждом письме Сева пишет, как будет обнимать и целовать меня, когда приедет. Мы пишем друг другу каждый день.
Правда, я временами думаю. Вот закончу училище, направят работать. И так — на всю жизнь. До пенсии. А какая жизнь после пенсии? Женщины вообще стареют после тридцати, а мне почти шестнадцать. Прожила половину. Да и какая жизнь у женщины? Замуж выйдешь — и все. Муж по дому ничего не делает, а ты работаешь тот же рабочий день, а потом столько же времени возишься по хозяйству. Надо ходить в магазин, готовить еду, подавать на стол, убирать, мыть посуду, стирать белье, рожать детей, кормить их, воспитывать. С ума сойти!
Интересно, а Всеволод будет мне помогать? Вообще-то не хочется, чтобы любимый человек мыл посуду или стирал носки. Но можно просто как-то разделить обязанности. Там, где физически тяжелая работа, например вымыть пол, — мужчина, а вытереть пыль — женская.
Из дневника Миши.
Сегодня мне пришла в голову мысль о самоубийстве. Это — итог моих несчастий и неудач. Но как мне умереть? Вот в Штатах, купил револьвер — и порядок. А у нас где достать? Отнять у милиционера? Стать охотником? Проще открыть газ, но если учуют соседи — все пропало. Достать снотворного? Не знаю, правда, какого и сколько. Да и как достать? Прыгнуть под трамвай боюсь, да и сделаю, а потом починят, и живи всю жизнь уродом. Нет уж, фиг! Может, умереть от тока? Нет, ненадежно, а мне хочется, чтоб наверняка. А главное, не мучиться — без боли.
Не знаю, зачем пишу все это в дневник. Для себя? Для других? Ну, пусть прочтут. Только чтобы я это знал, а они думали, что не знаю. Я даже могу это посвятить Вам, читайте!..
Я считаю, что у каждого человека своя нить в жизни. Я потерял ее или не нашел. Меня мучают неразрешимые вопросы. Вот человек. Он рождается, растет, учится, работает, заводит семью, а потом умирает. Человек всегда умирает! И мое состояние невыносимо. Иногда я думаю о том, как возникла жизнь вообще, как возникла Вселенная? Тогда мне кажется, что я свихнулся.
А почему человека, когда-то сильного и смелого, в старости может оскорбить любой гад? Почему люди дряхлеют?
Даже хочется плакать.
Из дневника Гали.
Сегодня было собрание. Уже после четвертого урока внизу дежурили девочки третьего года обучения, которым было велено никого не выпускать. Так что нас с Маринкой вернули. После собрания пошли ко мне. Маринка рассказывала, как целовалась с парнем. Он наставил ей на губы засосов, и они теперь болят. Маринка вообще крутая девчонка. Курит только «Беломор», а пьет только водку. Она много гуляет с парнями, но, хоть кажется прожженной, на самом деле — девочка. Не знаю, как ей удается сохранить невинность, так напиваясь с парнями. А ругается как! Через каждое слово — мат! Но с виду о Маринке никогда не скажешь, что она — блатная. Главное в ее лице — большущие синие глаза. Я всегда представляла себе такие глаза у Мальвины. Лицо грубовато, но кожа прекрасная. Маринка невысокого роста, но фигура у нее очень пропорциональная, и она не кажется ниже остальных девочек. Ведет себя Маринка, конечно, развязно, но на самом деле очень стеснительная. А когда говорит, то таким спокойным и уверенным голосом, будто иначе и быть не может.
Моя мама не любит ее, и я прошу Маринку всегда звонить, перед тем как прийти. Пусть приходит, когда мамы нет дома.
Из дневника Миши.
Я никогда не спешу домой после училища. Но все-таки спускаюсь в метро и через десять минут уже на Васильевском. Сегодня получил только одну двойку. Достижение!
В нашей группе тридцать человек. На занятиях бывает не больше двадцати пяти. Кто болен, кто прогуливает. Хотел сегодня слинять с двух последних часов — была спецтехнология, но на выходе дежурил мастер, и ничего не вышло. Эта спецуха — дурная наука. Преподаватель читает, а мы записываем: «Процессом резания древесины называется пиление... Элементы стружки — опилки...» И так два часа. А преподаватель любит вызвать к доске и издеваться, пока ты ему не отвечаешь. Не огрызнешься — поставит тройку, если ни фига не знаешь. Он себя считает самым умным. Да все, наверное, так считают. Спускаешься в метро, а навстречу непрерывно едут люди, и каждый думает, что он и есть самый умный.
На уроках эстетики вообще маразм. Первый час преподавательница рассказывает о чем-нибудь, дает какие-то определения, а ведь не она их и выдумала. Второй час записываем то, что она нагородила. Дома заучиваем. Но я думаю, что у каждого должен быть свой взгляд на искусство или любовь. Как же он у нас будет, когда она так делает? Учебный год заканчивается, а в музее мы были только раз — в Доме научно-технической пропаганды.
