Друг был родом из Котовска – маленького города под Одессой. Он говорил с тем же акцентом, в котором смешивалось украинское мягкое «шо» и явственные еврейские интонации, за которые его дружно ненавидела военная кафедра, подозревая в нем скрытого еврея. Хотя был он таки чистейшим украинцем, фамилию имел, судя по всему, греческого происхождения, а с евреями просто дружил. В Причерноморье такое сплошь и рядом бывает. В Одессе мы с родителями бывали каждый год, город был любимый, нас это и сблизило.
Его тогда на веки вечное зацепило у Жванецкого: «Я не местный, я с Котовска». В холодной, осенне-зимней, безо всяких следов моря, имперской Москве это было таким родным… Ну, он этот диск и переслушивал по сто раз. А потом мы его слушали вместе. Тем более что Жванецкий в исполнении Райкина и Жванецкий в исполнении Жванецкого, а также Карцева с Ильченко – это были две очень и очень большие разницы.
Нет, Райкин был великим артистом. Но Жванецкий был свой, родной. И тексты его были ЕГО текстами. Это даже описать невозможно, как от них поднималось настроение и становилось легче на душе! Может быть, потому, что он был исключительно мудрым. Жизнелюбивым. Ироничным и самоироничным одновременно. Он умел смеяться над собой и делал это с блеском, не стесняясь. Редкая, потрясающая черта характера…
А может быть, его тексты так воспринимались потому, что он принимал жизнь такой, как она была. Ничего ни из себя, ни из нее не строил. Никаких иллюзий по ее части не питал. Но понимал, принимал, высмеивал и любил такой, как она есть. И от этого вокруг становилось светлее и легче на душе. Он был как лампочка – освещал окружающее пространство. И то, что его, маленького, лысого, носатого еврея обожали вечно окружавшие его красивые женщины, было более чем заслуженно. Впрочем, он их тоже любил.
В конце жизни он таки выстроил личное счастье, и его сын успел вырасти взрослым на его глазах – огромная радость для любого отца. Он его страшно любил и очень стеснялся об этом говорить, но это чувствовалось, когда он писал и говорил о себе и своей семье. С мужчинами всегда так. Они то ли сглазить боятся, то ли стесняются много говорить о своих чувствах к близким…
Собственно, рассказывал он в основном о тех, с кем по-настоящему дружил и с кем был на самом деле близок. По большей части об Ильченко и Карцеве. Притом что рядом долгие годы находился еще один его друг и бессменный помощник, Олег Сташкевич, который организовывал его гастроли и концерты, тянул сразу десяток возов и ограждал, как мог, от назойливых идиотов, которые вечно лезли к нему в душу и крали его время. Неизбежная оборотная цена популярности – что делать.
Он был Одессой, а Одесса была им. Старая, которой больше нет. Уже целиком советская, но все еще чистой воды Левант. Интернациональная до изумления и неблагонадежная до искренней ненависти сверху. Как ее не переваривало киевское советское и партийное начальство! Как гордилось Одессой свое, городское! Как подозревало ее во всем, что было, и во всем, чего не было, начальство московское!
Еврейская, греческая, армянская, румынская, французская, немецкая, шведская, итальянская, русская, татарская, английская, турецкая и совсем чуть-чуть украинская Одесса – это был ЕГО город. Порт и бульвары, Оперный и Филармония, Дерибасовская и Ланжерон, Аркадия и Отрада, Куяльник и лиманы, Толчок и Привоз… Могучие каштаны и платаны, куранты и Потемкинская лестница, статуя Дюка и люк, с которого на нее надо было смотреть, Воронцовская беседка и Гамбринус…
Одесская киностудия и трамваи, семечки и рачки (с ударением непременно на первый слог), бравые моряки и красивые, золотистые от загара, редкого колера фигуристые девочки на выданье, толстые умные дети и очень-очень толстые базарные хабалки, памятник потемкинцам и булыжная мостовая… А «Черноморец», который играл так, как мог играть только он, за который болели так, как не болели ни за одну другую команду Союза! А китобойная флотилия «Слава»! А кондитерская фабрика имени Розы Люксембург и конфеты фабрики имени Розы Люксембург – те же «Спутник» и «Чернослив в шоколаде»! Да что вспоминать!
Одесские шахматисты, врачи-офтальмологи и скрипачи были лучшими в мире. Одесские воры и их шмары – тоже. Одесские адвокаты и старики, сидящие на бульварах… Портовые крановщики и спасатели на пляжах. Хулиганы и милиционеры, которые их ловили. Одесские мамы и бабушки, папы и дедушки – особая порода родственников. Старые холостяки и молодые бабники. Все это был Жванецкий, и все это прошло через него, растворившись и создав тот потрясающий коктейль из юмора и мудрости, которым стали его миниатюры.
