Междоусобные войны в Брянско-Деснинском крае в эпоху феодальной раздробленности
Ближе к середине XII века Русское государство распалось на несколько крупных (формальная дата – 1132 год), Киев постепенно потерял статус столицы, хотя многие князья для престижа хотели овладеть им. Подесенье стало «мостом» между Южной (Чернигов, Киев), Северо-Восточной (Ростово-, затем Владимиро-Суздальская земля), и Западной (Смоленск, Полоцк) Русью, будучи ареной столкновений интересов, да и прямых военных конфликтов этих сил (рис. 23).
Особенно в этом плане «повезло» центру Подесенья – Брянскому краю. Он разделился между Смоленским княжеством: Рогнединский, Дубровский, Клетнянский, север Мглинского региона, правобережная часть Жуковского. В составе коренных черниговских земель остались левобережье Жуковского, Дятьковский, Почепский, Жирятинский, юг Мглинского, Унечский, все юго-западные районы, белорусская Гомельщина, Стародуб, восточная часть Погарского района. Новгороду-Северскому принадлежал восток Погарского, Трубчевский, Выгоничский, Суземский, Севский, Комаричский, Навлинский районы. Что касается Брянского района и ополья, то его владельческая принадлежность неясна и, вероятно, изменчива.
Междоусобные войны или подготовка к ним шли практически каждое десятилетие в середине – второй половине XII века, но чаще всего – в его 40-х и 60-х годах. Это и неудивительно, так как новая система правления была в процессе становления и внутренние войны велись за то, чтобы конкретная ветвь династии Рюриковичей, в данном случае – Святославичей, закрепилась в как можно больших по значению городах и «тянувших» к ним землям и волостям. При этом в основном вели борьбу между собой черниговские и северские князья, при поддержке: первые – Киева, вторые – Ростово-Суздальского княжества.
1. Сражение под Карачевом. Войны 1146–1155 годов
Сражения междоусобных войн 40-х годов почти непрерывно происходили по всей Руси, даже Киев не раз переходил из рук в руки.
На Брянщине случилось мало сражений, зато через ее территорию совершалось много походов враждующих сторон. Так, в конце 1146 года через нее, от Новгорода-Северского до Карачева прошел бежавший от коалиции чернигово-киевских князей на север князь Святослав Ольгович, а затем и его преследователи поочередно двинулись туда же, по левой стороне Десны – через Путивль, Севск и Болдыж.
В одну коалицию входил Изяслав Мстиславич Киевский, его сын Мстислав, Изяслав и Владимир Давыдовичи Черниговские и (против воли) Святослав Всеволодич Северский. Во вторую – Святослав Ольгович (претендент на новгород-северский стол) и далекий от Южной Руси Юрий Владимирович Долгорукий, князь Ростово-Суздальский, приславший на помощь союзнику своего сына Иванко. Кроме того, в качестве наемника-кондотьера к этому альянсу присоединился и галицкий князь-изгой Иван Ростиславич Берладник. Не преминули вмешаться на стороне родственника и дядья Святослава по матери («уи») – ханы Тюнрако Осулкович и брат его Камосе, приведшие «диких половцев».
В 1146 году Олег Святославич захватил Новгород-Северский, но покинул его, узнав о приближении войск коалиции, к которой примкнул и Ростислав Мстиславич Смоленский. Чтобы не попасть «в клещи» войск южной коалиции и Ростислава, Святослав Ольгович решил отступать к Карачеву, с которого начиналась его наследственная «отчина» – земля вятичей, граничившая с владениями главного союзника – Юрия Долгорукого. Первым к Карачеву подошел авангард союзных войск во главе с Изяславом Давыдовичем и неким Шварном – скорее всего, воеводой «служилых кочевников» Берендеев, живших на реке Рось в Киевской земле и входивших в состав «черных клобуков». Кавалерия Изяслава в составе 3 тысяч берендеев и его личной дружины налегке, «безвоз» пошла из Болдыжа на Карачев, надеясь застать противника врасплох. Однако Святослав узнал о подходе войск противника от захваченных половецким разъездом трех берендеев, обрушился на него силами «диких половцев» и своей дружины и при помощи «Бога, Святой Богородицы и животворящего креста» «погнал их» 16 января 1147 года, на день Петра и Павла. С военной точки зрения здесь интересен факт столкновения «диких половцев» (рис. 28) и «своих поганых» из состава орды Берендеев, скорее всего имевшей печенежское происхождение. Однако разбит был только авангард, перевес все еще был у киево-черниговских войск, и Святослав Ольгович отступил дальше на север к Козельску. Здесь он узнает через тайное послание Святослава Всеволодича о планах Давыдовичей, соединившись с Ростиславом Смоленским в районе Добрянска (Дъбрянска), который они к тому времени заняли, идти на него, и отступил еще дальше, к ростово-суздальским рубежам. Здесь происходят изменения в составе и руководстве его войск. Во-первых, разуверившись в грядущих успехах, от него к Ростиславу Смоленскому уходит князь-авантюрист Иван Берладник. При этом интересен воинский менталитет того времени: хотя бывший соратник переходит к потенциальному противнику, Святослав выплачивает ему положенный «гонорар» – 200 гривен серебра и 12 гривен золота. Это много, если учитывать, что годовая дань от одной земли (крупного княжества) в среднем равнялась 3000 гривен серебра, а большой дружины при Иване Ростиславиче явно не было. Эта «потеря» была быстро компенсирована подходом подкреплений из Залесской земли – «тысячи бронников дружины Белозерской». Святослав начал готовиться к реваншу, однако этому помешала болезнь и смерть (24 февраля) предводителя ростовского контингента – Иванко Юрьевича.
Как видим, благодаря этой войне упоминаются три, может, и четыре («Болдыж» точно не локализован) брянских города: Карачев, Добрянск-Дъбряньск, Севско (впрочем, название Севско по окончанию скорее всего принадлежит селу, а не городу). Однако с окончанием первой, неудачной для Святослава Ольговича стадии карачевской войны связано упоминание и еще одного города.
Итак, Брянск упомянут в январе 1147 года, и в нем сумели разместиться зимой большие воинские контингенты, а это значит, что построен он был значительно ранее. Чуть позднее упомянут град Москов: именно туда, на встречу со своим могущественным союзником – Юрием Долгоруким, в итоге («по дороге» по поручению Юрия «попленив» «люди Голядь» на реке Протве, подданных Ростислава Смоленского) отступил Святослав Ольгович. Именно в Москве был обозначен поворотный пункт в этой войне. Юрий Долгорукий с почетом встретил здесь своего союзника и «отца» (тестя) с его сыновьями, принял дорогой подарок – «пардуса» (охотничьего барса или гепарда). «И тако любезно целоваста… и тако быша весели. На утрии же день повеле Гюрги устроити обед силен и створи честь великую им и дал Святославу дары многы с любовию». Но главное – Юрий обещал военную помощь, и слово сдержал быстро. Уже к Вербному воскресенью перед Пасхой 1147 года Святослав подошел к границе Черниговской земли по Оке, и дальнейший его поход превратился буквально в триумфальное шествие, проходившее по современным Калужской, Брянской и Орловской областям, тогда входившим в состав «земли вятичей» и соседних волостей северо-востока Черниговского княжества. По дороге к нему присоединялись отряды половцев, причем не только присланные его «уями», бежавшие «из Руси» детские (младшие дружинники), бродники, воины, приведенные сыном Юрия Долгорукого Глебом. Повоевав по дороге окраины Смоленской земли, он занял без боя «вси Вятичи и Добрянеск и до Воробиин Подесенье, Домагощ и Мценеск». Посадники Давыдовичей в панике бежали из занятых ими «отчин» Святослава – «из Вятич, из Бряньска, и из Мьченьска, и из Блеве» (волость Облов на реке Болва).
Формально война заканчивается мирным договором в Спаши между послами Давыдовичей и Святослава Всеволодича и Святославом Ольговичем. Возможно, сыграло роль присутствие «многих» половцев и ростово-суздальских войск Глеба Юрьевича, но послы вели себя очень покладисто и просили Святослава не помнить «злобъ наших», говорили «отчину свою возьми и что если взяли твоего, а то тебе возворотим» и целовали в том крест. А взяли у Святослава в ходе первого этапа войны исключительно много, и это отчасти объясняет причины такого типа войн не только борьбой за тот или иной «стол», но и простым стремлением к обогащению и желанием ослабить конкурентов!
Летописец приводит подробный список добра («жизни»), награбленного и уничтоженного в загородных «селах» и городских «дворах» братьев Ольговичей. Так, в расположенном где-то в Подесенье, неподалеку от Новгорода-Северского «Игоревом сельце» (Игорь – родной брат Святослава – в то время был взят в плен Изяславом Мстиславичем и сидел в «порубе» в Киеве) было взято столько всякого «добра» («готовизны», вина, медов, железа, меди), что все его не смогли вывезти на множестве «возов» не только княжеских, но и простых «воев» и просто часть «тяжкого товара» уничтожили. Попутно сожгли гумно с девятьюстами стогами сена в нем, сам княжеский двор и даже находившуюся в нем церковь Святого Георгия. Не пощадили они и церковь Вознесения на княжеском Святлославлем дворе в Путивле, вынеся из нее весь богослужебный инвентарь, книги, колокола и ободрав оклады икон. Не помешали и святые рождественские праздники. А ведь «диких» половцев в их войске не было! Имущество Святослава, включая 700 челядинов, казну («скотницу»), 500 берковцев меда, 80 корчаг греческого вина, поделили поровну между четырьмя князьями, взявшими Путивль, а все, что было в селе Игоря, великий киевский князь Изяслав Мстиславич взял себе. К чести последнего надо сказать, что, поскольку жители Путивля сдали город лично ему, он целовал крест, что город грабить не будут, и слово сдержал. С учетом того, что Русь была правовым государством, в усобицах страдало имущество прямых участников. В состав имущества, правда, на законных основаниях включались и челядь, и смерды в селах, и «жизнь» последних.
Давыдовичи, пообещав вернуть Святославу его «отчины» и все награбленное и тем затормозив продвижение его половецко-суздальских войск, вовсе не собирались выполнять обещанное и бросились за помощью к Изяславу Киевскому. Тот обратился к «бояры своя и всю дружину свою Киянам» об организации большого похода против главного противника – Юрия Долгорукого.
Для такого похода и нужно было киевское городовое ополчение («воев»), одних дружин было мало. Киевляне, однако, отказались поднять руку на «Володимерово племя» – наследников любимого ими Владимира Мономаха. Это позволило Святославу Ольговичу в итоге занять Новгород-Северский и тем выиграть «Карачевскую войну», театр военных действий которой был весьма широк, но самое крупное сражение произошло все же под Карачевом («Корачевом»).
