На крымской Украйне
1. Укрепление новых границ, крымско-татарские набеги
Передышка, фактически наступившая в 20-х годах XVI века, была использована для укрепления новых границ, причем не только западных, но и значительно расширившихся степных. Появилась граница (точнее, широкая пограничная полоса – практически незаселенное «Поле») с Крымским ханством. Ранее эти земли формально принадлежали Великому княжеству Литовскому, и именно через них проходили татары из Крыма и Азова грабить русские земли этого государства. Пока Крым был союзником Ивана III, Москву это не беспокоило. Но после присоединения обширных бывших литовских земель на юге и смерти великого политика крымчаки по традиции продолжили набеги на пограничные с ними русские территории, теперь принадлежавшие Москве. Тем более это соответствовало ордынской стратегии поддерживать слабейшего правителя, которым после перемирия 1503 года, безусловно, стала Литва.
Поэтому присоединения этого года добавили больших военных хлопот там, где их раньше не было. Крымский хан или выступал в поход сам, или посылал своего визиря – «калгу» (мог выставить (обобщая данные многих источников) от 30 до 40 тысяч воинов, если учесть всех «военнообязанных» старше пятнадцати лет, а с учетом вассалов, которые иногда действовали самостоятельно, – Ногайской орды и азовских татар, а также иногда присоединявшихся турецких отрядов, могло достигать 60, а то и 80 тысяч человек). Конечно, далеко не всегда в походы ходили сами ханы, чаще совершали набеги отдельные мурзы с отрядами в несколько тысяч всадников. Набеги были неожиданными, но обычно после сбора урожая яровых или озимых, поэтому их время отчасти можно было предвидеть и быть настороже. Кроме того, отчасти о подготовке набега могли сообщить русские агенты в Крыму или Азове, донские казаки, а вот с направлением было сложнее, тем более отдельные набеги с востока совершали ногайцы (в обход земель еще независимого до 1521 года Рязанского княжества) и до взятия Казани казанские татары. Дело облегчалось тем, что при кажущейся «ровности» степи и удобности ее для набегов на самом деле через нее вело ограниченное количество «шляхов», с учетом наличия «колодезей» – водопоев, балочной сети, переправ через реки. К Брянскому краю вела только одна постоянная дорога – Бакаев шлях, упиравшийся в Сейм в 40 верстах ниже Курска, у Городенского городища в Рыльском уезде. За Сеймом продолжением этой дороги, ведущей к Волхову и Карачеву, являлся так называемый Свиной шлях. С него можно было попасть на Брянщину, повернув на восток от Оки, либо подняться вдоль Свапы от Рыльска на Севск. Был и другой – по правобережью Днепра, через Киев, далее либо на Остер и все равно на Сейм у Путивля (к нему можно было попасть и с востока, с Бакаева шляха) – ключевой крепости на русском порубежье. От Путивля старая, еще древнерусских времен, дорога вела через Глухов на Севск. Другой вариант этого пути от Остра шел к Чернигову, потом – к Новгороду-Северскому, с переправой здесь на левый берег Десны и далее – опять на Севск. Однако западный путь был малоприемлем по многим причинам: идти можно было только по правому берегу Днепра (слева в него впадало много полноводных рек, переправа через которые тормозила движение и лишала набег эффекта неожиданности), а затем переправляться почти у Киева через полноводную реку – реально это было лишь морозной зимой. По сообщению французского инженера Боплана, строителя крепости Кодак на днепровских порогах, татары зимой ходят на польские, а летом на русские земли. Но главным препятствием для набегов были находившиеся на этом пути начиная с Киева и Переяслава «старые» города – крепости с сильной артиллерией и, главное, гарнизонами, которые могли пересечь путь отступления степняков и отбить полон: а он был главной целью набегов крымцев, наряду с зерном. Крепости эти поддерживались в «рабочем» состоянии из-за прохождения в этих местах российско-литовской, затем – российско-польской границ и были снабжены всем необходимым одной из пограничных здесь сторон. Кроме того, сильно изрезанный овражной сетью рельеф правобережья Десны и густые леса левого ее берега также не способствовали набегам. В итоге если уж татары достигали Киева, то им было гораздо проще повернуть на запад, а не восток и грабить Подолье, а не Северщину. Этим путем крымские татары пользовались лишь при наличии договоренности с одной из двух сторон при условии конфликта последних (как, например, в 1480 или 1492 году), либо, например, по приглашению казацких гетманов во время восстания Богдана Хмельницкого и последующей украинской «Руины». В итоге на Северщину вели два основных пути крымских или азовских набегов – через Курск или Рыльск и далее к Карачеву или Севску.