После занятий нас согнали на лекцию. Пожилой мужик рассказывал, как мы совершаем уголовщину, думая, что шалим. Один дух угнал машину — думал покататься, а его — в колонию. Другой, тоже птушник, выточил из металла пистолет и выкрасил его в черный цвет. А потом на Голодае стал стращать им тридцатипятилетнюю бабу, которая шла с продуктами, — хотел изнасиловать. Баба испугалась его вороненой игрушки. Изнасиловать парень не сумел, а его — в колонию.
Они оба, конечно, дураки. Мне самому иногда хочется угнать машину, когда выпью. Или представляю себя с оружием — что бы тогда делал.
Сегодня среда и нет вечерней школы. Можно почитать. Брался за книгу в этом году два раза — а все никак. Совершенно нет времени. Из училища прихожу в три часа и ничего не могу делать — валюсь и сплю. А книгу надо возвращать. Библиотекарша сказала, что на Шерлока Холмса очередь. Его Конан Дойль написал...
Из дневника Гали.
Сегодня Маринка опоздала в училище и весь день была как больная. В вечернюю школу не пошла, спросила, можно ли ко мне вечером зайти. Мама работает в ночь, и я сказала, что буду ждать. Когда Маринка пришла, то сказала, что стала женщиной. Я почувствовала сразу и зависть какую-то и вроде как преимущество перед ней. Тот парень, который нацеловал ей губы, сказал, что если она его любит, то пусть отдается. Они были в компании. Все уже напились. Маринка согласилась. Сашка увел ее в поле, и там, в заброшенном доме, она ему отдалась. Сразу у них не вышло, и на следующий день они опять были в этом доме. Теперь Маринка не знает, что делать, если забеременеет. Ей нет еще шестнадцати, а Сашке в июле будет восемнадцать, и осенью ему идти в армию. Работает он электриком. Мне жалко Маринку.
Мама всегда пугала меня, что становиться женщиной очень больно. Я спросила Маринку, а она сказала, что почти не чувствовала боли. А я думаю, что просто у всех это по-разному.
Из дневника Миши.
Сегодня утром ездили с мамой смотреть дачу. Она хочет пожить отпуск на воздухе. Там я встретил Пашку. Он стал совсем мужиком. Ростом я повыше. Учится он в техникуме. Пошел туда после восьмилетки. Мы обрадовались встрече. Договорились встретиться в городе. Вспоминали детство.
Когда родители жили вместе, то каждый год снимали в Шувалово времянку. Я в первое же лето сдружился с Пашкой. Он старше меня на два года, но почти не обижал. По утрам мы бегали купаться, после обеда сражались в саду малиновыми прутьями, а вечером нас не могли развести по постелям. Но один случай оборвал нашу дружбу.
Пашке было десять лет в то последнее лето, когда отец жил с нами. К Веронике Егоровне приехала внучка от первого мужа. Ей было девятнадцать. Нам она казалась зрелой женщиной. У Пашкиной бабки были сданы все помещения, и она устроила ее с Пашкой в одной комнате. За Риткой каждый день заходили какие-то чуваки, и она пропадала с ними до самой ночи. Пашка говорил, что когда засыпает, то ее еще нет.
Однажды после обеда, не дождавшись друга в саду, я пошел в хозяйский дом. Когда открыл дверь в комнату, то Рита сидела на кровати. На ней была розовая грация, и она пристегивала к поясу чулок. Другой висел на стуле поверх платья. Рядом сидел Пашка. Я всегда видел Риту в платье или в купальнике, а тут впервые увидел в нижнем белье. Оно мне очень понравилось. Захотелось прикоснуться к груди, скрытой розовым бюстгальтером. Мне хотелось просто прикоснуться. А Ритка закричала, зачем я вхожу без стука. Я спросил, почему Пашке вместе с ней можно сидеть, а мне нельзя? Она сказала, что Пашка ей родственник. Помню, тогда я до того на Пашку разозлился, что до конца лета не играл с ним.
Теперь я понимаю, зачем он сидел за ее спиной. Помогал одеваться.
Из дневника Гали.
Произошла ужасная вещь. Погиб человек. Парень. Не знаю даже, как написать обо всем. В доме на соседней с нами улице собралась компания. Девица, которую этот парень любил, за что-то на него обиделась. Он просил прощения. Она сказала, что простит, если тот выпрыгнет в окно. А парень вышел на карниз и прыгнул. С девятого этажа. Сразу насмерть. Говорят, взглянуть было страшно. Вызвали милицию. Компания увидела его на асфальте и разбежалась. Девица тоже. Ребята потом собрались, выждали, когда у нее никого не было дома, и ворвались в квартиру. Они били ее головой о батарею и топтали ногами. Украли много золотых и серебряных вещей. Их потом поймали и судили. Всех посадили. Девицу не судили. Она в больнице. В тяжелом состоянии. На всю жизнь останется инвалидом. Они ей все отбили.
Сейчас все говорят об этом случае. Конечно, кто — что. Некоторые, что, не прими они градусов, ничего бы не было. Парень — дурак, что прыгнул, но ведь он хотел доказать, что на все готов и любит ее настолько сильно, что готов умереть по одному ее слову. Она — дрянь, хотя, конечно, страшно, что ее так отделали. Вообще видеть избитую девочку — страшно.