С помощью Юрия Долгорукого Святослав вернул себе Лесную землю вятичей и Подесенье (в данном случае это территориально-административная единица – волость, расположенная не столько на Десне, сколько на ее притоке – Судости), с Брянском. Волость Подесенье была сравнительно невелика, особенно если в нее не входили округи Брянска и (позднее) Вщижа. Однако стратегически Подесенье имело огромное значение, ибо являлось мостом между «землей вятичей» и ядром Новгород-Северского княжества. В более широком смысле у западной окраины волости, сразу за Вщижем, где заканчивалось плодородное Брянское ополье, начинались смоленские земли. От восточной окраины Подесенья, от Брянска, по рекам Болва и Снежеть, через волости Блеве (Облова) и Карачева, далее – через остальную часть «земли вятичей» проходили наиболее короткие пути в Залесскую (Ростово-Суздальскую) землю. На крайнем юге Новгород-Северского княжества находился стратегически важный Путивль, из которого начиналась дорога в Северную Русь по лесистому левобережью Десны через Севско и Карачев. Он стоял на реке Семь (Сейм), на северном краю ровного «степного коридора», за которым к югу находилось Переяславское княжество – «отчина» Всеволодичей, то есть постоянный «регион претензий» для залесских князей. В западном направлении по этому коридору можно было быстро дойти до Чернигова и Киева, на востоке он соединялся с половецкой степью. При Владимире Мономахе этот коридор был перекрыт цепочкой крепостей, на севере начинавшейся от Путивля, и Курским «укрепрайоном» (волость Посемье). Начиная с 1147 года и в Посемье, и в Переяславском княжестве часто правили сыновья и внуки Юрия Долгорукого, который (и его наследники, а также и их новгород-северские «вассалы»), таким образом, имел прямую связь с половецкими родичами и союзниками (не только мать Святослава, но и жена Юрия были половчанками). Поэтому тот, кто владел Путивлем и Посемьем, контролировал выход в степь, с одной стороны, «держал под прицелом» не только Чернигов, но даже Киев. Весь этот пестрый конгломерат владений, от границ Ростово-Суздальского и Смоленского княжеств на севере до Переяславского княжества на юге, оказался в руках Святослава Ольговича, правда, под неприкрытым протекторатом Юрия Долгорукого. Правда, сам выход в Степь – «степной коридор» («Поле» по летописи) с крепостями в нем («Вырская пробка», как ее в свое время назвал автор) и Посемье Юрий не доверил даже ему, а передал сыну Глебу и его «посадникам». К тому времени и Посемье, и Вырь еще принадлежали Переяславлю, что дало повод Глебу Юрьевичу попробовать вернуть и сам этот город, по сути, «метрополию» северной ветви Мономашичей, под власть суздальских князей, но в тот раз – безуспешно. В целом мир в Спаши не завершает той серии междоусобных конфликтов в Подесенье, которая была начата Карачевской войной. Летопись и дальше буквально переполнена описаниями походов и столкновений черниговских, северских, киевских, смоленских, суздальских войск вплоть до 1155 года, в которых, кроме чернигово-северских Ольговичей и Давыдовичей, непосредственно вмешались и сами главные игроки – представители разных ветвей Мономашичей – великий киевский князь Изяслав Мстиславич Волынский, Юрий Долгорукий и (после смерти брата Изяслава в конце 1154 года) Ростислав Мстиславич Смоленский. О накале этой борьбы свидетельствует то, что в ее ходе Юрий дважды захватывал и терял Киев. Попытки достигнуть мира и распределить княжеские столы также были.
После одной из них, связанной с очередным приходом Юрия под Киев и закреплением Глеба Юрьевича в Переяславском княжестве, а также смертью Владимира Давыдовича Черниговского в 1151 году, оставшиеся старшие Давыдовичи (Изяслав) и Ольговичи (Святослав) заключили соглашения о разделе «отчин» – западная, собственно черниговская часть княжества отходит первому, восточная, новгород-северская, – второму. Тогда этот символический акт примирения не привел даже к временному затишью, но в дальнейшем имел большие территориально-политические последствия для раскола Черниговского княжества, причем линия раскола прошла и через современную Брянскую область с северо-востока на юго-запад. Тогда же, нейтрализовав единственного союзника Юрия Долгорукого на юге Руси, два Изяслава – Давыдович и Мстиславич дружно обрушились на суздальского князя. Юрий обосновался тогда в Городце Остерском, контролировавшем стык трех княжеств – Черниговского, Переяславского, Киевского. Война разгорелась с новой силой – в нее оказался вовлечен даже зять Изяслава Мстиславича – король Венгрии и все орды Черноклобуцкого союза. Однако, не вмешиваясь в борьбу за Киев, Святослав Ольгович прочно удерживает тот «мост», по которому к нему поступает суздальская и половецкая помощь, несмотря на периодические поползновения Давыдовичей и собственного родного племянника – Святослава Всеволодича. Эта стратегия оправдала себя, в 1155 году по этому пути вдоль Судости, через Подесенье проходит Юрий Долгорукий, дабы окончательно обосноваться в Киеве, а великий Черниговский стол отдать верному союзнику. События развивались так. К западу от северной части волости Подесенье, у границ Смоленского княжества, в городе Зарой (где-то на границе современных Брянской и Смоленской областей) происходит встреча смоленских и суздальских войск и двух главных деятелей Руси того времени. Ростислав без боя и «по добру» уступает дяде главенство над Русью и целует в том крест. Далее военный поход Юрия Долгорукого на Киев проходит по территории брянского Подесенья, у южных окраин которого (у Синина Моста; кстати, это название символично – примерно отсюда к югу начиналась территория Русской земли, древнего, еще с X века, родового «домена» Рюриковичей), где оно граничило с волостями Радоща и Стародуба, происходит встреча с владетелями обеих – Святославом Ольговичем и Святославом Всеволодичем, дядей и племянником. Первый – давний и в основном верный союзник Юрия, второй был постоянно «на подхвате» у его противников. Далее летописцем описывается интересная морально-психологическая коллизия. Дядя заступается за племянника, умоляя Юрия «принять его в любовь». Это проявление благодарности за тайное послание дяде от племянника, находившегося в стане его врагов, но своевременно предупредившего родственника об опасном маневре противника в начальный период Карачевской войны. Святослав Всеволодич падает на колени и кается в содеянном, говоря «избезумелся есмь». Юрий прощает его, но требует крестного целования не только себе, но и Святославу Ольговичу.
Переход Всеволодича, князя Стародубского, на их сторону открывает союзникам прямую дорогу на Чернигов и Киев через Стародуб и «Сновскую тысячу». Далее Святослав Ольгович при помощи Юрия Долгорукого, ставшего великим князем Киевским, получает, правда ненадолго, черниговский престол, на котором и правит (с небольшим перерывом на период княжения здесь внешне помирившегося с Юрием Изяслава Давыдовича) до своей смерти в 1164 году. Военным путем получив Чернигов, временно занятый в 1157 году из-за воскняжения Изяслава Давыдовича в Киеве племянником последнего – Святославом Вщижским, Святослав уступает новгород-северский стол племяннику Святославу Всеволодичу. Это было не только продолжением акта благодарности, но и важным стратегическим ходом, который лишил представителей другой ветви Святославичей и Давыдовичей всех уделов в Черниговской земле, кроме пограничного со Смоленским княжеством Вщижа, находившегося на севере волости Подесенье, где правит последний отпрыск этой династии – Святослав Владимирович. Старший из оставшихся Давыдовичей – Изяслав – не очень этим озаботился, так как стал в том же году князем Киевским. Однако для его дальнейшей судьбы это было роковым решением, непростительным легкомыслием или слабостью, а для региона в целом стало причиной новой серии междоусобных конфликтов – «Вщижских войн».
Обобщая историю междоусобных войн на юго-востоке Руси в 1146–1155 годах, начальной фазой которых была Карачевская война, можно сказать, что их главной причиной в общерусском масштабе была борьба Юрия Долгорукого за Киев и верховный суверенитет над Русью. Кроме того, он хотел закрепить за своей ветвью династии, за Ростово-Суздальским княжеством, часть южной Русской земли – Переяславское княжество, которое было родиной, метрополией залесской ветви Мономашичей. Для достижения этой цели ему нужно было найти опору в лице слабейшего из местных князей, обострившего отношения как с черниговскими династиями, так и с тогдашним киевским князем.
Целью Святослава Ольговича было вначале создание своего крупного владения для Ольговичей внутри принадлежавшей Давыдовичам Черниговской земли, а когда станет возможным – и овладение верховной властью над всей этой землей. Для конечных целей Юрия было также важным, что Святослав был личным врагом киевского князя Изяслава Мстиславича, с которым боролся за столицу из-за брата Игоря. Идеальный союзник!
Для Изяслава Мстиславича важным было сохранение статус-кво и создание препятствий на пути «имперских амбиций» Юрия в виде мощного, монолитного, под единым и лояльным лично к нему управлением Давыдовичей. В этой связи для Юрия был желателен раскол княжества, и он просто обязан был поддерживать любые сепаратистские устремления внутри его.
Кроме борьбы за «отчины», волости, нельзя сбрасывать со счетов и более приземленные задачи, решаемые в ходе этих войн, – присвоение собственности, включая челядь и смердов, побежденного противника – прежде всего для содержания дружин и пополнения зависимого населения в своих селах.
Кроме общности стратегических и тактических целей, страха (для менее значимых князей) большую роль в сложении коалиций и отборе союзников играли семейно-брачные (но не родовые!) связи. Религиозный и национальный факторы не имели в этом аспекте никакого значения. Кроме русских, в этих конфликтах «засветились» «дикие половцы»-язычники, прообраз казаков – разбойники-бродники, все орды «черных клобуков» (берендеи, торки, ковуи, печенеги) – частью язычники, частью православные, венгры-католики. Судя по летописям, никаких жестокостей по отношению к свободному местному населению не совершалось; не грабили жителей городов, если они сдавались добровольно. Штурмы не применялись.
2. Вщижские войны
Их предыстория уходит в 1156 год, а продолжались они до 1161 года и связаны с пересмотром той военно-политической ситуации, которая сложилась в чернигово-северских землях к 1155 году, и сфер влияния на эти территории между залесскими и смоленскими Мономашичами. Тогда недовольный доставшимся уделом – маленьким городком Березый под Черниговом, князь Святослав Владимирович, представитель ветви Давыдовичей, силой захватывает Подесенье и Вщиж и де-факто образует новое удельное княжество, признав своим сюзереном Ростислава Смоленского, «от стрыя [Изяслава Давыдовича] отступив». Последним объясняется то, что во Вщиже нашел убежище волынский князь (на тот момент – фактически изгой Владимир Мстиславич – родной брат смоленского сюзерена. Но пришел он не через смоленские земли, а с юга, через Стародуб, а это не очень понятно, так как с передачей Вщижа и Подесенья Ростиславу новый удел, по сути, в военно-политическом плане разрезал Черниговские земли пополам, отсекая от Чернигова Брянск и «землю вятичей», перекрыв связь между ними по Судости. Путь же по Десне проходил по землям нового Новгород-Северского княжества, что давало выгоду его владетелям. Все это, однако, объяснимо, если учесть хорошие отношения Юрия Долгорукого, на тот момент – князя Киевского – и с Ростиславом, и тем более со Святославом Ольговичем. Если же учесть, что главным врагом Юрия был волынский князь Мстислав Изяславич, заставивший бежать с Волыни своего дядю и противника Владимира Мстиславича, то ситуация становится вполне объяснимой с общерусской точки зрения. Что же касается регионального аспекта, то, по сути, произошел формально не санкционированный, но выгодный Святославу Ольговичу передел волостей внутри ее. Подесенье и Вщиж уходил из-под власти бывшего (и единственного еще живого) врага и Святослава, и Юрия – Изяслава Давыдовича. Последний постоянно демонстрирует свою преданность им, но ему вряд ли доверяют, хотя он стал тестем для Глеба Юрьевича. Суммируя все это, становится понятным, почему племянник решился поживиться именно за счет владений родного, а не двоюродного дяди. Однако в ходе этих событий упоминается и племянник Святослава Ольговича – Святослав Всеволодич, у которого первый, будучи недолго черниговским князем, чуть ранее отобрал «Сновскую тысячу» – путь из Чернигова на Стародуб. Этот второй обиженный «сыновец» воспользовался сумятицей и занял опустевший Березый неподалеку от Сновска, вынудив черниговского князя совершить на него поход с нанятыми для этого половцами.