До смерти Менгли-Гирея, союзника Ивана III, отказавшего литовцам в «переориентации» своей политики, набеги совершались редко, без официальной санкции хана, хотя с 1507 года Крым официально перестал быть московским союзником. Впрочем, набеги имели место, и не только на Литву (1509) вплоть до Вильнюса, но и на Россию вплоть до Оки (1511), рубеж по которой прикрывала только одна крепость – Тула с дерево-каменным кремлем. В этом году татары «попленили» и ряд верховских городов, затем разорили окрестности Брянска, Стародуба, Путивля. Этот пока единичный набег вызвал первые меры по «обустройству» границы – создание первых засек, «сторожей», сбор даточных людей для их строительства.
И вовремя: в ходе первой смоленской войны, уже по договору с польско-литовским правительством, походы крымчаков на Россию и ее новую область – Северщину следовали один за другим. Правда, вначале, для пробы, одновременно с западным флангом русской обороны татары нападали и на восточную окраину оборонительных линий – на еще независимое Рязанское княжество – два раза за 1512 год. Это были попытки сорвать взятие Смоленска, что слишком усилило бы Москву даже с точки зрения ее «друга» Менгли-Гирея (правда, руководил походами все же не он, а его сын – Мухаммед-Гирей). Первый поход из-за принятых мер оказался не очень удачным, хотя отвлек от смоленского направления войско лучшего полководца – Данилы Щени. Зато это ему почти удалось: в 1513 году для обороны Тулы и линии реки Угра было выделено десять полков, еще один отправлен в Стародуб, что существенно ослабило русскую рать под Смоленском и помешало его взятию в этом году. Не рискнув напасть на северные линии, татары разорили находившиеся к югу от них линии Василия Шемячича и Василия Стародубского, то есть окрестности Брянска, Стародуба, Путивля. В 1514 году ситуация повторилась, татары пошли на Северщину, где к ним присоединились «польского короля люди с пушками и с пищалями». Правда, поход оказался неудачным: Смоленск уже пал (1 августа 1514 года), а «Мегмед-царевич» был разбит под Стародубом двумя Василиями – Стародубским и Шемячичем, которые захватили в плен даже некоторых «царевичей». Поход 1515 года Мухаммед-Гирея сопровождали польско-литовские войска во главе с киевским воеводой А. Немировичем, снабженные артиллерией для штурма городов – поляки решили поквитаться за Смоленск, заняв свои «старые» владения на Северщине. Однако даже наличие у войска хана «тяжелого наряда огнестрельного» не позволило ему взять здесь ни одного города за счет стойкости гарнизонов Чернигова, Новгорода-Северского, Стародуба. В их окрестностях было взято «рекордное» количество пленных, по данным поляков, 60 или даже 100 тысяч!
