Люди и организации, участвующие в выдвижении соискателей, высылают в Нобелевский комитет заполненные номинационные формы. Комитет должен их получить не позднее 31 января следующего года.
Получив все формы, члены Нобелевского комитета проверяют номинации и составляют список для Шведской академии. Шведская академия изучает номинации до апреля. Из предложенного списка академики выбирают для дальнейшего рассмотрения 15–20 имен. В мае список сокращается до пяти финалистов. Их произведения члены академии читают летом, в сентябре обсуждают ценность вклада кандидатов в литературу и выносят вердикт. По каждому из номинантов Нобелевский комитет готовит отчет.
В октябре Шведская академия принимает окончательное решение. Чтобы стать нобелевским лауреатом, кандидат должен получить больше половины голосов академиков. Мировое сообщество узнает имя победителя, а вот информация об именах прочих номинантов засекречена. Дело в том, что по уставу Нобелевского фонда в течение 50 лет запрещено публично или приватно разглашать любые сведения о номинациях и мнениях, высказанных членами Нобелевского комитета.
Церемонию вручения премии проводят 10 декабря в Стокгольме. Шведский король вручает лауреату золотую медаль и диплом.
Сегодня открытой считается информация о номинантах с 1901 по 1973 год (в январе 2024‑го раскрыли имена претендентов за 1974 год). Также из архивов Шведской академии за 1962–1966 годы представлены шорт-листы кандидатов и выдержки из отчетов Нобелевского комитета.
Нобелевская премия по литературе и Толстой
Первым нобелевским лауреатом по литературе в 1901 году стал французский поэт и эссеист Сюлли-Прюдом. На полученные деньги он утвердил премию собственного имени для французских поэтов. О Льве Толстом почему-то в тот год не вспомнили, равно как и о другом его великом современнике Генрике Ибсене. Награждение Сюлли-Прюдома вызвало сильную реакцию как в самой Швеции, так и за ее пределами. В прессе писали, что «рядом с огромной фигурой Толстого некий Сюлли-Прюдом уменьшится до размеров элегантной миниатюры»[4].
По инициативе шведского профессора литературы Оскара Ивара Левертина 42 представителя шведской гуманитарной элиты (писатели, художники и критики) написали обращение к Толстому, известное как «протест сорока двух». Среди подписавшихся была Сельма Лагерлёф, будущий лауреат Нобелевской премии.
В письме, написанном на французском и шведском языках, говорилось: «Ввиду впервые состоявшегося присуждения Нобелевской премии в литературе мы, нижеподписавшиеся писатели, художники и критики Швеции, хотим выразить Вам наше преклонение. Мы видим в Вас не только глубоко чтимого патриарха современной литературы, но также одного из тех могучих и проникновенных поэтов, о котором в данном случае следовало бы вспомнить прежде всего, хотя Вы, по своему личному побуждению, никогда не стремились к такого рода награде. Мы тем живее чувствуем потребность обратиться к Вам с этим приветствием, что, по нашему мнению, учреждение, на которое было возложено присуждение литературной премии, не представляет в настоящем своем составе ни мнения писателей-художников, ни общественного мнения. Пусть знают за границей, что даже в нашей отдаленной стране основным и наиболее сильным искусством считается то, которое покоится на свободе мысли и творчества».
Толстой написал Левертину ответное письмо по-французски. Его вскоре опубликовали в шведской прессе. Русский перевод появился в «С.‑Петербургских ведомостях» в феврале 1902 года и в периодическом обозрении «Свободное слово» в марте 1903‑го. Толстой ответил, что не может согласиться на Нобелевскую премию, поскольку награда связана с большой денежной суммой: «Дорогие и уважаемые собратья! Я был очень доволен, что Нобелевская премия не была мне присуждена. Во-первых, это избавило меня от большого затруднения — распорядиться этими деньгами, которые, как и всякие деньги, по моему убеждению, могут приносить только зло; а во‑вторых, это мне доставило честь и большое удовольствие получить выражение сочувствия со стороны стольких лиц, хотя и незнакомых мне лично, но все же глубоко мною уважаемых. Примите, дорогие собратья, выражение моей искренней благодарности и лучших чувств»[5].
Общественное возмущение, вызванное тем, что Толстого не удостоили награды, оказалось бурным и безосновательным в равной мере: дело в том, что среди номинированных на премию в том году 25 человек Толстого просто не было. Нобелевский комитет не имел оснований рассматривать его кандидатуру. Нравственная же позиция Толстого по поводу денег хотя и была известна, но не могла стать препятствием для награждения согласно уставу Нобелевского фонда, для которого объявить первым лауреатом великого писателя означало бы задать высочайшую планку.
Сам Левертин в ответ на упреки в том, что Льва Николаевича не номинировали, признавался, что «считал кандидатуру Толстого делом само собой разумеющимся»[6].
Впервые имя Толстого появилось в списке номинаций в 1902‑м. Его выдвинули профессор зарубежной литературы в Сорбонне Эрнест Лихтенбергер, профессор Коллеж де Франс, языковед Мишель Бреаль и член Французской академии, писатель и драматург Людовик Галеви, который оказался самым последовательным номинатором русского писателя — с 1902 по 1906 год. К номинаторам присоединился и Левертин, подписавший до того протестное письмо в адрес Шведской академии.