Далее, судя по летописному сообщению, оба «стрыя» объединяются против племянников (также соединивших силы) и совершают против них совместный военный поход, завершающийся «миром» почему-то у смоленского города Мстиславля.
Следующей ступенью к основной Вщижской войне становятся события, связанные со смертью Юрия Долгорукого в Киеве и воскняжением там Изяслава Давыдовича. Вначале полностью меняется геополитическая ситуация на Руси: из-за попытки Юрия вернуть волынский престол Владимиру Мстиславичу и присоединить Волынь к своим владениям против него создается коалиция в составе Мстислава Изяславича Волынского, Ростислава Смоленского и Изяслава Черниговского. Союзники предлагают присоединиться к ним и Святославу Ольговичу, но тот отказывается, хотя и Юрию не помогает. После «своевременной» смерти последнего в мае 1157 года ставший великим князем Киевским дядя Святослава – Изяслав Давыдович – передает ему Чернигов. Однако Святослав Ольгович военным путем (происходит «стояние» двух коалиций на реке Свинь под Черниговом) заставляет Изяслава вернуть Чернигов ему, а Новгород-Северский достается Святославу Всеволодичу. Святослав Владимирович вновь должен удовлетвориться Вщижем, который, правда, на этот раз был получен «по праву».
Следующее изменение ситуации происходит уже в 1159 году, однако предпосылки проявляются еще в 1157 году, когда киевским князем последние месяцы был Юрий Долгорукий. Когда Изяслав Давыдович уже стал «замышлять рать» на Юрия и не боялся испортить с ним отношения, он отбил у него пленника – князя-мятежника, бывшего соратника Святослава Ольговича на первом этапе Карачевской войны, Ивана Ростиславича Берладника, которого Юрий собирался выдать на расправу Ярославу Осмомыслу Галицкому. Уже когда Изяслав стал киевским князем, к нему явилась целая делегация от семи русских и нескольких польских князей и даже короля Венгрии с требованием выдать Ивана Ярославу Галицкому. Изяслав этого не сделал и отпустил Берладника к половцам, которые и помогли этому авантюристу захватить некоторые «дунайские» города Галицкого княжества (область Берладь). Он начал грабить здесь галицких купцов и рыбаков, а затем во главе половцев и берладников пошел на Галич, принимая по дороге в свое войско бежавших от хозяев смердов. Поход на Галич не удался, потому что его вскоре покинули половцы, которым он не давал брать штурмом и, соответственно, грабить те города, которые не сдавались добровольно. Иван вернулся в Киев и уговорил великого князя помочь вернуть ему галицкие волости.
В 1159 году поход состоялся, но в нем к Изяславу не примкнул никто, а вскоре возмущенные князья и вообще выбили его из Киева. Возвращаться ему было некуда – кроме столицы, он сохранил за собой только отдаленную «землю вятичей» с Карачевом, раздав все остальное. После того как во время сражения за самую мощную крепость Киевской (а возможно, и всей Русской) земли – Белгород – Изяславу изменили даже берендеи и торки, бросив под Белгородом наемных половцев, он с оставшимися союзниками, малозначимыми и ранее постоянно «обижаемыми» «в волостях» князьями – Святославом Владимировичем Вщижским и Владимиром Мстиславичем Волынским – бежит в обход уже враждебного ему Киева в «вятичи». Путь его лежал прямо на север в Гомий (Гомель). Здесь он встретился со своей женой, которая также бежала из Киева, но обходной дорогой – через Переяславль, где пока еще правил враг волынских и смоленских Мстиславичей – Глеб Юрьевич, зять Изяслава. Далее она с юга и востока обошла Черниговскую волость «Задесенье» и через территорию Новгород-Северского княжества вышла к Ропеску (на севере «Сновской тысячи»), где ее с почетом принял и проводил до Гомия брат новгород-северского князя – Ярослав Всеволодич, на тот момент, скорее всего, князь Стародубский. По дороге в «землю вятичей» Изяслав берет «на щит» «город княгини Святославлей» – Облов. Этим он объявляет войну великому черниговскому князю, который до того придерживался нейтралитета в конфликте, а «землю вятичей», на западной границе которой со Смоленским княжеством находится Облов (верховья северного притока Десны – река Болва), уже считал своей. В этих событиях с точки зрения реконструкции воинской культуры и организации Руси важно описание ближайших последствий штурма Облова и «оккупации» (с точки зрения Святослава) его волостей в «вятичах». Началась конфискация имущества («золота, серебра, челяди, коней, скота») «изяславлих» бояр и дружины – как в Черниговской земле, так и в Киеве (из Киева «товар» отправлялся во Владимир-Волынский как контрибуция). В данном эпизоде важно следующее: какому бы князю ни служили бояре и дружинники, их недвижимое имущество на правах частной собственности могло находиться на «чужой» территории как источник их «жизни». В моральном аспекте интересен факт «ареста» жен бояр и их последующего возвращения мужьям за выкуп.
Окончательно облик новой геополитической ситуации на Руси проясняется в начале 1160 года, когда захватившие Киев галицко-волынские князья, вероятно, чтобы не ссориться между собой, приглашают на великое княжение Ростислава Смоленского. В итоге с региональной точки зрения для последнего вопрос о смоленско-черниговской границе отходит на второй план или вообще теряет значение. С другой стороны, в качестве князя Киевского и формально – общерусского и находясь в дружбе с галицко-волынскими и (чуть позже) – чернигово-северскими владетелями, Ростислав имел на Руси только одного достойного соперника – Андрея Юрьевича Владимиро-Суздальского, будущего Боголюбского.
Все эти факторы отразились на характере последующей фазы конфликта Изяслава Давыдовича практически со всеми князьями Южной Руси, военные действия которого начались на южных, степных, окраинах чернигово-северских земель, а завершились на северо-западных, «смоленских», в современной Брянской области. К моменту начала этих действий Изяслав Давыдович перемещается с крайнего севера региона на крайний юг, с прямым выходом в степи – в город-крепость Вырь. Здесь в числе его союзников вновь появляется уже «официальный» изгой Иван Берладник. Со своими уже традиционными союзниками – «дикими» половцами Изяслав дважды пытался захватить Чернигов, но в итоге был разбит войсками коалиции. При этом в сражении против своих «диких» родственников решающую роль опять сыграли «свои поганые», которые безжалостно, как принято у кочевников, «избивали», «секли», «изоимаша руками» и топили в Десне половцев. Берендеи, составлявшие главную часть «своих поганых» в этом сражении, по сути, отомстили «диким» сородичам за поражение под Карачевом в 1147 году. После сожжения противниками «острога» (окольного города) вокруг Выря (устоял только детинец) Изяслав покинул опустошенный город и с вновь подошедшими к нему половецкими подкреплениями вновь пошел на север. Пошел он, однако, не в «вятичи», а во Вщиж, по дороге разорив («повоевав») окрестности таких городов Подесенья, как Росусь и Воробейна, и был принят своим племянником. «Тоя же зимы», базируясь на Вщиж, Изяслав с половцами совершает набег на смоленские земли.
В это время, преследуя явно «зарвавшегося» князя, к его основной базе – Вщижу – подходят войска чернигово-северских князей и осаждают этот город. Святослав Владимирович не сдается, несмотря на подавляющее превосходство противников, последние же, следуя традиционной русской тактике, не решаются на штурм, предпочитая взять город «малой кровью», «измором». Это позволяет Изяславу успеть привлечь к военным действиям новую силу – Андрея Боголюбского, который не прочь закрепиться у границ Южной Руси и приобрести здесь союзников. Пообещав женить своего племянника Святослава Владимировича на дочери Андрея, Изяслав тут же получает помощь – ко Вщижу был послан сын Андрея, также Изяслав, «съ всимъ полком своимъ и Муромская помочь». Если речь идет о Владимирском великокняжеском полке, возможно, даже «городовом», а не только дружинном, то это была немалая сила («ростовская», как пишет летописец). «Убоявшись» этого, осаждавшие Вщиж князья «дали мир» Святославу и сняли осаду. Узнав об этом, оба Изяслава не пошли во Вщиж. Очень активный, хотя и неудачливый Давыдович вновь занял «вятичи», а затем ввязался в борьбу за черниговские волости, подняв даже сына (Олега) против отца (Святослава), и в итоге погиб в 1162 году, вновь посягая на Киев.
Состоявшаяся затем во Вщиже свадьба Святослава Владимировича и дочери Андрея Боголюбского, а также занятость последнего и его сына Изяслава новгородскими делами заставила южных и смоленских князей в «том же лете» по летописи, или, скорее всего, в начале 1161 года по современному летосчислению, повторить попытку. На этот раз, опасаясь все-таки вмешательства Андрея Боголюбского в случае, если осада затянется, собрано было огромное войско. Руководителем похода был главный союзник и родственник суздальского князя Юрия Святослав, князь Черниговский, участниками – оба его племянника Всеволодовича (Новгород-Северский и Стародубский), «Роман из Смоленска», «Всеслав из Полоцка», кроме того, киевский «полк» (скорее всего, городовой, пеший) и «галичане», то есть всех южно- и западнорусских земель, кроме Переяславской (где сидел Глеб, брат Андрея Боголюбского) и Волынской. Осада длилась пять недель, и, когда наступил голод (при раскопках были найдены ямы, забитые костями лошадей, съеденных во время осады, и затем засыпанные, и братские могилы умерших) и стало ясно, что суздальская помощь на этот раз не подойдет, город сдался. Голод был вызван, вероятнее всего, тем, что жители не успели пополнить запасы после предыдущей осады, опустошением княжеских кладовых во время пышной и престижной свадьбы и временем года – скорее всего, концом зимы. Святослав сохранил престол, но целовал крест черниговскому князю «яко имети ему его в отца место и во всей воли его ему ходити», то есть принес своеобразную личную вассальную присягу Святославу Ольговичу как своему сюзерену. Ясно, однако, что сравнительно благоприятный исход для Святослава Вщижского был достигнут не добровольной сдачей города, не его смирением, а благодаря родству и ранее оказанной и вполне реальной в будущем прямой военной помощи его тестя – Андрея Юрьевича (будущего Боголюбского), «единодержца» Владимиро-Суздальского.
Вследствие этого последнему из Давыдовичей удалось удерживать княжество до своей смерти бездетным в 1167 году и пресечения данной ветви династии Святославичей. Вщижский престол опустел, и, скорее всего, навсегда: для Чернигова было слишком опасно держать отдельного, пусть и «подручного», князя в столь стратегически важном пункте; другое дело – посадник самого князя Черниговского. В итоге как на региональном, так и общерусском уровнях вщижские войны закончились ничем. Если после окончания и даже в процессе цикла конфликтов, начатых карачевской войной 1146–1147 годов, в составе Черниговского оформилось Новгород-Северское княжество, то по результатам вщижских войн границы между ними практически не поменялись: переход Стародуба из состава Новгород-Северского княжества под прямую власть Чернигова произошел позднее, в 1164 году в результате династических комбинаций, а не войн (хотя затем и вызвал военные конфликты). Статус «земли вятичей» с Карачевом как был, так и остался неопределенным и изменчивым.