В правление Мухаммед-Гирея (1515–1525) набеги приобрели еще более постоянный и масштабный характер. Правда, вначале новый хан «торговался», кому дороже продать свое военное сотрудничество, и совершал походы на оба государства. Вначале даже, в продолжение традиций предшественника, большой поход был совершен против «старого» противника, а еще в прошлом году – союзника, вероятно не расплатившегося за услуги. В 1516 году 60-тысячное татарское войско вторглось в пределы короля Сигизмунда, сорвав его поход на Смоленск. Первый при новом хане крупный поход на Москву состоялся летом 1517 года, как и предыдущий – на Литву – якобы без ведома хана. Из 20 тысяч участников в Крым вернулось едва 5 тысяч! Успех был достигнут хорошей разведкой и умелым взаимодействием родов войск. Самый крупный, по данным русских информаторов в Бахчисарае, с участием 100, или, более реально, 50–60 тысяч человек, уже сам хан подготовил в 1521 году, когда еще шла первая смоленская война, и дошел до окрестностей Москвы и Владимира. Только подход великокняжеских войск, собранных даже в Новгороде Великом, и опасность удара в тыл отходившим войскам хана рати Ивана Воротынского и других князей, стоявшей у Серпухова, потери всего награбленного заставили Мухаммед-Гирея отойти. Этот поход описан подробно, поскольку в Москве в этот момент было литовское посольство и посол императора С. Герберштейн, но таких походов было немало. В 1527 году калга Ислам-Гирей повел в поход 40 или 60 тысяч воинов. Когда же в поход выступали и союзники хана, например, в 1541 году с Сагиб-Гиреем, кроме крымцев, были и ногайцы «да турского царя люди и с пушками и с пищалями, и иных орд и земель прибыльные люди», их число достигло 70 или даже более 100 тысяч человек. Для борьбы с такими армиями необходимо было собирать основные силы войск России или Великого княжества Литовского (как у М. Глинского в 1506 году). Наиболее же опустошительным был поход хана Девлет-Гирея в 1571 году, когда в одной Москве погибли в пожаре около 100 тысяч жителей (впрочем, уже в следующем, 1572 году соединенное земско-опричное войско во главе с «земским» князем Михаилом Воротынским наголову разгромило повторившего поход хана при Молодях, надолго отбив вкус к его повторениям. Впрочем, гораздо чаще совершались набеги в 1000 или даже 500 всадников, как, например, на Одоев близ брянских рубежей в 1531 году.
2. Ответ России
Однако Брянский регион после завершения основных боевых действий первой смоленской войны от этих походов почти не страдал – татары, которым уже не нужно было увязывать свои планы с Сигизмундом, предпочли не воевать на хорошо укрепленной Северщине, где были разбиты местными князьями в 1514 году, а сразу проходить в центральные уезды России по степному языку, между Окой и верховьями Дона, по границам верховских и бывшего Рязанского княжеств (Рязань была взята москвичами в 1521 году). Именно здесь, в Туле, и был создан первый Разряд – особое пограничное военно-административное образование для постоянной защиты границ. С 1532 года на Оку – главный рубеж обороны от главных ханских сил – вывозились артиллерийские орудия, в том числе большого калибра, стрелявшие картечью, размещавшиеся на наиболее вероятных направлениях переправ татар через реку. За Окой главное направление на Москву прикрывали Тула и Одоев, где стояли «большие полки», а в Одоеве – и войско местного «служилого князя». На прикрытие Северщины, в том числе и Брянского края, с востока вначале ресурсов не хватало – его защищали местные князья. Южнее находились отдельные города-крепости, самым крайним был Курск, затем построили Белгород, ставший в XVII веке центром одноименного Разряда. Между ними, особенно на переправах через реки, часто на старых городищах, создавались заставы-«сторожи», где находились сменные кони для быстрого оповещения о продвижениях противника. На этой линии в лесных массивах сооружались засеки, напоминавшие по значению «змиевы валы» железного века и пограничные линии Владимира Святого. Позднее, в середине XVI века, начала строиться и сплошная засечная черта, к середине XVII века протянувшаяся от Тамбова до Путивля.
3. Казаки
В Путивле создавался особый «укрепрайон», заселявшийся военизированными казаками-севрюками (из местного населения, особая этническая группа русских), была построена единственная на юге каменная крепость. Здесь находился «узел обороны», так перекрещивались несколько путей в степи, вглубь страны и в Литву.
Значимость Путивля была такой, что его не сдали Польше даже по Деулинскому перемирию 1618 года, передававшему ей почти всю Северщину. Кроме этой, самой западной, части крымской украйны казаки были, причем еще с середины XV века, в рязанских землях, где сразу выполняли именно пограничную службу. Казачьи станицы (разъезды) высылались в степи за линию «сторожей» для раннего предупреждения о набегах, служили «вожами» (проводниками) для отрядов детей боярских, отслеживали татарские «сакмы» (следы передвижения). Они были даже под турецкими крепостями Азов и Каффа, сопровождали русские посольства и выполняли при них курьерскую службу. Постепенно, но все же еще не с эпохи Василия III, а только регенства его вдовы Елены российское правительство начинает привлекать, вначале тайно, для борьбы с татарами и стоящими за их спиной турками и казаков-«гультяев», вольных, даже «воровских», из которых создается и снабжается царским правительством Всевеликое войско Донское. Это было выгодно: в случае нападений их на татар (ногаев) Елена Глинская говорила, что знать ничего не знает и власти над ними не имеет. С середины XVI века начинают нанимать на службу за жалованье и так называемых «городовых казаков», как часть служилых людей «по прибору», составлявшую постоянную (в отличие от помещичьей) кавалерию гарнизонов пограничных городов-крепостей. Кроме собственно российских казаков фиксируются в это время (1527) и их украинские «коллеги» (казаки черкасские и каневские). Они вместе с путивльскими казаками совершали рейды против татар, на что хан даже жаловался королю. В этом же году именно черкасские казаки помогли своевременно оповестить Москву о готовящемся походе татар на ее владения.
