Вися в руке Ивана, тот тем временем продолжал вопить в том же духе:
— Вы мне, — орал он, не сбавляя тона, глаза его были безумны. — Вы мне не указчики! Ишь, сколько вас развелось на мою голову! Каждый верт, — им уже в третий раз было упомянуто новое, недавно узнанное Иваном, слово. — Каждый верт барахольный будет здесь надо мной командовать!..
У Ивана мелькнула страшная до неприятности догадка.
Этот… Это… чучело имеет какое-то отношение к нему, вернее к ним, ходокам во времени. Иван засомневался и приостановил свои действия, не зная как поступить дальше.
Тут в дверь позвонили. Иван бросил безумца, тот упал ему под ноги, как только был выпущен из рук. Кто-то звонил не переставая. Иван открыл дверь. На пороге, глыба глыбой, объявился дон Севильяк, густо обросший ржавой щетиной недельного возраста (ещё вчера он был тщательно выбрит), оборванный и злой не меньше первого типа.
У Ивана тоже вскипела злость, подстать их злости. Что это они, решили сделать его квартиру проходным двором? Однако ничего путного он не успел произнести.
Дон Севильяк, невидяще никого и ничего перед собой, оттиснул хозяина в сторону, к стенке, согнулся, чтобы не стукнуться головой о притолоку, и шагнул в прихожую, топоча громадными в глине же сапогами. Грязь полетела комками.
— Ты уже здесь!? — крикнул гигант. Вся квартира дрогнула, на кухне что-то упало и разбилось. У стоявшего рядом Ивана зазвенело в ушах. А, до сих пор лежавший на полу и без умолку изрекающий проклятия человечек, притих. — А ну встань, не позорься! Посмотри, на кого ты стал похож! Стыдно! — Тут же дон повернулся к Ивану и сказал, будто бы он прилично вошёл, поздоровался и продолжил давно начатый светский разговор: — Это, Ваня, твой учитель.
Иван почти с испугом поглядел на огородное пугало, которое ему прочат в учителя.
— Однако… у вас и манеры, — только и нашелся он, как отреагировать на заявление дона Севильяка.
— Его зовут Кáменом. Кáмен Сáрый… — Громыхнул: — Ты встанешь? Или тебя поднять? — И опять Ивану задушевно: — Знаешь, Ваня, сколько я с ним за эти дни мучений принял, сколько он мне нервов попортил! — Дон Севильяк от слова к слову накалялся и повышал голос. — Посмотри только на него. Это же нечто немыслимое! Камен, ты слышишь, кто ты есть?
— Я тебе… паршивый… — вяло отозвался Сарый с кислой миной на худом лице.
— Молчи уж, горе моё! — И вновь обратился к Ивану нормальным голосом: — Ты не думай, Ваня, он человек хороший. Не думай о нём ничего плохого. Просто у него иногда такое бывает… Скоро пройдёт. Я же, знаешь, где его разыскал? Естественно! Опять в Фимане! Тёпленького оттуда выволок… Ты… Ты не знаешь, что такое Фиман?
Дон Севильяк выпучил на Ивана безумно-бессмысленные, на выкате глаза, точно увидел его впервые.
«Бандит!» — подумал с некоторым беспокойством Иван, глядя на его обросшие щёки, завитушки волос на кадыке и буйно-волосатую грудь, которая открывалась под бахромой рваной одежды — не то халата, не то длинной рубахи. Иван не мог бы точно определить, как это одеяние могло называться.
С кем это он связался? Погромщики какие-нибудь. Пройдохи, а не ходоки во времени. Или, может быть, они снова представление устраивают? Так зачем? Только вчера обо всём договорились как будто.
В дверь кто-то позвонил. Прежде чем открыть, дон Севильяк, неласково осведомился, будто распоряжался в своём доме:
— Кого ещё тут принесло?
«Кто-то из моих соседей», — запоздало подумал Иван и занервничал. Эти двое так кричали, что, наверное, весь дом всполошили…
— Спокойнее, дорогой.
В проёме двери, как на экране телевизора, обозначилась вычурно изысканная, на фоне других участников событий, фигура Симона. Костюм из серой шерсти элегантно облегал его худощавое подобранное тело. Он был в шляпе с большими полями и курил большую сигару. В его руках — трость. Таких Иван никогда не видел, разве что в старых фильмах, — тонкая, изящная, необходимая в руках, затянутых белыми, подстать рубашке, перчатками.
— Нашёл?
Негромко спросил он дона Севильяка между двумя неглубокими затяжками, вернее попыхиваниями сигарой. Изо рта он её не вынимал, перебрасывая из одного уголка губ в другой.
От дыма смотрел на всех, прищурившись. Казалось, презрительно.
— Здесь, — отозвался, шумно переведя дыхание, дон Севильяк.
— Из Фимана?
— Оттуда, будь он проклят! Едва дотащил, а он ещё артачится, ругается. И…
— Ну, ну… — пых!.. — дорогой… Я, пожалуй, войду. А ты побрейся, переоденься, потом приходи сюда… — Дон Севильяк, не обронив ни слова в ответ, загремел сапогами на лестничной площадке. — Здравствуй, Ваня! — Симон переступил порог, улыбнулся и протянул узкую ладонь в перчатке для пожатия.
— Здравствуйте, Симон.
— Познакомились? — кивнул ходок на «учителя».