Основная локальная цель – образование Вщижского княжества – также достигнута не была: возникшее де-факто в 1156 году, через 11 лет оно перестало существовать в качестве полусамостоятельного политического образования. Сферы и объем влияния Смоленска, Суздаля и Киева в чернигово-северских землях по окончании вщижских войн не изменились.
Если в политическом аспекте результаты этих войн оказались нулевыми, то их военно-демографические последствия были иными. Кроме воинов различных русских земель, во время вщижских войн в Подесенье и особенно в округе Вщижа похозяйничали также и «дикие» половцы, приведенные Изяславом Давыдовичем, по примеру двоюродного брата, отличавшегося этим в ходе карачевской войны. Впрочем, им разрешалось грабить только сельскую местность, да и то в землях противника, в города же «союзников» не пускали, ибо последние расценивались как главный, княжеский, трофей этих войн.
В этом аспекте вщижские войны наглядно показали тактику русских при взятии «своих» городов: они отказывались от штурма, обложив город, если не удалось захватить его «изгоном». Впрочем, на детинце Вщижа были обнаружены следы крупного пожара, а за его пределами – братские могилы. Но связаны ли они с осадами 1160–1161 годов или с монголо-татарским рейдом 1238 года – пока точно не установлено. Кроме того, именно в ходе этих войн наиболее ярко и четко выявилась еще одна цель междоусобий – приобретение не земель и добычи, а людей. Еще перед первой осадой Вщижа, зимой 1160 года, базировавшийся на этот город Изяслав Давыдович ходил с половцами в соседнюю Смоленскую землю. «Той же зимы оттуде иде на Смоленскую волость Изяслав и повоевав дшь боле тмы [10 тысяч], а иные исекоша». В данном случае часть пленных могла быть платой союзным половцам, но в свете этого события не случайным представляется и эпизод с походом на смоленскую голядь Святослава Ольговича в 1147 году. Тогда были захвачены «люди», то есть, по Русской правде, свободные крестьяне-общинники, основные плательщики дани на Руси. Их превратили, скорее всего, в частновладельческих крестьян или даже в «челядь» – рабов-военнопленных, ибо «ополонишася дружина Святославля», а не он сам как правитель государства-княжества. А вот когда переселялось целое племя, как было с галиндами – голядью ранее, в 1058 году, когда Изяслав Ярославич переселил ее целиком на пустовавшие земли на смоленско-чернигово-ростовском пограничье по реке Протва, им могли придавать и статус свободных крестьян-общинников – «людей», членов «верви», для освоения земель и пополнения государственной казны. В 1147 году произошло уже вторичное переселение голяди из Смоленского пограничья во внутренние районы Черниговской земли, в том числе создающегося Новгород-Северского княжества. Неудивительно, что именно в «отчине» Святослава – под Брянском, Радощем, округе Трубчевска, то есть в Новгород-Северском княжестве сохранились топонимы, связанные с голядью, – Голяжье, Голяшовка, Г(о)лажево. В других княжеских и боярско-дружинных селах этого региона по данным археологии найдены артефакты (украшения, детали одежды) конца XI – начала XIII века из Прибалтики – свидетельства захвата пленных и превращения их в зависимых крестьян-смердов – основной рабочей силы в княжеских или боярских частновладельческих вотчинах (селах). Это было также одним из важных результатов и целей внешних походов князей, особенно в нехристианские страны. Впрочем, источником пополнения разных слоев зависимого населения были и оборонительные военные действия: отражение набегов «литвы», которые иногда доходили до центральных регионов Руси. Кочевников захватывали и при оборонительных, и при наступательных войнах, но из них делали не земледельцев, а «своих поганых», которых вначале использовали для защиты границ от набегов бывших «своих», но иноплеменных сородичей-кочевников. Очень быстро «своих поганых» стали использовать и во внутренних конфликтах, как, впрочем, и наемных «диких» половцев. Но последним нужно было платить, даже если их возглавляли ханы – родственники русских князей. И формой платы могли быть в том числе и полоняники сельского происхождения, взятые в землях враждебного правителя, причем уже не «инородцы»-«поганые» – балты, как голядь, или тюрки, а сами русские – христиане. В 1160 году, когда половцы Изяслава грабили смоленские земли, речь шла, скорее всего, о русских. В этом случае их часть могла достаться половцам в качестве платы, а часть расселена в селах Изяслава в его «отчине», например в «земле вятичей», куда он пошел сразу после похода в Смоленское княжество.
3. Стародубские войны 1167 и 1176 годов
Эти войны были затеяны уже не для раздела, а для передела границ между Черниговским и Новгород-Северским княжествами. Их причиной была «жадность» до волостей одних князей и неуемные амбиции других. Предпосылки этих войн уходят корнями в события 1161–1162 годов, с одной стороны, и 1164–1165 – с другой. Во время первых будущий инициатор обеих войн, сын великого черниговского князя Святослава Ольговича Олег поддался на «прелестные» письма с «любною речью» главного возмутителя спокойствия в те годы – Изяслава Давыдовича. Последний обещал Олегу чуть ли не киевский престол в обмен на помощь в борьбе против собственного отца. Даже собственная дружина отговаривала князя от этой авантюры и нарушения крестного целования отцу и сюзерену. Однако последний не послушал голоса разума и присоединился к Изяславу и Всеволодичам в их борьбе против Святослава Черниговского и Ростислава Мстиславича, только что ставшего великим князем Киевским, и даже тогдашнего союзника Ростислава – Глеба Переяславского, сына Андрея Боголюбского. Удивительно, но факт: мятежникам, которые привели с собой половцев, не удалось взять Чернигов у Святослава Ольговича. Но затем они сумели даже захватить Киев и осадить самого великого князя в крепости Белгород. Только подход полков из Владимира-Волынского и Галича, а также большинства «своих поганых» – ковуев, торков, берендеев во главе с сыном великого князя Рюриком Ростиславичем заставил Изяслава и его союзников, в том числе Олега, отойти («бежать») от Белгорода. Далее произошло то, что уже было раньше: «черные клобуки» начали безжалостно сечь половцев, и в ходе бойни на Желяни в начале 1162 года был смертельно ранен саблей Изяслав Давыдович. Символично, что «тоя же лета» в византийской Солуни умирает от яда давний соратник Изяслава, а до него – Святослава Ольговича – князь-изгой Иван Берладник. Олег Святославич, как и другие «соучастники» мятежа Изяслава, целовал крест, то есть принес вассальную присягу Ростиславу. Хотя Олег и оказался в стане проигравших, он понял, что смелым сопутствует успех, а в случае неудачи наказание будет не слишком большим. Однако, с другой стороны, его амбиции удовлетворены не были, и он готов был все повторить.
Второй случай представился сразу после смерти главного участника еще карачевской войны, великого князя Черниговского Святослава Ольговича. Заранее предупрежденный о предстоящей кончине, Олег успел к гробу отца раньше всех, но после переговоров с двоюродным братом уступил ему Чернигов, а сам удовлетворился бывшим владением последнего – Новгородом-Северским. Кроме того, Святослав обещал наделить волостями младших братьев Олега – Игоря и Всеволода Святославичей – будущих героев Слова о полку Игореве. Однако обещание свое он нарушил, и в итоге эти волости им предоставил Олег из состава новгород-северских земель. Впрочем, когда это произошло – неизвестно, ибо в 1164 году даже старшему из двух братьев – Игорю – было 13 лет. Вероятно, Святослав решил заняться обеспечением себя потомством лишь после временной стабилизации своего положения по разделу 1151 года. Впрочем, важные военно-политические последствия для региона имело не само это решение Святослава Всеволодича, а то, что, какие бы волости в итоге ни получили младшие северские Святославичи, в их состав не вошел Стародуб. А в этом городе еще в 1155 году правил сам будущий черниговский князь. Впрочем, вначале, в 1157 году Святослав Всеволодич стал новгород-северским князем, то есть княжение в этом городе стало ступенькой к новгород-северскому престолу, а его волость занимала второе место по значению в этом княжестве после «столичной». Что же делает с ней в 1164 году новый черниговский князь? А ничего. Она так и остается в руках его личного вассала и брата Ярослава Всеволодича, владевшего Стародубом, скорее всего, с того же 1157 года. Только сюзерен этого стародубского князя перемещается из Новгорода-Северского в Чернигов, и подчиненная ему волость автоматически меняет административно-политическую принадлежность – из состава Новгород-Северского княжества переходит в Черниговское.
С точки зрения объяснения последующих, 1167 года, событий важны два события в сфере семейно-брачных отношений, отмеченных летописью. Под 1165 годом отмечен брак Олега Святославича Северского и дочери великого киевского князя Ростислава Агафьи, что сделало отношение последнего к своему бывшему, хотя и не главному, противнику весьма дружественным. Под 1167 годом упоминается смерть некоей Андреевны «за Олгом за Святославичем». В те годы в этой части Руси была только одна известная Андреевна – дочь Андрея Боголюбского, вдова умершего в начале этого года Святослава Вщижского. С учетом последующих за этой (Святослава) смертью событий весьма важно понять, за каким именно Олегом Святославичем умерла Андреевна. Дело в том, что на тот момент и в этой части Руси было два князя с одинаковым именем и отчеством – один, постарше, князь Новгорода-Северского, второй – сын черниговского князя. А этот вопрос принципиально важен с геополитической (в масштабах Руси) точки зрения. Андрей продолжил политику отца по отношению к Южной Руси, особенно к Черниговщине – «мосту» между двумя частями его владений – Залесской землей на севере и Переяславским княжеством на юге. Обе части были важны с точки зрения его амбиций и будущих намерений стать господином Руси в целом. В этой связи он, как и его отец, поддерживал самого слабого из черниговских династов. Его вполне устраивал зять – Святослав Вщижский, чье небольшое княжество всегда могло стать плацдармом действий и против Чернигова, и против Смоленска. Однако после смерти последнего самый сильный князь всего юго-востока Руси – Святослав Всеволодич Черниговский – передает Вщиж сыну как своему посаднику – термин «посади» может иметь и такое толкование. Последним мог быть только Олег, ибо два других сына Святослава Всеволодича упоминаются намного позднее и в том году если уже и родились, то были малолетними для войн, вполне ожидаемых в столь стратегически важном пункте. Олег же имел опыт управления в Курске (с 1161 года) и Гомии (Гомеле), полученный им в ходе борьбы отца за Черниговский престол (1164). С учетом установления контроля последнего над Гомием и Стародубом образовывался сплошной массив черниговских владений вплоть до смоленских границ и начала прямого пути в Залесскую землю от Вщижского княжества. Если вдова Святослава Владимировича, дочь Боголюбского, оставалась во Вщиже «за Ольгом», то это придавало большую легитимность его власти здесь, а вдову превращало в своеобразную заложницу на случай враждебных действий Андрея. Именно поэтому по совету отца Андреевна могла покинуть Вщиж и перебраться под крыло потенциального противника черниговского князя – другого Олега Святославича – князя Новгород-Северского. В этом случае, с учетом его предшествующего брака с дочерью великого князя Киевского, позиции этого амбициозного человека еще более упрочивались. Неудивительно в этой связи прямое требование Олега Святославича к двоюродному брату поделиться волостями «в правду» (по закону, по-настоящему), использовав смерть Святослава Вщижского лишь как повод. В этом его полностью поддержал Ростислав Киевский, однако «Святослав же не послуша [даже] его». Ярослав Всеволодич в то время отсутствовал в Стародубе, и горожане сами пригласили новгород-северского князя занять город, пока в нем нет Ярослава. Однако «помочь» Ярослава все же опередила войско Олега, и ему не удалось занять город. В отместку Олег захватил «полон» (скорее всего, жителей частновладельческих сел) в окрестностях Стародуба. Возмездие последовало незамедлительно – Ярослав с половцами лишь 15 верст не дошел до Новгорода-Северского. Затем в наказание за «гнев» Олег стал «нездрав велми» (сильно разболелся) и при посредничестве Ростислава «взя мир с братом» [двоюродным] и получил от последнего какие-то четыре города (но не Стародуб и Вщиж). На этом первая стародубская война закончилась. Она показала сохранившиеся симпатии некоторых стародубцев к северской, а не черниговской ветви Ольговичей и в целом, при поддержке Киева, закончилась успешно для Новгород-Северского престола. Судя по более поздним летописным сообщениям, к нему отошли некоторые черниговские города, например Клеческ в Белоруссии.