4. Организация обороны
Крепости Путивля и Рыльска и «сторожи» на Сейме прикрывали брянское и северское направления, крепости которых в основном были ориентированы на отражение агрессии с запада. Особые воеводы-наместники со специализированными легкоконными «антитатарскими» отрядами прикрывали только «тылы» этого направления и были размещены в Новгороде-Северском и Одоеве, на южном и восточном периметрах Северщины. Последняя же первоначально вообще не включалась в общегосударственную антитатарскую оборонительную систему. Не только Иван, но и Василий III сохранил удельные княжества Трубецких, Семена Можайского (Стародуб, Любеч, Гомель), Василия Шемячича (Новгород-Северский, Рыльск), князей Одоевских, Воротынских, Белевских. Мало того, Иван III предоставил уделы в этом регионе, на стыке верховских и брянских земель и четырем своим сыновьям. Брянск, в частности, был пожалован Юрию Ивановичу. Была надежда, что князья, защищая свои вотчины, защитят и государство. И он не прогадал. Уже во время первого крупного похода татар на Россию в ходе начавшейся первой смоленской войны в мае 1512 года именно своевременное сообщение Василия Ивановича Шемячича, сидевшего тогда в Стародубе, позволило принять своевременные и адекватные меры для отражения похода «пяти царевичей», которые «отступили от Мингирея». На помощь Василию было послано войско лучшего полководца Данилы Щени, татары изменили маршрут и пошли прямо на север, на «одоевские и белевские места», дойдя в итоге до Коломны. Правда, разгромить войско «царевичей» не удалось, и оно отошло в степи, повторив набег в июне против западного фланга обороны – Брянска, Стародуба, Путивля, пользуясь «стоянием» царских воевод на Оке. Ситуация повторилась и во время повторного похода татар в 1517 году, когда они хотели обойти тульскую линию обороны через северские земли и подошли к Путивлю, их нагнал и разбил, придя из Рыльска, князь Василий Иванович Шемячич. Однако, когда небольшой татарский отряд обманом пограбил в 1531 году северо-восточные окраины Северщины к западу от Одоева, включая Карачев, туда были введены небольшие подвижные отряды «быстрого реагирования», состоявшие из служилых татар, в том числе во главе с бывшим казанским «царем» под русской рукой Шиг-Али, а в Одоев и Новгород-Северский – наместники с отрядами. Построены каменные укрепления в Путивле, обновлена деревянная крепость Чернигова. К 1533 году сложилась стройная и продуманная система обороны, основанная на своевременной разведке и оперативном усилении угрожаемых участков. Сведения получали из разных источников, в частности, в 1533 году от карачевской полонянки, бежавшей из плена и предупредившей казака из рыльской станицы, тот – своего воеводу, тот послал весть новгород-северскому наместнику, тот – государю, а Василий III непосредственно предупредил карачевского наместника, куда намечался набег, выделил ему дополнительные силы из детей боярских соседних уездов, названных поименно. Ему было приказано собрать в городе окрестных жителей с женами и детьми и регулярно оповещать соседних воевод.
5. Почему было нельзя взять Крым?
