Осы — страница 6 из 14

Но сказать не забудь, что за выгоды ты, повелитель Эллады, имеешь.

Филоклеон

Если юношей к нам на осмотр приведут, мы любуемся их наготою,[56]

А когда к нам на суд попадется Эагр, не дождаться ему оправданья[57]

До тех пор, пока он не прочтет пред судом из «Ниобы» прекрасный отрывок;[58]

Коль в процессе победу одержит флейтист, то в награду за наше решенье

Он с ремнем на губах мелодичной игрой выходящих судей провожает.

Если умер отец и наследнице сам в завещании мужа назначил,

То пускай завещанье его и печать, заключенная важно в футляре,

От досады ревут, если могут, – они для суда не имеют значенья:

Сироту отдаем мы женою тому, кто мольбами склонить нас сумеет.

И отчета мы в том никому не даем, не в пример остальным учрежденьям.

Бделиклеон

Вот за это одно я, пожалуй, готов посчитать тебя вправду счастливым.

Впрочем, все ж ты не прав, завещанье отца о наследнице так нарушая.

Филоклеон

Сам Совет и народ, затрудняясь порой в разрешении важного дела,

Усмотренью присяжных судей предают подсудимых особым декретом.

А Эвафл и великий трусишка-пролаз Колаконим, свой щит потерявший.[59]

То и дело твердят, что не выдадут нас, что горой за народ они станут.

И в народном собранье никто никогда не добьется решенья по вкусу,

Если он не предложит судей распустить по решении первого дела.

Сам горластый Клеон, оглушающий всех, только нас не грызет, а надежно

Нас он держит в руках, от напастей хранит, надоедливых мух отгоняя.

Я отец твой, но ты никогда вот меня не утешил подобным вниманьем.

А Феор, например? Ведь такой человек не уступит ни в чем Эвфемиду,

Но и он не гнушается с губкой в руках нашу обувь почистить над тазом.

Посмотри же, каких ты лишил меня благ, заставляя в неволе томиться.

Где же рабство мое? В чем служу я другим, как ты мне доказать собирался?

Бделиклеон

Говори, сколько влезет; потом все равно говорить о величии власти

Перестанешь: тогда и окажешься ты победителем с задом побитым.

Филоклеон

Но приятнее всех мне судейских утех, – я сказать позабыл, – вот какая:

Только я ворочусь с триоболом домой, домочадцы гурьбою обступят

И начнут лебезить, знают: деньги принес! Первым долгом меня моя дочка

И омоет, и ноги мои умастит, и, прижавшись ко мне, поцелует,

И лепечет мне: «Папочка мой», а сама языком своим удит монету.[60]

Чтоб умаслить меня, моя женушка мне мягкий хлеб предлагает любовно

И, подсевши ко мне, угощает меня: «Ты вот этого, милый, покушай

Да отведай того». Вот отрада моя! Я тогда не подумаю даже

Ни смотреть на тебя, ни справляться о том, скоро ль кушанье повар сготовит,

Проклиная меня и ворча, что опять ему скоро готовить придется.

Делает жест, как бы отсчитывая деньги.

Вот где есть у меня «оборона от зол» и «надежный оплот против копий».[61]

Если кружку вина не нацедишь ты мне, – не беда: есть на это осленок;[62]

В нем вино до краев, наклоню и тяну, а осленок с разинутой пастью

Над посудой грохочет твоей и ревет так воинственно, так громогласно.

Наша власть неужели ничтожна?

Только Зевсу такая доступна,

Только с ним наравне ставят нас.

В самом деле, когда зашумим мы в суде,

То прохожий народ, услыхав, говорит:

«Слышишь, гром-то какой раздается в суде!

Царь наш Зевс!» А когда

Брошу молнию я, то мои богачи

И весь важный народ

Залопочут и воздух испортят.

Да и ты ведь изрядно боишься меня,

Да, клянуся Деметрой, боишься, а я, –

Провалиться мне, если боюсь я!

Второе полухорие

Антода

Я никогда не слышал раньше,

Чтоб говорить мог кто-нибудь

Так ясно, так понятно.

Филоклеон

А он решил, что огород без сторожа оставлен!

Давно пора бы знать ему, что говорить я мастер.

Второе полухорие

Как все подробно разобрал

И ничего не упустил!