Вторую стародубскую войну отделяют от первой два события общерусского масштаба – смерть Ростислава Мстиславича в селе Рогнеды в Зарубе (современная Брянская область) по дороге из Смоленска в Киев в 1168 году и убийство Андрея Боголюбского в 1174-м. В итоге в Киеве началась княжеская чехарда, а в 1175 году стал править «слабый» Роман Ростиславич Смоленский, а во Владимиро-Суздальском княжестве в том же году вообще началась настоящая «гражданская война» с «иностранной» (рязанско-черниговской) «интервенцией». В результате вторая стародубская война не вызвала, в отличие от первой, никакого резонанса за пределами Чернигово-Северской земли. Только на самом ее первом этапе новгород-северскому князю помогли смоленские родственники – шурины Ростиславичи, но, разорив пограничные с Киевской волостью крепости Черниговской земли, от дальнейшего похода на столицу княжества отказались. В конце 1175 – начале 1176 года, не имея сил идти на Чернигов, Олег с младшими братьями поворачивает сразу на конечную цель войны – Стародуб. Взять город ему снова не удается, ибо нет неожиданности и его сторонников за стенами. Не рассчитывая, по-видимому, больше на возможность присоединения города и волости к своим владениям, он полностью грабит «все села» в округе, угоняя даже скот по направлению к Новгороду-Северскому. По крайней мере на трех памятниках археологии, которые можно отождествить с частновладельческими поселениями – «селами», расположенными в нескольких километрах от города по дороге от Сновска (а иного пути с юга для Олега не было), были найдены характерные предметы вооружения конных дружинников или половцев – перекрестья сабель. Впрочем, следы этих войн обнаруживаются не только к югу от Стародуба. В 5-10 километрах к востоку и северо-западу от древнерусского города, также в типичных «селах» было также найдено характерное вооружение конных дружинников конца XI–XII века (перекрестья сабель, боевые топоры, гирьки кистеней), а в одном из сел эти следы военного воздействия дополнялись зарытым, но не выкопанным кладом серебряных гривен – слитков XII века. Впрочем, возможно, не все эти артефакты связаны со стародубскими войнами Олега – часть из них могла попасть в землю и в результате событий 1078–1080 или 1096 годов.
В отместку за разорение округи Стародуба Святослав Черниговский и Ярослав Стародубский быстро (воины Олега выпустили только по одной стреле и побежали, «сам же князь утече в город») разгромили противника у Новгорода-Северского, сожгли его «острог» (предградье, «окольный город»). Впрочем, поразоряв земли друг друга, противники «умирившеся» на условиях статус-кво.
Победив Олега, Святослав Черниговский оказывает военную помощь Всеволоду (будущий Большое Гнездо) и Михалко Юрьевичам в овладении ими великим Владимирским (на Клязьме) престолом, и сам в том же (1176) году оказывается приглашенным киевлянами на свой «стол». Интересно, что во время похода Юрьевичей с черниговским полком во главе с сыном Святослава Владимиром на север они проходили некое место Свине, где их поразила «великая болезнь». Является ли этот топоним искаженным «Синин Мост» (место встречи Юрия Долгорукого и Святослава Ольговича в 1155 году) или названием речки Свинь под Черниговом и под Брянском, напротив Свенского (Свинского изначально) монастыря, сказать сложно. Во всяком случае, от этого места и «до Кучкова рекше до Москвы» Михалко даже несли на носилках. Что же касается организатора этого похода – Святослава Всеволодича, то, став киевским князем, он прославился борьбой с половцами, став в таком качестве даже главным положительным героем «Слова о полку Игореве». А умирает он, как и другой великий киевский князь – Ростислав, на территории современной Брянской области, в своем селе Рогово под Почепом, сразу после прошедшего здесь княжеского съезда 1093 года.
В военно-политическом аспекте стародубские войны имели целью передел и уточнение границ сложившихся ранее княжеств. Если более ранние междоусобные войны на территории Брянского края были частью более крупных, общерусских конфликтов, в которых кроме местных владетелей были задействованы киевские, суздальские, смоленские, галицко-волынские князья, то в стародубские вмешивались, и то косвенно, благодаря родственным связям, только киевские. В широком смысле эти войны закончились ничем, на региональном же уровне их результатом стало политическое закрепление Стародуба за Черниговским княжеством, хотя на уровне общественного сознания, как местного, так и общерусского, он так и остался Стародубом Северским, а не Черниговским.
С военно-тактической точки зрения стародубские войны являются хорошей иллюстрацией мелких междоусобных, копией в миниатюре прежних общерусских войн. Данные события хорошо иллюстрируют тактику русских войск, а именно взятие крепости «изгоном». В противном случае применялось «обложение», но никогда или очень редко – штурм.
Но какова причина, таково и следствие. Русские крепости имели дерево-земляные укрепления, в отличие от западных, и в дальнейшем не выдержали удар монголо-китайских осадных машин. Каменные крепости были (да и то не везде) только в новгородско-псковских землях, и (по одной) – в Галицкой и Владимирской (на Клязьме). Но каменные детинцы Галича и Владимира монголы захватили «изгоном», до крепостей северо-запада они не дошли, а каменные крепости Изборска и Пскова в XIII веке выдержали штурм (и не один!) ливонских рыцарей.
Надо отметить, что и враги Руси – половцы – также не прибегали к штурму, и Русь встретила XIII век не готовой к монгольскому вторжению и в этом аспекте. Не готовы были и князья, которые ради клочка земли или ради амбиций, зависти приводили «диких» половцев на Русь. Летописцы многократно отмечали это и предостерегали князей, в том числе и в связи со стародубскими войнами под 1167 годом: «Се же уведавше Половци оже князи не в любви живут шедшее в порогы, начаша пакостити Гречником» (купцам, торгующим с Византией). Но князья не учли уроков и сохранили ту же практику по отношению не только к половцам, но и к монголо-татарам.
4. Региональный аспект похода на половцев в 1185 году и съезд в селе Рогово в 1193 году
Одним из «призывов к единению русских князей перед нашествием монголов» считается Слово о полку Игореве, а поводом к его написанию (когда бы это ни произошло) – неудачный поход северских князей на половцев в 1185 году. Однако «призыв» этот имеет долгую предысторию. После сокрушительных «крестовых походов» (по терминологии Б. А. Рыбакова) в степи 1103–1120 годов и разрушения всех половецких городов – «зимников» кочевники долгое время решались приходить на Русь лишь по приглашению князей, для участия в их усобицах. На Брянщине после разорения Стародуба в 1078–1080 годах ханами Асадуком и Сауком половцы впервые появляются в новом качестве лишь в конце 1146 года, помогая своему «сроднику» Святославу Ольговичу, а в последний раз – в 1160 году, как наемники главного врага Святослава – Изяслава Давыдовича. «Лютой зимой» 1168 года два Ольговича, имевшие отношение к более ранним военным событиям в Брянском крае, – Олег Святославич Вщижский и Ярослав Всеволодич Стародубский, чьим владениям половцы отнюдь не угрожали, – на свой страх и риск совершили набег на половецкие вежи, взяв добычу («злато и сребро») и «полон» («жен и детей»).
Однако, почувствовав ослабление Руси, кочевники начинают сами «пакостить» на ее торговых путях (как на «Гречнике» во время первой стародубской войны 1167 года), а с 1155 года вновь нападать и на ее границы, но сначала только там, где жили «черные клобуки» (Поросье), которые вначале легко справлялись с этой опасностью. В итоге не столько сами набеги, сколько забота о безопасности торговли подвигли свыше десятка князей Южной Руси, включая находившихся в изгнании из Владимира братьев Андрея Боголюбского, организовать «превентивно-карательный» поход на половцев, помещенный в Ипатьевской летописи (март 1170 года). Другие, северные (Лаврентьевская и Радзивилловская) летописи об этом походе не упоминают.
Возможно, потому, что его организатором выступил соперник смоленских и суздальских князей Мстислав Изяславич Волынский, временно овладевший тогда Киевом. Кстати, и время его киевского правления эти летописи относят к 1167–1168, а не 1169–1170 годам. Однако события этого года (с марта 1168 (или 1170) по март 1169 (или 1171) года, произошедшие в первые новогодние месяцы по древнерусскому «светскому» календарю, настолько важны и символичны не только для древнерусской, но и всей русской истории (хотя напрямую и не связаны с Брянщиной), что мы не можем на них не остановиться с точки зрения «призыва к единению». Если начало этого года ознаменовалось военным триумфом Руси в результате единения князей, то конец – горькой междоусобицей, в результате которой «мать городов русских» Киев подвергся самому страшному (кроме Батыева нашествия) разорению в своей истории, причем от самих русских, и потерял даже формально значение столицы Руси. Последствия событий этого года сказались и на характере и исходе военных действий времен похода войска Игоря Святославича, включавшего и трубчевско-курских «воев», в степи. Нельзя не привести дословно речь Мстислава Изяславича, настолько программный характер она носит и исчерпывающе объясняет причины внешних наступательных войн с кочевниками.