Конечно, было и радикальное решение «крымской проблемы» – такое же, как с Казанью и Астраханью. «Политическое» решение вопроса не было реально, так как постоянные набеги крымцев на русские земли Литвы и России коренились не в их тюрко-кочевническом менталитете или исламской идеологии, а в экономико-демографических причинах. Экономика Крыма, при частых засухах, не могла прокормить все возраставшее население, значительная часть которого при этом подражала в роскоши османской элите. Интенсифицировать производство гораздо сложнее, чем просто отобрать готовый «избыточный продукт» у соседей, а остальное получить путем постоянной массовой работорговли. Заставить татар измениться было невозможно, можно было только ликвидировать их военно-политические структуры. Это было в принципе несложно – они не умели не только брать, но и защищать крепости. Это многократно доказали различные русские отряды – и новгородцы, и вятичи, и москвичи, неоднократно, начиная со второй половины XIV века, бравшие Сарай и Казань. В прямом столкновении татары также не могли соперничать с русскими воинами, правда, поймать их в степи было проблематично. Крым с его узким перешейком давал в этом преимущество: заняв Перекоп, русские загоняли противника хоть и в очень просторную, но безвыходную западню.
Однако было две проблемы объективные и одна субъективная.
К первым относится географическое положение Крыма, отделенного поясом безводных степей от коренных территорий и России, и Великого княжества Литовского. Но пояс этот был вполне преодолим при надлежащей подготовке похода и использовании такой водной артерии, как Днепр, устье которого близко подходит к Перекопу. Это неоднократно доказывали и литовцы (Ольгерд, Витовт) до и русские (Василий Голицын, фельдмаршал Миних) после описываемых событий XVI века.
Второе: Крымское ханство с 1475 года находилось под покровительством и сюзеренитетом Османской империи. И дело не в турецких крепостях, прикрывавших дальние подступы к Крыму и Очаков, и Азов самостоятельно брали и запорожские, и донские казаки без особых приспособлений, и даже не в гарнизоне янычар на Перекопе: его без труда преодолел Миних, правда с превосходящей по качеству армией. Другое дело – флот, на котором турки могли без опасения флотов России и Польши (их не было) подвозить подкрепления в блокированный Крым и высаживать десанты в тылу экспедиционной армии. Но главное: и в XVI, и в XVII веке Османская империя (до битвы под Веной и сражения при Зенте) все еще была сильнее и России, и Речи Посполитой (не говоря уже о Литве), взятых отдельно. А ведь они еще и воевали между собой, используя крымских татар друг против друга! И это уже субъективный, но самый важный фактор.
Впрочем, примеры и прецеденты сотрудничества были: основатель (1555) Запорожской Сечи по заданию польского короля Сигизмунда-Августа для препятствования походам татар на русские земли литовско-русский магнат, Рюрикович, Дмитрий Вишневецкий, после его осады здесь турецко-татарским войском, ушел сначала к «черкасским» казакам, а затем на службу Ивана Грозного и несколько лет воевал за российские интересы против общего врага, затем вернулся в Литву. И позднее, сталкиваясь с татарским «беспределом» и насилиями, литовские, польские и русские дипломаты не раз высказывались о желательности согласованных, если не совместных действий против «басурман». Но это были благие пожелания – в реальности же было непрекращающееся соперничество.
6. Стародубская война (1534–1536). Состав и вооружение армии
На этот раз подходящего момента ждали литовцы. И он наступил в 1534 году, после смерти Василия III и начала первого женского (Елены Глинской) правления в России. И это была одна из самых кровопролитных стародубская война, многие военные действия которой почти целиком проходили в межграничном регионе – Северщине.
Последняя война независимого (хотя и в унии с Польшей) Литовско-Русского государства с Россией, охватившая в основном Подесенье, проходила, в отличие от предыдущей, длительной, но малонасыщенной, очень ожесточенно и была полна событиями. Москвичам пришлось сражаться на трех фронтах: северном – Смоленск, Полоцк, Себеж; северском – Стародуб, Чернигов, Радогощ, Почеп; и татарском – в рязанских землях. Война состояла в основном из маневров, осад, штурмов. Лишь одно сражение – под Себежем, уже в конце войны, было полевым. Остановимся подробнее на событиях в нашем регионе.
В Северских землях прошли две насыщенные кампании – 1534 и 1535 годов, и весной – летом 1536 года – небольшой московский поход на Любеч.
Если поход 1534 года был изначально направлен на этот регион (параллельно с военными действиями на других фронтах), то в 1535 году вторгшаяся сюда основная польско-литовская армия сделала это, чтобы избежать столкновения с главной московской армией, действовавшей на 200 километров севернее.