Я слушал и гордился,

Казалось, что сужу

На Островах Блаженных:

Так сладко было слушать.

Филоклеон

Уже закорчило его, опомниться не может.

Смотри, сегодня хвост поджать тебя уж я заставлю.

Второе полухорие

(Бделиклеону)

Чтоб защититься, должен ты

Все извороты в ход пустить:

Наш гнев унять не так легко

Тому, кто против нас.

Предводитель хора

Постарайся теперь себе мельницу ты подыскать поновей и получше,

Чтоб могла размолоть нашу ярость она, если нам пустяков не наскажешь.

Бделиклеон

Антэпиррема

Много надо труда, больше силы ума, чем на долю дано дрожжепевцам,[63]

Чтоб отчизну мою излечить наконец от болезни ее застарелой,

Но начнем: «О Кронид, отче наш!»[64]

Филоклеон

Перестань! Ты взываешь к отцу понапрасну.

Если только ты мне не докажешь сейчас, что другим я служу раболепно,

Смертью страшной умрешь ты, хотя бы пришлось мне лишиться участия в жертвах.[65]

Бделиклеон

Ах ты, папочка мой, не сердись, прогони складки гнева со лба и послушай.

Разочти-ка сперва приблизительно мне – не на счетах, а просто на пальцах,

Сколько подати к нам ото всех городов, если всё сосчитать, поступает,

Да прибавь-ка сюда все налоги еще да доход двухпроцентный с привоза,

Да с базаров, с суда, рудников, пристаней, да с аренд и за счет конфискаций.

Всех доходов таких приблизительно мы до двух тысяч талантов имеем.

Из доходов теперь для присяжных судей отдели ежегодную плату

Их шесть тысяч всего проживает в стране, больше, как ни трудись, не найдется, –

И выходит, что мы на присяжных судей полтораста талантов издержим.

Филоклеон

Что же, стало быть, нам и десятая часть из дохода всего не придется?

Бделиклеон

Зевс свидетель, что нет.

Филоклеон

Но куда же уйдут после этого прочие деньги?

Бделиклеон

А на тех, кто кричит: «Не продам ни за что я афинян толпы беспокойной,

Но стоять за нее буду грудью всегда». Ведь сознайся, отец мой, ты сам же

В господа над собой выбираешь таких, поддаваясь на льстивые речи.

А они между тем набивают мошну и зараз по полсотне талантов

Вымогают нахально с других городов, и грозят, и пугают при этом:

«Вы дадите мне дань, иль иначе у вас не оставлю я камня на камне».

Ты же, властью великой любуясь своей, подъедаешь объедков остатки.

Лишь узнали союзники наши, что здесь оборванцев голодная стая

Получает из урны свой скудный обед, и погрызть-то ей нечего даже,

Вот и стали за нищего Конна считать всех афинян,[66] а этим пройдохам

Преподносят кувшины, вино и ковры, мед и сыр, и плоды, и подушки,

Чаши, кубки, венки, ожерелья, плащи – богатей на здоровье и радость.

Ты по морю проплыл и по суше прошел, чтобы власти великой достигнуть,

А тебе хоть бы кто чесноку подарил для приправы к жаркому за это.

Филоклеон

Правда, сам я вчера к Эвхариду послал чесноку мне купить три головки.[67]

Мне, однако, хотелось бы очень узнать, в чем ты видишь здесь признаки рабства?

Бделиклеон

Разве это не худшее рабство? Они получили и власть и влиянье,

В должностях состоят прихлебатели их да берут еще плату за службу,

А тебе подадут три обола – и ты просиял, хоть за эти оболы

Ты трудился в поту, осаждал города, на морях и на суше сражался.

И при этом тебя понукают еще! Я всегда задыхаюсь от злобы,

Когда в дом за тобой этот гнусный юнец, сын развратный Хэрея, влезает,[68]

Выступает расслабленно, станом вертя, и по-бабьи всем телом виляет,

И велит приходить тебе в суд на заре, не опаздывать: «Иначе всякий,

Кто к началу суда не придет из судей, трех оболов своих не получит».

А ему все равно, хоть и поздно придет, как защитнику, драхму заплатят,

Поделив с кем-нибудь из судейских чинов с подсудимого взятую взятку.

В незаконное он соглашенье войдет, и начнет эта пара стараться.