«В лето 6678. Вложи Бог в сердце Мстиславу Изяславичу мысль благую о Русской земле, которой он хотел добра всем сердцем. И созва братию свою и нача думати с ними, говоря им так: „Пожальте о Русской земле и о своей отчине и дедине. Ибо несут [половцы] христиан на всяко лето [каждый год] в вежи свои, а с нами роту взимаюче [заключив договор] всегда переступаюче [нарушают]. Уже у нас и Греческий путь отнимают, и Соляной, и Залозный. А лепо нам было, братья, положившись на Божью помощь и на молитву святой Богородицы, и поискать отец своих и дед своих пути“». Решение о походе было принято киевским князем не единолично, а на очередном княжеском съезде, который, по сути, стал верховным органом управления Русью в критических ситуациях со времен Любечского «снема» 1097 года. А в качестве главных причин необходимости похода в степи (их не было с 1120 года) выдвигались экономические. Поход, закончившийся разгромом половцев в битве у «Черного леса» на реке Оскол, оказался «самоокупаемым» для князей и прибыльным для его участников. «Взяша полон множество якоже всим Русским воем наполнитеся до изобилия и колодниками, и чагами, и детьми их и челядью, и скотиной, и конями. Христиан же, освободив от плена, отпустили на свободу». Символичность этой победы подчеркивает то, что воины вернулись домой на Пасху, «на самое Воскресение» и «была людям двойная радость». Однако нашлись завистники и недоброжелатели, и главным среди них был великий владимирский князь Андрей Боголюбский – единственный среди значимых деятелей, не участвовавший в победоносном походе. «Совокупив» остальных недовольных повышением авторитета и влияния Мстислава (у которого даже новгородцы попросили для себя его сына) князей в количестве одиннадцати (их было почти столько же, сколько во время предшествующего похода на половцев), не считая Мстислава Андреевича, возглавившего и владимиро-суздальские полки, и все войско, Андрей Боголюбский обрушился на Киев. И несмотря на то что Мстислав уже бежал из города, войска суздальско-смоленско-черниговской коалиции 8 марта (в Лаврентьевской летописи – 1168, в Ипатьевской – 1171 года) впервые в истории штурмом взяли Киев и подвергли его небывалому разграблению и разрушению в течение двух (по северным летописям – трех) дней. Грабили и сжигали даже церкви и монастыри, захватывали «святыни», убивали жителей, а их жен и детей брали в полон. Такое на Руси было впервые, и южный летописец даже назвал захватчиков-христиан «погаными», приравняв их к язычникам. Северные же летописи избегают данного эпитета, не упоминают фактов убийств и «полонения» жителей, сожжения церквей, а только их «разграбления», обвиняя самих киевлян, и прежде всего «митрополичю неправду», в этих несчастьях. Даже сам штурм и последующий грабеж оправдывают тем, что Мстислав вовремя не покинул город, а «крепко бился» из него, и город был взят благодаря помощи «Бога и святой Богородицы», а также «отней и дедовой молитвы». Такое разночтение в описании военных событий противоборствующими сторонами в принципе является скорее нормой, чем исключением. Андрей Боголюбский стал править всей Русью из Владимира, а в Киев переходить не стал, ограничившись назначением туда своего брата, князя южного Переяславля Глеба Юрьевича. Север, на чьей стороне выступили и все чернигово-северские князья, владевшие брянскими землями, и Глеб Юрьевич Переяславский победил Юг (точнее, Юго-Запад), как уже было в 1155 году. А вот выиграла ли Русь?
Успех 1170 (или чуть более раннего) года закреплен не был и лишь растревожил половцев. По мнению крупнейшего исследователя военных аспектов отношений Руси с кочевниками В. В. Каргалова, в степях создается военно-политическое объединение во главе с ханом Кончаком. Почти ежегодно летопись упоминает о набегах половцев и ответных походах русских князей, проходивших с переменным успехом до 1195 года. Большую роль в этих сражениях, особенно на первом этапе – в начале 70-х годов, когда они происходили в основном на границах Киевского и Переяславского княжеств, играли берендеи и торки, возглавляемые братьями Андрея Боголюбского – Михалко и Всеволодом (будущим Большое Гнездо), изгнанниками из Владимирской земли. Помогали отбивать половцев на этих землях и чернигово-северские князья, в частности и будущий герой «Слова…» Игорь Святославич (1174). Были среди этих столкновений и неудачные для Руси – одно из них, когда половцы в 1177 году «взяша 6 городов Береньдичь», даже стоило тогдашнему киевскому князю Роману Ростиславичу Смоленскому трона, на который киевляне вместо него пригласили более опытного в отношениях с кочевниками Святослава Всеволодича Черниговского, который за организацию успешной борьбы с половцами, приведшей к окончательной победе над ними, стал главным положительным героем «Слова…». Однако в начале его правления половецкий натиск только усиливается, причем при координации Кончака он начинает вестись и с востока, с Дона, на чернигово-северские земли. Впрочем, князья северской их части имели особые, родственные отношения с Кончаком, предпочитая договариваться, а не воевать, и последний даже помогал Игорю Святославичу в междоусобной войне 1180 года на территории современной Беларуси, приведя на помощь родичу орду свою и хана Кобяка. Войны не мешали семейно-брачным отношениям и не носили «непримиримый» характер. Страдало население, а не князья.
После небольшой передышки на рубеже 70-80-х годов XII века взаимные нападения возобновились, причем основное наступление половцы вели с востока, на южную часть земель Ярослава Всеволодича Черниговского и Переяславское княжество. Знаменитый поход 1185 года, таким образом, попадает в череду непрерывных военных конфликтов 1183–1187 годов и, хотя и не был самым крупным, в летописях описан несравненно подробнее, чем остальные, даже более значительные. В частности, решающие сражения этого цикла войн произошли еще в 1183 году на Орели, во время ответного похода в степи, и при отражении набега Кончака в 1184 году, на реке Хорол, у восточных границ Переяславского княжества. К походу на Орель присоединилось тринадцать князей, включая двух «великих» – Рюрика Ростиславича и самого Святослава Киевского, прибыли полки даже из отдаленных Галича, Луцка, Пинска и Гродно, а вот «свои», чернигово-северские, Ольговичи – отказались, мотивируя защитой своих границ, на которые еще никто не нападал. В итоге сражения на Орели взято в полон свыше десятка вождей родов – кошей, возможно, и ханов орд (Осолук Барак и Изай Билюкович), названных поименно, среди которых был предводитель объединения приднепровских половцев – Кобяк Карлыевич. Это говорит о масштабах победы: по мнению крупнейшего специалиста по кочевникам Средневековья С. А. Плетневой, всего у половцев было примерно девять таких объединений, но только четыре из них находились у границ Руси и могли с ней воевать. Одно из них этой победой, символично одержанной в день Ивана Воина, было надолго обескровлено. Пленных обычно отпускали за выкуп (для того в плен и брали), но для Кобяка сделали исключение – его казнили в Киеве – либо для исключения его руководства другими набегами, либо это была месть Рюрика за то, что в 1180 году Кобяк поддержал Игоря Святославича в борьбе с ним. Воспользовавшись отвлечением сил половцев на общерусский поход, Игорь решил действовать силами только Новгород-Северского княжества, за рекой Мерль, где проходила восточная граница приднепровских половцев. Он надеялся, что воинов в кошах и аилах этой орды почти не будет из-за похода Святослава и Рюрика и можно будет беспрепятственно захватить ее вежи. С конными дружинами: своей; брата Всеволода Трубчевского; сына Владимира Путивльского; племянника Святослава Рыльского «за Мерлом» он неожиданно столкнулся с отрядом из четырехсот половцев, шедших на Русь. Отряд был разбит, но этим все и ограничилось.
В следующем году последовал ответный удар предводителя донского объединения хана Кончака по восточным границам Переяславского княжества. «Окаянный, безбожный и треклятый Кончак» подготовился основательно, планируя даже штурмовать русские города. Для этого в его войске находился «бесурменин» [мусульманин], специалист по «греческому» «живому огню», метать который он собирался посредством большого самострела, натянуть который могли лишь восемь человек. Кончак обошел переяславские крепости по Ворскле и Пселу с севера, через черниговскую территорию и вступил в переговоры с представителем Ярослава Всеволодича Черниговского, воеводой черниговских ковуев («своих половцев») Олстином Олешичем, надеясь, что черниговский князь и сейчас останется в стороне. Пока шли переговоры (вопреки советам Святослава), узнав от «гостей» о «стоянии на Хороле», киевские «дуумвиры» с князем Переяславским неожиданно, с тыла, ударили на лагерь Кончака, который сам чудом спасся. Разгром был сокрушительный, в плен попали даже мусульманский «инструктор» и «многое множество воев». Однако победа не была полной, ибо Кончак ушел от посланной за ним погони. Святослав решил не медлить и ударить на донские кочевья быстро и неожиданно, пока половцы не оправились от поражения. В новом походе он, разочаровавшись в брате Ярославе, предложил участвовать племяннику Игорю Святославичу Новгород-Северскому. Но тот не успел или не знал, куда вести дружину, а план Святослава заключался именно в быстроте. Только 1 марта, в день Нового 6693 [1185] года была одержана победа на Хороле, а уже 21 апреля посланный им отряд берендеев нанес неожиданный отвлекающий удар по кратчайшему пути, приковав именно к этому – переяславскому – направлению внимание хана. Но конечной целью Святослава были кочевья всех орд Кончака в верховьях Северского Донца. Попасть туда можно было как с запада, с переяславских земель, через Ворсклу и Мерль, так и с севера, через Курскую волость Новгород-Северского княжества и далее вниз по Осколу. Оттуда русские на половцев еще не нападали. Судя по дальнейшим действиям Святослава, он задумал именно этот вариант. Для организации похода с севера князь 21 апреля выехал в «землю вятичей», к Карачеву. Здесь он планировал, как пишет летопись, собрать «верхних земель воев», пеших, скорее всего, для похода на Дон «на все лето», на лодьях перевезти их по Снежети или Болве до Брянска, далее вниз по Десне и, исходя из стратегической логики, соединиться с конными дружинами северских князей в Трубчевске или самом Новгороде-Северском. Оттуда было легко через Курское Посемье и далее по Осколу ударить на Кончака большим войском и занять верхнедонецкие города – «зимники» (Шарукань, Сугров, Балин), как ранее делал Владимир Мономах. Для этого Святослав мог использовать и пленного «бесерменина» с «живым огнем». Возможны и иные пути для комбинированного войска (конная дружина и пешие «вои») из «земли вятичей» на соединение с северскими дружинами: пешим путем из Карачева на Севско, далее либо на Путивль, либо сразу на Курск; комбинированным маршрутом из «земли вятичей» вдоль Оки, затем Снови и Тускори также на Курск. Вплоть до самого Оскола все эти «трассы» проходили по таким землям, где бы они были скрыты от соглядатаев Кончака. Однако план сорвался из-за несогласованности действий: Игорь самостоятельно выступил в степи уже 23 апреля, когда Святослав еще только двинулся в «землю вятичей». Узнав об этом в Новгороде-Северском по дороге в Карачев и огорчившись, Святослав «на лодьях» возвращается в Чернигов, где и узнает о поражении северских князей от спасшегося участника битвы – Беловолода Просовича, скорее всего черниговского ковуя.
Что касается самого похода Игоря Святославича, то ему посвящено такое количество научных работ и литературных изданий разного жанра, включая фэнтези, что трудно сказать здесь что-то новое. Однако жанр данного издания – научно-популярный – предполагает, что не все читатели «обязаны» знать эти произведения, да и военно-региональные аспекты данного события. На них мы и обратим особое внимание.