Кампания 1534 года
Состав и численность войск. С польско-литовской стороны: литовское конное шляхетское ополчение, немецкие наемные пушкари и саперы. Татарская конница. Около 10 тысяч человек. С российской стороны: московские конные дворяне, гарнизонные войска Чернигова, Новгорода-Северского, Почепа, Брянска, Стародуба, состоявшие из городовых пушкарей, стрельцов, казаков. Вооруженные местные жители – 6,5 тысячи человек.
Командующие – с литовской стороны: киевский воевода Андрей Немирович (Немира); «конюший дворный» Василий Чиж. С российской стороны: воевода Стародуба, боярин Андрей Левин; наместник Стародуба, князь Андрей Кашин; воевода Чернигова князь Федор Мезецкий; воевода Радогоща князь Матвей Лыков (у остальных городов крупных военных действий не велось, литовцы и татары лишь разграбили их окрестности).
Опустошив окрестности Чернигова, Новгорода-Северского, Брянска, Почепа, литовцы подошли к Стародубу и сожгли его предместья. Но вылазки воеводы А. Левина помешала им. Россияне захватили несколько пушек с прислугой. Отойдя от Стародубской крепости, Немирович и Чиж осадили Радогощ. Воевода Лыков отверг предложение о сдаче и погиб в пожаре с большинством воинов. Возрожденный уже в XVII веке на этом месте город получил новое название – Погар. Последним действием литовцев в 1534 году стала осада и артиллерийский обстрел Чернигова. Но храбрый воевода Федор Мезецкий ответил метким артиллерийским огнем и дал литовцам подойти к стенам, а ночью совершил вылазку на спящий литовский лагерь. Поредевшее к тому времени и уставшее литовское войско пало духом и разбежалось, оставив гарнизону всю артиллерию и обоз. «С отчаянием и стыдом» Немировский и Чиж вернулись в Киев, завершив этим кампанию 1534 года.
Кампания 1535 года («Война трех воевод»)
Она прославила Стародуб (впрочем, не первый и не последний раз) и дала образцы как беззаветной храбрости и самоотверженности, так и трусости и неумения русских воевод. К ней литовцы готовились особенно тщательно, добавив к своему 20-тысячному шляхетскому ополчению и польские войска. Трудность для российских воевод была в том, что это войско, первоначально предназначавшееся для взятия Смоленска, повернуло на Северщину. Причина – литовско-польское командование узнало, что к Смоленску было отправлено основное московское войско во главе с князем Василием Васильевичем Шуйским, кроме того, планировался подход к Смоленску с севера новгородцев и псковичей во главе с князем Борисом Горбатым и Михаилом Воронцовым. Резервное войско, предназначенное в случае чего прийти на помощь Северщине, не успело этого сделать, отражая набег 15-тысячной орды Ислам-Гирея на рязанские земли.
В итоге разрозненным и поредевшим за предыдущую кампанию гарнизонам северских городов противостояло основное польско-литовское войско во главе с коронным гетманом (главнокомандующим польской армией) Яном Тарновским. В этой ситуации многое зависело от храбрости и военного умения московских воевод и помощи местных жителей. Объектами наступления на этот раз стали Гомель, Стародуб и Почеп.
Соотношение сил: литовское шляхетское ополчение – до 10 тысяч; польские наемные пешие жолнеры – 5 тысяч; королевское войско – 1 тысяча тяжеловооруженных конников и 500 пехотинцев.
Гарнизоны Гомеля, Стародуба, Почепа, вооруженные жители – до 5 тысяч человек (структура освещена для кампании 1534 года).
Командующие: с польско-литовской стороны: коронный гетман Ян Тарновский; великий гетман Литвы Юрий Радзивилл; киевский воевода Андрей Немирович; московский перебежчик князь Семен Вельский; с российской стороны: наместник Гомеля князь Дмитрий Щепин-Оболенский; воевода Стародуба князь Федор Телепнев-Овчина-Оболенский; воевода Почепа боярин Федор Сукин.
