Мешая правду с вымыслом и ложью,
Неслась молва, пророча торжество
Крестовой рати, наполняя дрожью
Того, кто преступил закон, того,
Кто дерзостно попрал святыню Божью.
И дрогнул деспот пред числом знамен
И знатностью прославленных имен.
82. С тех пор он ждал и вечно был не в духе:
Нет хуже зла, чем ожиданье зла.
Сквозь камень крепостной сочились слухи,
И точно смерть из дома в дом ползла.
И были слухи так темны и глухи,
Что понял царь: не развязать узла!
«Для вражьих стрел не стану я мишенью!» —
И к страшному склоняется решенью.
83. С недавних пор здесь правил Аладин —
Так звался царь, жестокосердый смладу,
Теперь, дожив до старческих седин,
В бездействии он находил усладу.
Но что он слышит? – некий паладин
Грозит войной спокойствию и ладу!
Он среди подданных своих тогда
Нашел врагов для скорого суда.
84. У жителей Святой земли в то время
Религии и веры было две:
Пророка многочисленное племя
И дети Иисуса – в меньшинстве.
Подмяв Сион, тиран ослабил бремя
Для мусульман и, стоя во главе
Державы новой, непосильной данью
Христолюбивый люд обрек страданью.
85. К нему вернулась из небытия
Палаческая страсть – он вновь был молод!
Своим деяньям больше не судья,
К смертоубийству ощущал он голод.
Так летом пробуждается змея,
Казавшаяся мертвой в зимний холод,
Так дремлет лев, но ради озорства
Не вздумай тронуть дремлющего льва!
86. «С народцем этим зря я время трачу, —
Ворчал владыка, – для него не грех
Вселенскому порадоваться плачу,
Что верным слезы, то неверным смех.
Царя ограбить и убить в придачу —
Вот что сегодня на уме у всех.
Ворота города любой изменник
Откроет крестоносцам ради денег.
87. Но мы посмотрим, кто из нас хитрей!
Я нынче знатную устрою травлю.
Младенцев на груди у матерей
Недрогнувшей рукою обезглавлю!
Не пощажу безбожных алтарей,
Кострами Палестину позабавлю!
Как не помочь помучиться врагу? —
И первыми священников сожгу».
88. Такие деспот замышляет казни,
Но медлит к избиенью бросить клич.
Нет, он не отказал себе в соблазне
Гнать безоружных, как лесную дичь.
Не из приязни к ним, а из боязни
Удерживал он занесенный бич,
Надеясь в эту пору роковую,
Что Готфрид с ним пойдет на мировую.
89. Не выдержал и весь таимый гнев
На пажити обрушил и жилища.
Угодья топчет царь, рассвирепев,
Деревни превращает в пепелища.
Не разбирает, где посев, где хлев:
«Пока у франков есть вода и пища,
Вольно им стены осаждать мои —
Отраву лейте в реки и ручьи!»
90. Он понял, что молвой не приукрашен
Крестовый подвиг, и, спасая трон,
Сам занялся осмотром рвов и башен:
Был город неприступен с трех сторон,
И штурм внезапный был ему не страшен.
Лишь северной стене грозил урон.
Там стал он строить с жаром неуемным
И поднял плату всадникам наемным.
Песнь вторая
1. Готовился к сраженью Аладин,
Когда к нему впустили чародея,
То был загробных духов господин,
Каких еще не знала Иудея.
Он мертвыми повелевал один,
И сам Плутон, дрожа и холодея,
Хулителю выказывал почет! —
Исменом прозывался звездочет.
2. Отрекшись в юности от нашей веры,
Исмен служил исламу с той поры,
Но, вызывая адские химеры,
Не знал в Коране ни одной суры.
Услышал он из колдовской пещеры,
Что Азия летит в тартарары,
И в город поспешил – поведать дикий,
Преступный план преступному владыке.
3. «Грядут к Солиму гневные кресты, —
Так начал он, – грозят несметной силой.
Ты поднял башни, выставил посты,
От недругов Аллах тебя помилуй!
Служи мы Господу, как служишь ты,
Сион давно бы стал для них могилой!
Ты воин, ты подумал обо всем,
Но не оружьем город мы спасем.
4. Я стар и этой жизни знаю цену:
Смеясь в лицо опасности любой,
С тобой взойду на крепостную стену,
Советом помогу и ворожбой,
Я ангелов, низвергнутых в геенну,
Из пекла вызволю и брошу в бой!
Но чтоб вернее покорились чары,
Послушай, что задумал книжник старый:
5. Алтарь в кумирне христианской есть,
Там паства, одурманенная ложью,
В молитвах воздает хвалу и честь
Рисованному лику – Матерь Божью
В нем почитая, и даров не счесть,
Возложенных к алтарному подножью.