Среди номинаторов Толстого преобладают французы, поскольку Лев Николаевич был необычайно популярен во Франции. Например, «С.‑ Петербургские ведомости» сообщили читателям в декабре 1904 года, что там объявлен всенародный сбор средств на памятник Толстому в Париже — и это при живом писателе. Планировалось, что автором монумента станет известный скульптор князь Паоло Трубецкой, а на открытие Толстой прибудет лично.
11 (24) декабря 1904 года «Новости и Биржевая газета» сообщила, что Трубецкой получил официальное приглашение. Скульптор рассказал корреспонденту издания, что «великий писатель земли русской» будет изображен на лошади, в косоворотке и в смазных сапогах, с гордо поднятой непокрытой головой. Миниатюра, по которой планировался памятник, была исполнена уже в 1900‑м, и Толстой лично посетил мастерскую Трубецкого на Мясницкой, чтоб ее увидеть[7]. Однако памятник в Париже так и не установили.
В 1903‑м Толстого снова номинировали. В этом участвовали Людовик Галеви и еще два члена Французской академии: Анатоль Франс и Марселен Бертло. В 1904‑м неугомонный Галеви вновь предложил премировать Толстого, и в этот раз к нему присоединился историк Альбер Сорель. В 1905‑м Галеви повторно выдвинул Толстого при поддержке 17 членов Финского научного общества. Всего в том году у Толстого был 21 номинатор. В последний раз несгибаемый француз (и я опять про Галеви) номинировал Толстого в 1906‑м. В 1908‑м Галеви умрет.
Так почему же Лев Николаевич так и не стал нобелевским лауреатом? А. М. Блох приводит версию видного знатока нобелевских номинаций Челля Эспмарка, предположившего, что все дело было в критериях, которые сложились под влиянием консервативных взглядов постоянного секретаря Шведской академии и председателя Нобелевского комитета Карла Давида Вирсена. «Эпохой Вирсена» называют первое десятилетие работы Нобелевского комитета. И для этого времени характерна такая норма выбора: Нобелевской премии заслуживает тот, кто руководствуется в своем творчестве критериями «высокого и здорового идеализма».
Тенденция оценивать творчество Толстого с этих позиций наметилась уже при первой номинации писателя в 1902 году. Но наиболее показателен подход Вирсена в заключении 1905 года: «При всем восхищении многими произведениями Толстого, следует задать вопрос — насколько в сущности здоров идеализм писателя, когда в его особенно великолепном произведении “Война и мир” слепой случай играет столь значительную роль в известных исторических событиях, когда в “Крейцеровой сонате” осуждается близость между супругами и когда во многих его произведениях отвергается не только церковь, но и государство, оспаривается даже право на частную собственность, которой сам он столь непоследовательно пользуется, даже право народа и индивидуума на самозащиту»[8].
Лев Толстой — не единственная жертва критериев «эпохи Вирсена», требовавших от кандидатов «здорового идеализма». В 1901‑м шведские академики отклонили кандидатуру Эмиля Золя, казавшуюся приоритетной среди номинантов того года, в последующие годы Генрика Ибсена и т. д.
До 1906 года среди номинаторов Толстого в регистрационных журналах Нобелевского комитета не зафиксировано ни одного соотечественника, если не считать за таковых почти два десятка членов академического общества Финляндии, номинально подданных Российской империи, которые выдвинули русского писателя на премию 1905 года. Только в 1906‑м почетный академик Анатолий Кони участвовал в кампании по выдвижению кандидатуры Толстого на Нобелевскую премию.
Об участии Кони в номинировании Толстого свидетельствуют два источника. Во-первых, личный доктор Льва Николаевича Душан Маковицкий записал в дневнике 23 сентября 1906 года, что Павел Бирюков, ненадолго приехавший в Ясную Поляну из Петербурга, рассказал, что слышал от Кони, будто в нынешнем году Шведская академия склоняется к мысли присудить Толстому Нобелевскую премию. Во-вторых, сам Кони, готовя свои воспоминания о писателе, упомянул, что на заседании Разряда изящной словесности Императорской академии наук обсуждали кандидатуру Толстого на Нобелевскую премию. Однако при редактировании рукописи автор исключил этот эпизод и о нем известно только по рукописному экземпляру воспоминаний, хранящемуся в архиве Института русской литературы РАН.
Согласно официальным документам Академии наук, связанным с обсуждениями, проходившими на ее заседаниях, и исключенному эпизоду в воспоминаниях Кони, почетный академик Константин Арсеньев предложил выдвинуть статью «Великий грех», в которой писатель обсуждал насущные проблемы крестьянского землепользования. Не последнюю роль в таком выборе сыграло буквальное прочтение приложенного к письму Вирсена текста устава Нобелевского фонда о желательности представления на премию произведения, вышедшего в предыдущем году. Статья «Великий грех» была опубликована в июле 1905‑го, сразу же перепечатана в английской и американской прессе и формально соответствовала пожеланию.