Первым на пути поляков и литовцев оказался Гомель. После нескольких дней артиллерийской перестрелки командир гарнизона проявил трусость и вместе с гарнизоном и частью орудий ушел в Москву, где его бросили в застенок за измену. Местные жители, брошенные руководством и войсками, 16 июля сдали город: «не храбр и страшлив [о Щепине-Оболенском], видев люди многие, и убоявся, из града побежал, дети боярские [дворяне] з ниме и пищалники».
Стародуб, в котором успели собраться тысячи жителей окрестных сел и возглавляемый храбрым воеводой, сопротивлялся отчаянно и был взят только благодаря немецкой взрывной технике (рис. 49). Когда королевские и гетманские войска ворвались, не только воины, но и местные жители предпочитали погибнуть в бою или огне, но не сдаваться врагу.
Лучше Карамзина не скажешь: «Ужасный гром потряс город: дома запылали; неприятель сквозь дым ворвался в улицы. Князь Телепнев со своей дружиною показал геройство, топтал, гнал литовцев; два раза пробивался до их стана, но стесненный густыми толпами пехоты и конницы, в изнеможении сил, был взят в полон вместе с князем Ситцким. Знатный муж, Петр Ромодановский, пал в битве; Никита Колычев умер от раны чрез два дни. 13 000 граждан обоего пола изгибло от пламени или меча; спаслися немногие и своими рассказами навели ужас на всю землю Северскую».
Город Почеп и его воевода занимают «среднее» место. Укреплен он был, в отличие от Гомеля и Стародуба, слабо, поэтому воевода Федор Сукин предпочел не испытывать военной удачи и не подвергать жителей ужасам штурма, сам сжег город дотла и с жителями и гарнизоном покинул его. Литовцам достались головешки. Наказан за это Федор Сукин не был.
В итоге сражений стародубской войны на Северщине литовцам достались «кучи пепла» на месте Радогоща и Почепа, руины Стародуба, целым к ним попал Гомель, который и затребовали к себе по миру 1537 года. Брянск и Трубчевск, не говоря о более восточных Карачеве и Севске, не пострадали. На Северщине за всю войну крупных полевых сражений не было, как, впрочем, и в ходе всей войны; стоит упомянуть лишь битву, произошедшую 27 февраля 1536 года у вновь построенного города Себеж, выигранную московским войском. В конце 1535 – первой половине 1536 года русские воеводы осаждали Мстиславль, Новогрудок, Любеч, Полоцк и другие, но все безуспешно. В итоге военные действия завершились «ничейным» результатом, лишь обессилив обе стороны, и весной 1537 года увенчались лишь пятилетним перемирием, в реальности растянувшимся на четверть века, вплоть до начала литовского этапа Ливонской войны (осень 1562 года), имевшей на этот раз к Северщине весьма косвенное отношение. Придеснинские земли, впрочем, разорялись врагами дважды – в начале польско-литовского этапа Ливонской войны 1563–1565 годов, когда основные армии воевали в районе Полоцка и Вильнюса, и в ее конце (1579–1582). Однако в этих отвлекающе-грабительских рейдах участвовали лишь небольшие силы собственно литовцев, а в основном – запорожские и черкасские казаки, с привлечением на первом этапе к участию в грабежах и крымских татар. Руководили набегами глава запорожцев князь М. Вишневецкий (брат основателя Сечи) и киевский воевода К. Острожский (потомок «героя» Ведроши и Орши), оба – Рюриковичи и православные. Хотя им и удалось разорить несколько городов и сжечь их крепости, включая Почеп, Трубчевск, Стародуб и даже Брянск, но удержаться в этом крае литовцы даже не пытались, и он остался по окончании Ливонской войны в составе России. По итогам войны она не потеряла ни одной своей территории, кроме небольшого городка Велиж, хотя и обязалась освободить все еще занятые русскими войсками земли Ливонии и Литвы в ответ на отвод армии Стефана Батория из-под Пскова. В результате Ливонская война оставила след не столько в военной, сколько в литературной истории Придеснинского края: один из руководителей обороны региона – брянский воевода Б. В. Оболенский-Серебряный был родным братом героя романа А. К. Толстого «Князь Серебряный» и также действовал в годы опричнины, которая, однако, на этих окраинных землях отразилась даже положительно: сюда ссылали многих опальных бояр и княжат.