Лампада там не гаснет ни на миг,
И покрывалом занавешен лик.
6. Изображенье дивного кумира
Украсть ты должен собственной рукой.
В мечети главной спрячь его от мира,
А я состав смешаю колдовской:
Пока в святилище курится мирра,
В Солиме будет царствовать покой,
И гордо возликуют мусульмане,
Узнав о всемогущем талисмане».
7. С толпой визирей в заповедный храм
Ворвался деспот вслед за магом черным,
Монахов, преградивших путь ворам,
Сбил наземь перед ликом чудотворным.
В углу, где по утрам и вечерам
Терзал он небо ритуалом вздорным,
Святыня христиан водружена
Под гнусные шептанья колдуна.
8. Но ликовать, как видно, было рано:
Едва позолотился край небес,
Дворцовая увидела охрана,
Что образ Богоматери исчез.
Бегут скорей уведомить тирана,
Тот в ярости схватился за эфес,
Чинит допрос стоявшему на страже
И христиан подозревает в краже.
9. Да, это дело человечьих рук,
А может, знаменье небесной мести?
Покайся царь, как очутилась вдруг
Царица Неба в непотребном месте!
Кто верит, что от Бога все вокруг,
Поймет, что только с Небесами вместе
На подвиги способен человек,
А без Небес не справится вовек.
10. Тиран велит разыскивать потерю
По всем домам, часовням и церквам:
«Найдете – щедро золота отмерю,
А нет – погибель уготовлю вам!»
Повсюду рыщет он, подобно зверю,
Но ни Исмену, ни другим волхвам
Не догадаться, кто повинен в чуде —
Святое Небо или все же люди.
11. В конце концов поборников Креста
Решает покарать монарх свирепый.
Была дотоле злоба заперта,
Но натиска не выдержали скрепы.
Вмиг распахнулись ярости врата,
Безумием разломанные в щепы,
И царь изрек безбожный приговор:
«В толпе собратьев да погибнет вор!
12. Из-за неправого погибнет правый!
Но о каком я правом говорю?
Преступны все, кто вздорною отравой
Недружескому служит алтарю!
Безвинный перед новою расправой,
За прошлые грехи ответь царю!
Оружье к бою, витязи Корана,
Сжигайте, убивайте невозбранно!»
13. Ползут худые вести из дворца:
«Пора вам с белым светом распрощаться!» —
И липким страхом полнятся сердца.
Бежать, просить пощады, защищаться
Не мыслят люди – люди ждут конца,
Смерть отогнать они уже не тщатся.
И тут Господь им избавленье дал,
Откуда ждать его никто не ждал!
14. Красавица Софрония в ту пору
Жила светло и скромно среди них,
Искала в добродетелях опору,
Сама из добродетелей одних,
Средь женихов не потакая спору,
Не знала, кто достойный ей жених:
Стыдясь нескромных глаз, под нищим кровом,
Цвела в уединении суровом.
15. Но если сердце вам Амур зажег,
Нет каменных преград его проказам.
Сегодня с виду он слепой божок,
А завтра смотрит Аргусом стоглазым!
Кругом кричат: «Разбой! Пожар! Поджог!» —
А он, воспользовавшись тайным лазом,
Пробрался через тысячу оград
В хранимый сторожами вертоград!
16. Олиндом звался юноша влюбленный,
С ней рядом жил он в городе святом,
Вздыхал, красой небесной ослепленный,
И никому не признавался в том,
Возвышенной душою наделенный,
Чело он кротким осенял крестом.
Молчал, томился и страдал немало,
Но дева горьким вздохам не внимала.
17. И вот до христиан доходит слух,
Какой конец готовят страстотерпцам.
В Софронию святой вселился дух:
«Я знаю, как помочь единоверцам!»
Решилась, и победный пыл потух:
Стыдливость овладела дерзким сердцем.
Но слабость не к лицу душе прямой,
Стыдливость стала дерзостью самой!
18. Выходит дева из дому и смело
По стогнам городским идет одна,
Лицо то вспыхнет, то белее мела,
То дерзостна, то дерзостно скромна!
Как робость и достоинство сумела
Одновременно сохранить она?
Любовь, Добро и подлинное чувство —
Вот сильных безыскусное искусство.
19. Идет – и в каждом шаге торжество!
Идет, не опуская очи долу,
В толпе не замечая никого,
Приблизилась к высокому престолу:
«Мой царь, во имя Бога твоего
Вели предел поставить произволу.
Мне жизнь сестер и братьев дорога,
Я знаю имя твоего врага!»
20. От блеска глаз под трепетным покровом
Старик сначала сделался багров