— Познакомишься тут, — буркнул Иван не очень вежливо, но без злобы, минутой раньше душившей его. Ему стало даже забавно оттого, что произошло, и он был в праве ожидать продолжения, хотя от недавнего возмущения никак не мог отойти. — Этот… вот, — он ткнул пальцем в сторону Сарыя, ставшего вдруг смирным и кротким, — объявился, весь пол перепачкал. А дон Севильяк так тут на него кричал, что, боюсь, на кухне вся посуда разбилась, а соседи мне теперь прохода не дадут, выясняя, с кем это я здесь подрался.
Симон, так и не вынимая сигары изо рта, вежливо нагнул голову с видом: давай говори, я всё выслушаю и вытерплю. Иван же стоял перед ним, элегантным и спокойным, в одних плавках, босиком, непричёсанный. Руки мокрые, под ногами грязь и тряпка половая.
Осознав своё положение, он не стал растекаться мыслью по древу, а махнул на всё рукой и пошел приводить себя в порядок, перешагивая через учителя каждый раз, как только надо было проходить из комнаты на кухню и обратно.
Сладковатый дым сигары заполнил квартиру. Иван не курил и не выносил табачного дыма — вечная проблема взаимоотношений с монтажниками. Но сегодня дым его не раздражал, а напротив, приятно щекотал обоняние и успокаивал. Сказал о том Симону. Тот хмыкнул, затушил сигару о подошву сверкающей штиблеты. Пообещал:
— Больше у тебя курить не буду. Приготовь, Ваня, пожалуйста, ванну. Обмоем твоего учителя.
— Что, получше не могли найти? — Иван помаленьку отходил, и его реплики перешли в ворчание.
Симон почти повторил характеристику дона Севильяка, данную учителю:
— Он учитель хороший, но слегка… как тебе сказать, странноват, что ли при первом знакомстве. Но поверь пока на слово. Как человек и как учитель он хороший. Ты его ещё узнаешь.
— Возможно, — неуверенно отозвался Иван, убирая тряпку и ведёрко с грязной водой.
Учитель стойко сидел на полу, хлопал глазами и молчал. Казалось, он не замечает никого вокруг и не слышит разговоров о нём.
— Ладно уж, — с вздохом согласился Иван. — Будет ему баня.
— Ты потом его тряпьё выброси. И дай ему свой спортивный костюм, — Иван даже не удивился осведомлённости Симона о своем гардеробе, — но обуви никакой. Я же пойду, поставлю чай. Его покормить надо.
КЕРГИШЕТ
Сарый, вымытый, причёсанный и порозовевший, сидел на кухне. На нём красовался громадный для него старый спортивный костюм Ивана. На ногах — вязаные носки. Их Иван надевал, делая лыжные пробежки. Учитель пил чай из блюдечка с шумным прихлёбыванием, не забывая вскидывать красивые карие глаза то на Ивана — изучающе, то на Симона — виновато.
Ему было лет под пятьдесят, впрочем, такого сорта людям можно дать и тридцать, если бы не мешки под глазами да не дряблость кожи на шее. Лицо продолговатое и слегка усохшее. Прищур глаз говорил о лукавстве и веселости характера, но ни того, ни другого Иван у него не заметил ни сейчас, в день первой встречи, ни потом, по прошествии многих месяцев обучения. Зато это с лихвой проявилось позже…
Большие воскового цвета уши топорщились под длинными, седыми, редкими волосами.
И это всё, что мог бы сказать о нём Иван Толкачёв — его ученик.
Быть может, ещё, что роста учитель, уже без кавычек, среднего, и со стороны казался тщедушным и слабосильным. Как потом убедился Иван, это было обманчивое впечатление: силы Камену у других не надо занимать, своих достаточно.
— Ух! — выдыхал учитель после каждого глотка чая, покрываясь обильным потом.
— Хватит! — нарушил затянувшееся за чаепитием молчание Симон. — Давайте-ка я вас, друзья, познакомлю, так сказать, официально. — Учитель хрюкнул и протяжно всосал в себя чай. — Это, Ваня, твой учитель. Его имя — Кáмен Сáрый. Псевдоним, а как зовут по-настоящему, он тебе сам, может быть, когда-нибудь расскажет…
— У тебя тоже псевдоним?
У Симона на лбу сбежались морщины.
— И да, и нет. Сегодня речь не обо мне. Я говорю о нём. Это лучший учитель из доступных нам… И вообще, лучший. Во всяком случае, на данный момент. — Симон нахмурился. — Поймёшь позже. А сейчас… Камен, отвлекись и познакомься со своим учеником. — Камен мигнул и без видимого интереса уставился на Ивана. Очередной ученик — какая невидаль, говорил его взгляд. — Камен, перед тобой КЕРГИШЕТ!
— О-о! — Сарый вскинулся, губы его распластались в невыразительной улыбке — первой с момента его появления в квартире Ивана. Сейчас он остро и заинтересованно осмотрел ладную фигуру представленного ученика и со значением, но несложно прокомментировал: — Угу!
— Зовут его Ваней. Иваном Васильевичем, — продолжал знакомство Симон. — Фамилия — Толкачёв. Ты должен научить его движению, выяснишь представление и…
Его перебило неожиданное появление дона Севильяка прямо из воздуха. Симон поморщился:
— Мы же договорились…
Чисто выбритый и вымытый дон Севильяк вновь одет был весьма экстравагантно: какая-то просторная нахальной расцветки длинная рубаха навыпуск под серым истрепанным пиджачком, прикрывшим лишь его спину и руки до локтей. Значительные ягодицы гиганта рискованно обтягивали то ли бархатные, то ли ещё какие ярко зеленые штаны по щиколотку. Башмаки на высоком каблуке надеты на босую ногу.