Он умер, он больше ничего не напишет и не скажет. Но его строки напечатаны во множестве книг, его голос в любой момент можно услышать и можно увидеть его самого. Интернет хранит все. И в этом нам страшно повезло. Когда он сказал, что больше не будет выступать и не будет вести «Дежурный по стране», которого ждали куда больше, чем подавляющее большинство телевизионных передач, подумалось, что это из-за коронавируса. Что зря рисковать? А это было другое…
Он ушел со сцены и с экрана заранее, как будто чувствуя, что его конец близок. А может, и на самом деле что-то чувствовал. Так уходят умирать слоны – великаны африканских саванн и джунглей. Он тоже был великаном, только на свой лад. Остается утешать себя тем, что он жил долго и сделал очень много. Помнить его будет не одно поколение. Очень уж хорошо он писал и говорил: таких людей не просто мало, их очень мало. Один на поколение максимум. Но разве это кому-нибудь из его близких поможет? Мир его памяти, маленького великого человека!
7 ноября, суббота – День согласия и примирения, Дмитриевская родительская суббота, День Октябрьской революции в Белоруссии, Дедовские плачи; Дни истории и памяти предков и мусульманские праздники «Орозо айт» и «Курман айт» в Киргизии (7–8 ноября); Всемирный день мужчин, День холодца, День бизона, День объятий с медведем, День гигантского омлета
Что приходит на ум, когда читаешь про послевоенное изгнание немцев из стран Восточной Европы? Про этнические чистки в государствах, выросших на руинах империй после Первой мировой войны? Про то, как в ставшей независимой Польше уничтожили военнопленных после провала наступления Тухачевского – их «чуда на Висле»? Про погромы последних полутора веков в Российской империи – еврейские, армянские, немецкие, китайские?
Все остальное – следствие этих зверств. Не было бы истребления русских пленных, не было бы Катыни, про которую с таким мазохистско-идиотским наслаждением нам постоянно напоминают поляки. Не было бы «Дранг нах Ост», так и Пруссия до сих пор оставалась бы частью Германии. Да и многого другого бы не было. Одно обидно: все эти горы трупов и реки крови никого ничему не научили. И это не про совесть и мораль. Какое там!
Подлость, открытое зверство и ханжеское оправдание убийц и палачей у каждого народа свои. Стремление использовать любую возможность для того, чтобы унизить, ограбить, поработить и растоптать соседей, – свои. И не тех, с кем имеет смысл сводить счеты, если они есть, а мирных людей, которые погромщикам и палачам ничего не сделали. Полякам и венграм, чехам и словакам, немцам и украинцам, молдаванам и румынам, латышам и эстонцам, литовцам и…
Ну, судя по всему, и в Белоруссии, если что, с русскими и остатками евреев так будет. Особо стараться не придется. Там тоже в войну каратели были. Под теми самыми белыми флагами с красным крестом, под которыми сейчас их оппозиция по улицам носится, они и зверствовали. Да и в России кого только не было. Они и сейчас есть. Памятники тем, кто за Гитлера воевал, ставят? Ставят. Тому же Краснову. Пока не за его «подвиги» во Вторую мировую, а как бы за Первую. Стыдливые, сволочи.
Уровень культуры и образования, чистота улиц, качество колбасы и пива, статус и древность рода ничему не мешали и не помешают, если снова громить и убивать придется. По чехам и немцам, австрийцам и полякам, западенцам и западникам – англичанам, американцам, французам, скандинавам видно. Ну итальянцы были раздолбаи – спасибо хоть на этом. А вот у греков и испанцев с португальцами неплохо получалось. Да и у вечно нейтральных швейцарцев при случае тоже. Про турок с курдами и не говорим. Серийные убийцы. То греков и армян, то друг друга.
Память об убиенном императоре Николае II у нас – не воспоминания о слабовольном, никуда не годившемся потомке сильных владык, которому, как и его отцу, было совершенно все равно, сколько в его стране одни подданные убивают других – ничем перед ним и перед ними не провинившихся мирных людей. А когда население привыкает, что безнаказанно, а то и при сочувствии и содействии властей убивать соседей можно, да в руках у миллионов людей оказывается оружие, и они вдруг понимают, что теперь они сами себе власть…
Не выжить было Николаю II с его родными и близкими в стране, оскотинившейся и озверевшей до того состояния, до которого она дошла в первую очередь благодаря его собственному неумению править. И с Союзом было так же. С начальством опять не повезло. Разве что до того нулем без палочки был и остается Горбачев, что его ни арестовывать, ни держать в заключении, ни бояться, что за ним кто-то опасный для действующей власти пойдет, не приходилось. Ну его и не тронули. Доживает свое. Даже пишет или говорит что-то иногда – кому бы это было интересно…
В том и вопрос, главный у нас на сегодня, что мало кто понимает: кому наш Первый страну передавать будет? И не под или за восемьдесят, когда у него особо сил не будет и повлиять он ни на что не сможет, а пока контролирует ситуацию? Пока что он какие-то телодвижения делает, которые мало кому понятны, кроме него самого и его ближайшего окружения. Поправки там в нашу конституцию всякие и прочее такого же толка. Притом что система управления ни к черту. Коррумпированная, криминальная, до чертиков недееспособная и при этом централизованная до предела.
Жесткая вертикаль, заведенная на первое лицо, но совершенно не способная работать в автомати