Во-первых, состав участников, их руководство, силы и возможности сбора войск. С русской стороны – все четыре новгород-северских князя, из которых поучаствовать во многих боях, в том числе как против половцев, так и в союзе с ними, успели два старших Святославича – Игорь и Всеволод (рис. 22). Последний после 1164 года стал князем Трубчевским (собственно, для него этот престол и был создан), а после смерти старшего из трех Святославичей – Олега – в 1180 году и перемещения наследника новгородского престола – Игоря – из Курска в Новгород-Северский получает и Курск. Соединенные владения Всеволода заняли весь север Новгород-Северского княжества. Через них проходил один из выходов в степи и три варианта пути из Южной Руси в «землю вятичей» и далее – в Северо-Восточную Русь (четвертый, через Стародуб и Подесенье, контролировался Черниговом). Ключевым, стратегически важным, пунктом был Севск (Севско), через который можно было попасть и в «землю вятичей», и в Путивль, и в Курск. Таким образом, получив Курск, Всеволод автоматически становился наследником и главного престола, и вторым человеком в княжестве. Он располагал самым крупным «мобилизационным контингентом» и двумя конными дружинами – трубчевской и курской, а также особым видом войск – военными поселенцами, какими были «сведоми кмети – куряне» (по «Слову…»). Сын и племянник Игоря – Владимир и Святослав правили в небольших, хотя и «логистически» значимых волостях. Через Путивль вела прямая дорога из Новгорода-Северского в Переяславское княжество, от Рыльска открывалось две дороги в степи – через Посемье и Курск и более южная, шедшая между границ Новгород-Северского и Переяславского княжеств, по «степному коридору», через крепости в верховьях Псела прямо на Оскол. Младшие князья вряд ли располагали большими дружинами, тем более часть из них должна была быть оставлена в качестве гарнизонов этих городов, практически открытых со стороны степей. Пятый полк («стяг») войск Игоря составил отряд черниговской части «черных клобуков» – служилых половцев – ковуев во главе с уже упомянутым Олстином Олешичем (Олексичем). Его прислал Ярослав Всеволодич по личной просьбе Игоря, возможно, в качестве «компенсации» перед лицом киевских князей за свои переговоры с Кончаком на Хороле – недаром отряд возглавил тот же человек, что эти переговоры вел. Ковуи представляли собой хорошо подготовленную «среднюю» и легкую кавалерию, вооруженную как луком и стрелами, так и оружием ближнего боя, часть которой имела «брони» (кольчуги) и, вероятно, все – шлемы и легкие щиты. Однако ковуи, в отличие от берендеев и торков, не были столь «мотивированы» в борьбе с «дикими» сородичами, не столь тяжело вооружены, как, например, торки, и не так приспособлены к встречному бою, в котором «черные клобуки» обычно превосходили половцев. Ковуи составляли отдельный «полк» (несколько сот человек) из шести упомянутых летописью. Княжеские дружинники имели тяжелое вооружение, но при этом также луки и стрелы, но их не могло быть много – от силы несколько сот человек на такое небольшое княжество, как Новгород-Северское, причем распределенные по пяти полкам. Князей было четыре, но Всеволод Трубчевский мог привести два полка. В состав Курского могли входить конные «кмети», не дружинники, а, скорее всего, «средневооруженные» конные «стрельцы» (обязывали постоянные пограничные столкновения). Не были ни дружинниками, ни кавалеристами «черные люди», упомянутые во время второй, субботней битвы с половцами. Вообще участие ополченческой пехоты в походе, если последний имеет характер только грабительского рейда, необъяснимо. Но к этому мы еще вернемся. С учетом пеших «людей» общая численность войск Игоря возрастала до нескольких тысяч неравноценных бойцов.
Половецкое войско было более однородно, состояло из кочевой аристократии, имевшей более тяжелое оборонительное вооружение и более разнообразное, качественное и дорогое наступательное и рядовых скотоводов-кочевников, доспехов почти не имевших, но в остальном вооруженных одинаково с беками и даже ханами. Организационного разделения на тяжелую и легкую конницу не было, войско по родовому принципу подразделялось на орды и коши, члены которых сражались совместно. Преобладала «скифская» тактика – заманивания противника и обстрела его на расстоянии, ибо в прямом столкновении даже половецкие аристократы уступали не только русским дружинникам, но большинству «черных клобуков», особенно торкам и берендеям. На втором этапе сражения при впадении Каялы в Северский Донец в нем участвовало несколько (девять) орд, ханы или правящие роды которых названы поименно: Кончак, Кза (Коза), Гзак, Бурнович, Токсобич, Колобич, Етебич, Тертробич, Тарголове, Улашевичи, Бурчевичи. Численность орды, как и ее воинов, была разной – от нескольких сот до нескольких тысяч человек. Участвовали орды не только Донского, но Приднепровского объединения (Бурчевичи, например). Кончак успел за кратчайший срок собрать новое войско, привлечь союзников, готовясь, вероятно, к отражению русского похода на западные, переяславские границы своих кочевий. Он приходился сыном донскому хану Атраку (Отроку), который после взятия своих «городов» войсками Владимира Мономаха увел орды донских половцев на Кавказ и вернулся только после смерти последнего. С другой стороны, он имел опыт военного сотрудничества с Ольговичами, хорошо знал лично Игоря и тактику русских войск «изнутри». Кза был вторым по значению ханом в донском объединении, но обладал менее широким «кругозором»; род Бурчевичей правил самой сильной ордой в приднепровском объединении, пришедшей на помощь «донцам». В любом случае половцы имели подавляющее численное превосходство.
Ход военных действий. Важной его частью является поход и соединение войск. Из столицы княжества вышел только полк Игоря и ковуи Ольстина. Самый прямой путь на Оскол шел через Глухов, Рыльск и степной «коридор» к югу от Посемья на верховья Псела, где находились последние русские крепости, хорошо изученные археологически. Могли от Глухова свернуть и на Путивль, но это был некоторый крюк на юг. Далее весеннее-летний путь в любом случае мог идти только по водоразделу Сейма и Псела (по рекам ходили только зимой). Полки Святослава Ольговича Рыльского и Владимира Игоревича Путивльского присоединились по дороге. Перейдя Донец в самых верховьях, где начиналась Степь, соединенное войско вышло на Оскол. Расстояние от Новгорода-Северского до места предполагаемой остановки войска Игоря на Осколе, с учетом изгибов пути – чуть более 300 километров, до места переправы через Донец – примерно 260 километров. Средний дневной переход войск с обозами и пехотой равняется примерно 25 километрам в день, с учетом переправ через реки – чуть меньше. Марш должен был продлиться 12–14 дней и завершиться в начале мая (выход Игоря из столицы 23 апреля). Шли очень быстро, но на подходе к Донцу их застало солнечное затмение, которое в том году было 1 мая (по Новгородской летописи). Марш был явно форсированным, но на Осколе все равно пришлось отдохнуть два дня, до подхода полков Всеволода Трубчевского, шедшего другим путем. Его маршрут пролегал из Трубчевска на Севско, далее на верховья Свапы, притока Сейма, на Курск, далее к истокам Сейма и на верховья Оскола. Пока Игорь ждал брата, к нему вернулась «сторожа» (разведка), посланная на ловлю «языка», и сообщила, что видела половцев «ратных» и в доспехах, что для их повседневной жизни в степях было необычно. Судя по этому, эффект неожиданности был утерян, и возникло даже мнение (подкрепленное, вероятно, и прошедшим затмением), что стоит вернуться домой, «яко не наше есть время». Однако боязнь «срама пуще смерти» заставила идти вперед, хотя это было уже явной авантюрой. Впрочем, Игорь наверняка рассчитывал, что основные силы Кончака должны быть на другом, юго-западном краю «земли» донецких половцев, а его войска вышли к ее северным окраинам, с тыла, как и предусматривал план Святослава Всеволодича. «Борзо», «через ночь» пройдя дальше на юг, войска Игоря повернули вдоль реки Сюрлии на запад, обратно к Северскому Донцу. Буквально к середине следующего дня они наткнулись на первые половецкие становища. Их встретили: вначале авангард с «вежами» в тылу, которые после скоротечного боя удалось пограбить, а затем – огромные основные силы. Вероятно, Кончак каким-то образом заранее узнал о походе. Боя было два, в пятницу – первый, в субботу и воскресенье – второй, причем они абсолютно различались по характеру и тактике. Если в первом бою отличились «стрельцы», отобранные со всех полков, и ковуи, атаковавшие строй половцев, с дружинами младших Ольговичей на флангах, то во втором основная тяжесть боя легла на пехоту и спешенных дружинников, возглавленных Всеволодом Трубчевским. Первый бой – классическое «заманивание» и «утомление», второй – удар основных сил и «карусель» вокруг пехоты на расстоянии «перестрела». Разной была и тактика русских во все три дня боев. Первый интересен подробным описанием построения и тактики наступления войск Игоря, второй – методикой организованного отхода, третий – круговой обороны.
В конце 1193 года киевский князь Святослав Всеволодич собрал съезд своих вассалов и союзников в княжеском селе (вотчине) в селе Рогове. Поводом для экстренного съезда было то, что рязанцы захватили несколько черниговских волостей, в том числе и Брянскую. Целью съезда было принятие решения о военном походе против рязанцев. Однако после принятия этого решения киевский князь решил проинформировать об этом самого сильного на Руси владимирского князя – Всеволода Большое Гнездо. Всеволод наотрез отказался санкционировать это решение, и киевский князь вынужден был отступить, от этого огорчился, заболел и умер в начале 1194 года. Тело его по Десне переправили в Киев. В «Летописце русских царей» говорится, что с 1193 по 1195 год в Брянске правил представитель рязанской ветви Рюриковичей князь Глеб и умер своей смертью. После его смерти Брянск автоматически вернулся в лоно Черниговского княжества. С учетом того, что на Руси было проведено менее десятка таких съездов, съезд в Рогове подчеркивает военно-стратегическое значение Брянского края. Брянщина, защищенная непроходимыми лесами, мало страдала от половцев. Наоборот, на них совершал поход трубчевско-курский князь Всеволод Святославич (Буй-Тур) в 1185 году, в составе войск новгород-северского князя Игоря Святославича.
5. Вооружение XII – начала XIII века
С 30-х годов XII века, когда все большую роль стали играть внутренние войны, как в них, так и борьбе с «дикими» все большее место стала занимать конница «своих поганых» (берендеев, торков, ковуев), объединившихся в союз «черных клобуков», и наемных «диких половцев» (но никогда одновременно, у одного князя, так как они ненавидели друг друга). Пехота – вновь ополченческая, это «городовые полки», состоящие из «воев», которые созываются редко, для крупных войн и походов с целью взятия городов. «Городовые полки» созываются совместным решением князя и веча, степень влияния на это решение каждой из сторон в разных княжествах и городах разные. Верхушка дружины – бояре – в XII веке превращаются в землевладельцев, имеющих независимые от князя источники существования, по традиции, из престижа, продолжают служить последнему, но стремятся не покидать своих вотчин далеко и надолго. Они обзаводятся собственными дружинами, состоящими из «отроков», и содержатся за счет оброка со смердов и военной добычи. Князья, хотя продолжают пользоваться их услугами, создают и собственные частные «дворы», члены которых – профессиональные воины – получают постоянное жалованье или довольствие за счет части дани или оброка с княжеских сел. Кое-где с конца XII века, но в основном уже в XIII веке эта часть войска получает новое наименование – сначала «милостники», затем «дворяне».
