Освобожденный Иерусалим — страница 65 из 72

Его загадка заговора гложет,

В раздумьях тягостных проходит ночь,

В пустых расспросах день бесцельно прожит,

Самою жизнью он рискнуть не прочь,

Он ждет, что помощь кто-нибудь предложит.

«Погибну я, но в лагерь не вернусь,

Пока не разгадаю эту гнусь!»

76.  Предположенья ум его кипучий

Выстраивал, какие только мог,

Однако сколько бедный мозг ни мучай,

Непросто без ключа открыть замок.

Судил Господь, чтобы счастливый случай

Ему загадку разрешить помог:

Увидел крестоносец в ясном свете,

Какие супостат сплетает сети!

77.  К шатру Армиды снова он идет,

Надеясь, что в толпе многоязычной

Людей словоохотливых найдет.

К служанке, как приятель закадычный,

Подходит и беседу с ней ведет

В своей манере дружеской, обычной.

С веселым видом – эдакий простак! —

Он к бедуинке обратился так:

78.  «Когда б я встретил девушку по сердцу,

Я посвятил бы ей свой верный меч,

Я Готфриду тогда бы задал перцу,

Ринальда мог бы надвое рассечь.

Скомандуй и любому иноверцу

Мгновенно голову снесу я с плеч!»

Любезности сопровождая шуткой,

Лазутчик подбирался к тайне жуткой.

79.  Себя улыбкой выдал он на миг,

Другая дева слышит эти речи

И франку объявляет напрямик:

«Всю жизнь я о такой мечтала встрече.

Ты пленник мой, мой данник, мой должник,

Любви ищу я, а не пусторечий!

Ты рыцарь мой – об этом надо мне

Поговорить с тобой наедине».

80.  Добавила красавица негромко:

«Вафрин, тебя узнала я давно!»

Как вывернуться, вот головоломка!

Лазутчик побелел как полотно,

Сказал: «Ты обозналась, незнакомка,

Хотя, признаюсь, сетовать грешно

На зрелище, открывшееся взорам,

Лесбина сын, зовусь я Альманзором.

81.  Я из Бизерты родом…» – «Брось игру,

Вафрин, известны мне твои повадки,

Я друг тебе, я за тебя умру,

Нам некогда играть с тобою в прятки.

Танкред, твой повелитель, как сестру,

От бед укрыл меня в своей палатке,

И, благодетеля боготворя,

Судьбе я подчинилась, дочь царя!

82.  Два месяца в счастливом заточенье

Я под присмотром провела твоим,

В душе не сетуя на заключенье,

Напротив, я была довольна им.

Здесь не грозит тебе разоблаченье,

Секрет известен только нам двоим.

(В пути перевидав немало странниц,

Эрминию давно узнал тосканец.)

83.  Вафрин, верни меня в мою тюрьму,

Где мне в свободе не было отказу.

Здесь нет покоя сердцу моему,

В унынье слушаю призыв к намазу.

Я вижу, ты не зря надел чалму,

Ты заговор раскрыть подослан в Газу.

Мы заговор распутывать начнем,

Ты без меня не разберешься в нем».

84.  Латин подумал: «Экая плутовка!

Ум женщины и впрямь непостижим.

За болтовней невинной – мышеловка!

(Советам он не доверял чужим.)

Армида вон как всех надула ловко!»

А вслух сказал: «Сегодня же бежим!

В оазисе привал устроим поздний

И там обсудим вражеские козни».

85.  Добавил: «Лагерь снимется к утру!» —

Назначил встречу ей за частоколом.

Вернулась дева к своему шатру,

Товаркам с видом молвила веселым:

«Нетрудно нашу обольстить сестру!»

Чуть опустились сумерки над долом,

К условленному месту подошла

И в темноте лазутчика нашла.

86.  Остался позади чужеплеменный

Бивак с его людьми и лошадьми,

Спросил Вафрин: «Откуда ждать измены?

Кто смеет покушаться, вразуми,

На Готфрида, кто этот враг надменный?»

Ответила царевна: «Из восьми

Орлов, чьей силой славен полк берберский,

Ужасней всех Ормунд по кличке Дерзкий.

87.  Когда сойдетесь вы в бою святом

С халифом, Азию ввергая в трепет,

Ормунд доспехи с рыцарским крестом

Поверх рубахи войлочной нацепит,

В плаще прискачет бело-золотом.

Вся хитрость крестоносцев – детский лепет

В сравненье с этой: златотканый шелк

Втереться даст врагу в гвардейский полк.

88.  На шлемах метки будут у восьмерки,

Чтобы сообщников узнать в бою,

Не разглядит их стражник самый зоркий,

Устроят в главной ставке толчею,

Оцепят полководца на пригорке,

Изрубят – слово я тебе даю! —

И пустят слух, что сталью ядовитой

Убит был Готфрид собственною свитой.

89.  В латинской разбираюсь я броне,

Об этом знали слуги Эмирена,

Гербы подделывать велели мне,

Эмблемы рисовала я смиренно.