В XII веке сабли (рис. 28) начинают преобладать над мечами (рис. 24), появляются топоры с раструбообразным лезвием, в том числе миниатюрных размеров, заменившие в кавалерии чеканы. Копья в XII веке начинают подразделяться на кавалерийские, лезвие наконечников которых постепенно сужается, приобретает подтреугольные (а не лавролистные, как ранее) очертания и ромбическое, более толстое сечение, превращаясь к концу века в пики. Пехотные «рогатины», наоборот, имеют толстое древко с подтоком, приобретают более массивные и длинные, все еще лавролистной формы и широкие лезвия. Возрастает число булав и кистеней. Лук и стрелы сохраняют свое значение, в том числе в кавалерии. Увеличивается количество бронебойных наконечников. Защитное вооружение в XII веке по сравнению с серединой XI века не меняется. В конце XII века сначала у «черных клобуков» (торков прежде всего) появляются высокие цилиндро-конические шлемы с забралами, имитирующими человеческое лицо, – «личинами», пластинчатые наручи и железные оголовья лошадей. Однако сравнительно широкое распространение они получают только в XIII веке.
На территории Брянской области и сопредельных регионов Орловской и Калужской областей, входящих в Брянское Подесенье, количество предметов вооружения и география их распространения в XII веке возрастает. Трудность, однако, состоит в том, что некоторые из них имеют широкую дату – XI (и даже X) – XII века, а другие относятся к XII–XIII векам. Поэтому мы, за исключением нескольких сотен наконечников стрел, будем учитывать только те из них, которые найдены в пунктах, связанных, по летописным данным, с событиями карачевской, вщижских и стародубских войн.
Традиционно преобладающими из предметов ближнего боя остаются топоры и копья. «На излете», из XI и даже X века, в данный период входят «универсальные» топоры с тыльными и боковыми щекавицами, судя по их весу, скорее «пехотные», которые были обнаружены на селищах (остатках частновладельческих сел) к северу от Вщижа, на реке Ветьма, и между Вщижем и Брянском, на реке Гасома.
Их попадание в землю можно связать с действиями половцев Изяслава Давыдовича или фуражирами войск, осаждавших Вщиж в 1160 или 1161 году, точнее, попыткам противодействия этим набегам со стороны гарнизонов «дворов» при селах и местного населения. Но если меньший по размерам, более легкий и с отверстием для чехла топорик с берегов Гасомы принадлежал «детскому» из гарнизона княжеской усадьбы рядом с селом (даже современное название – Староселье – говорит об этом), то более массивным топором с Ветьмы был вооружен явно ополченец. Чисто военный характер имели русские по происхождению топоры с раструбообразным лезвием, два из четырех экземпляров которых относятся к XII веку, еще один, как упоминалось выше, был найден в более раннем дружинном кургане Кветуни, другой, более тяжелый, но по некоторым признакам – боевой, хотя и пехотный – в слое гибели города Вщижа XIII века. Топорики XII века найдены в местах, связанных с вышеописанными междоусобными войнами, в том числе – в одной из крепостей, защищавшей границы Стародубской волости, и в Росуси (ныне Рассуха). Особенно интересен последний экземпляр: он небольшой по размерам, с очень узким и в то же время толстым, клиновидным в сечении лезвием. Годился он для раскалывания шлемов и щитов прямым рубящим ударом, для «выдерживания» которого щиты того времени не предназначалось.
Из четырнадцати наконечников копий ближнего боя эпохи Средневековья, от VII до XV века, только два экземпляра можно отнести именно к XII веку, периоду вышеописанных войн. Это – большой, длиной 40 сантиметров наконечник, найденный у переправы через Десну напротив частновладельческого села X–XIII веков у сел Любожичи – Монастырища. Его перо имеет удлиненно-треугольную форму, предназначенную для пробивания кольчуг в ближнем бою, как конницей, так и пехотой. Второй экземпляр принадлежит исключительно «пехотной» рогатине, с еще плавными, вытянуто-яйцевидными очертаниями широкого лезвия, предназначенного для вспарывания брюха как медведя и кабана, так и коня всадника, нападающего на строй пехоты. Наконечник был найден в поле у юго-западных окраин древнерусского Карачева, где могла произойти битва января 1147 года. Низина здесь достаточно болотистая, и, попав зимой в сугроб, копье могло быть затем быстро «затянуто» почвой.
Типологически это самый ранний наконечник рогатины, которые в тот период только начали применяться в военном деле возрождающейся пехотой – «городовыми полками». Остальные наконечники либо являются для XII века пережиточными, «реликтовыми», либо в этом веке только зарождаются, а широко применяться начинают позже. К «реликтовым» относятся прежде всего наконечники лавролистной формы с широким, но коротким пером. В Подесенье они имеют «предшественников» в древностях эпохи бронзы, но разделяющие их два с лишним тысячелетия делают это сходство случайным. Для эпохи Средневековья наблюдается их идентичность с оружием финно-угров северо-запада Руси, в курганах которых они датируются XI–XII веками. Копья могут быть как русскими трофеями, так и свидетельством участия северных «воев» в военных действиях в Подесенье. Оба таких наконечника были обнаружены в одном месте, в лесах долины Десны напротив Трубчевска, неподалеку от места находки удлиненно-треугольного копья у Любожичской переправы. Если все три относятся к одному времени, а это возможно, они могут быть немым свидетельством какой-то неизвестной «полевой» битвы, произошедшей здесь в XI или XII веке, ибо поселений рядом пока не обнаружено.
В середине XII века появляется новый тип кавалеристских копий-пик с узкими, ромбическими в сечении лезвиями. Ранние типы этих копий обнаружены на «окольном городе» Чашина Кургана в Брянске и на городище Осовик на смоленско-черниговской границе. Последнее, возможно, является «селом княгини Рогнеды» – сестры смоленского, затем киевского князя Ростислава Мстиславича, в котором он и умер в 1168 году. Оба пункта могут быть связаны с событиями карачевской либо одной из вщижских войн.
Спецификой Брянского края является то, что на поселениях эпохи Древней Руси «пережиточно», вплоть до XII века, встречается много (свыше двадцати) сулиц – оружия либо охотников, либо славянских пеших ополченцев первого периода истории русского вооружения. Земли эти находились вдали от крупных центров, таких как Чернигов, Смоленск, Ростов, на лесных пограничьях княжеств, и здесь могли сохраниться более консервативные, традиционные черты культуры, в том числе и воинской. Кроме того, сулицы продолжают оставаться традиционным оружием балтских племен, в том числе их кавалерии, вплоть до конца XIII века. На Брянщине балты представлены и в качестве коренного, с эпохи поздней бронзы, населения, и как переселенцы-военнопленные в результате войн князей с «литвой» и «ятвязями» в XII–XIII веках. Конечно, далеко не все сулицы относятся к XI, тем более XII–XIII векам, есть и более ранние, однако их типо-хронологическая классификация еще не проведена. На Брянщине присутствуют все их типы, как по форме лезвия, так и по размерам.
Перекрестья мечей этого (и не только этого) периода встречены на «окольном городе» около городища Осовик. К XII веку можно отнести менее длинное (6 сантиметров), сделанное из бронзы и покрытое «солярным» орнаментом (рис. 24). Судя по архаической технике изготовления перекрестья, меч можно датировать именно XII веком. В верховьях реки Навля, неподалеку от Слободки (Болдыжа) был случайно обнаружен железный трехчастный грибовидный набалдашник меча, который можно отнести к концу XI–XII векам. Но это и все.
Перекрестья сабель второй половины XI–XII века (рис. 28) гораздо более многочисленны, имеют ромбическое расширение в центре, сужающуюся к краю прямоугольную в сечении форму и длину около 10 сантиметров. Более ранние – прямые, в XII веке, при сохранении прямых, появляются и слегка изогнутые книзу, а затем и не сужающиеся, а слегка расширяющиеся к скругленным концам (типы II, II А и Б по А. Н. Кирпичникову) перекрестья. И те и другие встречены на городище и «окольном городе» у Осовика, Слободке (Болдыж) на реке Навля и в Серенске, находящемся неподалеку от верховий северного притока Десны – реки Болвы, в «земле вятичей» (уже Калужская область). Эти три центра могли быть затронуты основными походами в 1146–1147 годах Святослава Ольговича и Изяслава Давыдовича, в 1159–1161 годах Изяслава Давыдовича. И в тех и в других основную силу составляли половцы, но воевали против них и «свои поганые» – берендеи.
Кроме северного «треугольника» находок перекрестий и обоймиц (бутиролей) сабель конца XI–XII веков (типы II, II А по А. Н. Кирпичникову) большое их количество было найдено в районе Стародуба в частновладельческих селах, периодически разоряемых в ходе четырех войн конца XI – второй половины XII века, из которых только первая (1078–1080) была связана с набегом половцев. Здесь находки этой самой характерной детали вооружения как половцев и «своих поганых», так и во все большей степени конных русских дружинников концентрируются вдоль пути, ведущем из Сновска через Стародуб на Синин Мост и Росусь (в которой они также были найдены), к границам Подесенья и Новгород-Северского княжества. Одно из перекрестий, связанных с войнами в волости Стародуба (Старый Ропск), было целиком изготовлено из серебра.
В XII веке увеличивается количество булав трех типов: железных многогранных, бронзовых сложных форм, с выступающими шипами, и составных, с бронзовой оболочкой. Все они обнаружены либо в местах боев, либо стоянок войск: ближайшие окрестности, посад и «окольный город» (острог) Вщижа; «окольный город» (острог) у городища Осовик; городище Слободка (Болдыж). Встречены они и на путях от Брянска на Смоленск: на селище Староселье (Большая Дубрава) и на селищах к западу от Вщижа. В этих же местах, а также в окрестностях Стародуба и Трубчевска найдены и железные и бронзовые гирьки кистеней – типичного кочевнического оружия, а также снаряжения тех дружинников, которые часто общались и воевали с кочевниками. Встречаются и парадные, позолоченные навершия булав.
Из оборонительного вооружения достаточно редкой находкой являются кольца от кольчуг, пластины с отверстиями как по одному краю (от чешуйчатых панцирей), так и по всему периметру (от ламиллярных доспехов), но их датировка и точная атрибуция затруднена. Из предметов снаряжения воина встречаются крюки и петли для привешивания колчанов.
Резко возрастает количество элементов снаряжения всадника и верхового коня: летние и зимние стремена, изогнутые шпоры с резко выраженным шипом, но еще без колесика, удила, псалии, подпружные пряжки, бляшки от конской сбруи, ледоходные шипы. В некоторых боярских или княжеских селах между Брянском и Вщижем, судя по количеству комплектов этого снаряжения, могли одновременно находиться до восьми всадников и более.
Встречаются, но в единичных экземплярах, и весьма «богатые» шпоры, удила, псалии с чернью, золотой насечкой, серебряной инкрустацией, принадлежавшие явно либо князьям, либо дружинной верхушке – боярам. Важной деталью воинского быта низших слоев дружины – скорее всего, «детских», являются медные котлы с железными петлями и дужками. Обломки таких котлов были найдены на городище Слободка, три целых котла усеченно-конической, с плоским дном, формы обнаружены на детинце (в поварне, по мнению автора раскопок Б. А. Рыбакова), и в 2015 году – в специальной нише на склоне северо-восточного края посада Вщижа (рис. 25), где мог располагаться постоянный наблюдательный пост и охраняемый въезд на площадку посада со стороны реки. Для последнего котла была вычислена его вместимость – свыше 100 лит ров.