Грешила я не по своей вине,

В глазах людей и Господа презренна.

Вот почему, обиду затая,

Уйти с тобою согласилась я.

90.  Но главное, конечно же, не в этом…» —

Царевна от стыда запнулась вдруг,

Зарделись щеки ярко-красным цветом,

Поводья выпали из нежных рук.

Вафрин решил, что овладеть секретом

Обязан: «Я, Эрминия, твой друг,

Но, видно, дружбу ты сочла пустою,

И я доверья твоего не стою».

91.  Вздохнула тяжко девушка в ответ:

«Забытый стыд, опять меня он душит,

Стыду в разбитом сердце места нет,

Не вовремя он голос правды глушит.

Огонь любви – вот главный мой секрет!

Стыд никакой пожара не затушит!

Пока пылают веси, города,

Влюбленной беженке не до стыда!

92.  В ту гибельную ночь, когда расправу

Над родиной моей вершили вы,

Я потеряла больше, чем державу,

Себя я потеряла и, увы,

Судьбу, обещанную мне по праву.

Во мне все чувства с той поры мертвы

И глупость от ума неотличима.

С той ночи я больна неизлечимо.

93.  Я пряталась от бойни роковой

В своем дворце, в своем наследном доме,

Когда в сверканье стали боевой

Возник христианин в дверном проеме,

Возник Танкред – мой господин и твой! —

Его не упрекала я в разгроме,

Лишь об одном моля: „Не будь жесток,

Не обрывай невинности цветок!“

94.  Он руку взял мою и с тихой лаской,

Подняв меня с колен, сказал: „Не плачь!

На иноверца не смотри с опаской,

Я покровитель твой, а не палач“.

От слов гяура залилась я краской,

В груди моей огнем разлился плач,

И тяжесть нежности неизъяснимой

Легла на дно души легкоранимой.

95.  Спустя три дня в шатер пришел он мой,

Спросил: „Ужели я тебя неволю?“

Грустил со мной: „Слезами горе смой!“ —

Сиротскую пытался скрасить долю.

Меня украл он у себя самой!

Давая волю, уводил в неволю,

Вернул добычу – что мне до нее,

Когда он штурмом сердце взял мое!

96.  Любви не скроешь! О любимом вести

Выпытывала я у всех вокруг,

А сердце, сердце было не на месте,

Ты понял, что влюбилась я, мой друг:

„Кто он, Эрминия, скажи по чести?“

Отнекиваясь, я вздохнула вдруг —

Так горячо, что выдала мгновенно

Оберегаемое сокровенно.

97.  Зачем я не призналась! Я могла б

Лекарство испросить от этой муки,

В любви признанье – лучший эскулап!

Бежала я, надеясь, что в разлуке

Умру. Не будь мой дух труслив и слаб,

Я на себя бы наложила руки.

У смерти думая меня украсть,

Беглянку скромности лишила страсть.

98.  Вафрин, к виновнику моей болезни

Вернуться снова попыталась я,

Он мог один ей приказать: „Исчезни!“

В полон вела меня звезда моя.

Свобода показалась мне любезней.

Пытаясь убежать от солдатья,

На хижину я набрела пастушью,

Признательная нищему радушью.

99.  Полгода в доме я жила чужом,

Страх отступил, подавлен прежней страстью.

Самим себе мы понапрасну лжем!

От пастухов ушла я, но, к несчастью,

Кочевник, промышлявший грабежом,

Схватил меня. Как совладать с напастью!

На запад, в Газу, полководцу в дар,

Меня повез пустынник-дромедар.

100.  Наложницей в гареме Эмирена

Мне надлежало стать, но Эмирен,

Решив, что имя царское священно,

К Армиде отослал меня взамен.

Не в первый раз я избежала плена,

Не в первый раз опять попала в плен!

Запутывалась в зарослях терновых,

Но прежние шипы острее новых.

101.  Не вздумалось бы только моему

Тюремщику сказать со взором лютым:

„Тебя назад я, дева, не приму,

Радушным ты пренебрегла приютом!“

Впусти меня он в прежнюю тюрьму,

Была бы рада я желанным путам…»

Так сутки провели они в седле,

В огне был запад и восток во мгле.

102.  Дорогу выбирая покороче,

Вафрин все дальше забирался в глушь.

Под самым городом в начале ночи

Увидел он среди кровавых луж

Сирийца труп: подъемля к небу очи,

Блистал доспехами могучий муж.

Арабской вязью шлем литой украшен —

Был мусульманин даже мертвый страшен.

103.  Не спешившись, не разглядев лица,

Вафрин проехал мимо сарацина

И вскоре на другого мертвеца

Наткнулся. Сердце дрогнуло Вафрина.

Увериться желая до конца,

Открыл забрало у христианина.

«Мой господин убит, о горе мне!» —

Царевна услыхала в тишине.

104.  На миг у первого помедлив трупа,

Отстала от попутчика она,