Федор Федорович Телепнев-Овчина-Оболенский – русский князь, воевода. Сын князя Федора Васильевича Оболенского-Телепня, брат Ивана Федоровича, который при регентстве Елены Глинской и малолетнем царе Иване Грозном фактически возглавлял правительство.
Во время войны с Литвой командовал одним из московских отрядов, действовавших в Северской земле.
В 1534 году он, действуя из Стародуба, разорял литовские земли в окрестностях Мозыря, Турова, Могилева и доходя до Новгорода Литовского. В следующем, 1535 году литовское войско, захватив Гомель, осадило Стародуб, оборону которого возглавлял Федор Федорович. Князь Федор мужественно защищался. Литовцы подвели подкопы, взорвали укрепления, в жестоком сражении Телепнев-Оболенский был взят в плен. С русской стороны погибло около 13 тысяч человек. Литовская сторона использовала его пленение, как повод для начала переговорного процесса с его братом князем Иваном. После заключения пятилетнего перемирия, в 1537 году, князь Федор вернулся в Москву.
7. Организация и вооружение русских войск в конце XV – первой половине XVI века
Специфика организации и вооружения российских войск в конце XV – первой трети XVI века определялась возросшими возможностями объединившегося государства и особенностями тактики и вооружения его противников на Западе и Востоке.
В конце XV века армия Ивана III состоит из нескольких частей и социально-организационно, и в аспекте военного использования. Это все еще отряды удельных или служилых князей, включавшие по традиции их двор и детей боярских. Приводили свои отряды и бояре-землевладельцы (не путать с думными боярами – по званию), но они состояли из «боевых холопов». Имел свой двор и детей боярских и великий князь, они составляли его гвардию и назывались московскими дворянами. Все они составляли тяжелую кавалерию. В отличие от западных рыцарей все они хорошо владели луком и стрелами, могли сражаться, стоя в стременах, по-восточному, но в то же время использовали и таранный удар копьем в первой лобовой сшибке. Действовали отдельными отрядами во главе со своими непосредственными сюзеренами. Оружие применяли традиционное – копье, саблю, реже – западный меч, появляется и новое, ударно-проникающее – клевец или кончар, и ударно-дробящее – шестопер. Богатые могли иметь и новое, еще редкое оружие кавалерии – пистолеты (от итальянской Пистойи).
Защитное вооружение могло быть восточным – турецким или, позже, иранским, а также изготовленным мастерами Оружейной палаты. Старыми были кольчатые брони, с этого времени часто с плоскими кольцами – «байданы» и куяки. «Новомодными» были тюркские колонтари (без рукавов) и бехтерцы (с короткими рукавами) – доспехи из чередующихся пластинок и кольчужной ткани и персидские по происхождению юшманы – кольчуги с вплетенными узкими пластинками (до ста штук). Гораздо позже, к середине XVI века, появляется самый дорогой и надежный для отражения прямого удара рыцарским копьем доспех – «зерцало», имеющий в центре большую круглую выпуклую пластину, заменяющий кирасу. В то же время появляется и конский пластинчатый доспех – «чалдар». Утяжеление вооружения связано со столкновениями с тяжелой рыцарской конницей в «максимилиановских» гофрированных доспехах, распространившихся в первой четверти XVI века, а до этого – чуть более легких полных (без кольчужных участков) доспехов «армэ». Их имели немецкие и польские рыцари, а также богатые литовские магнаты. На «шеломах» появляются переносья-стрелки, пластинчатые назатыльники и нащечники (у кавалерии). Наиболее дорогие шлемы турецкого или иранского производства называются «иерихонками», их носят воеводы. Всякие виды забрал исчезают полностью. Встречаются, но в основном у тяжелой пехоты (а она почти полностью исчезает) и старые шатровидные шлемы с бармицами.
Вторая, организационно новая часть кавалерии – дворяне-помещики, появившаяся формально в 1483 году на землях бывших новгородских бояр.
Жили за счет крестьян, вооружались и экипировались самостоятельно, призывались в случае войны или на регулярные смотры со своими вооруженными слугами из холопов, в зависимости от количества земли и крестьян.
Позднее военной стороной их службы ведал Разрядный; земельной – Поместный приказ. Живя постоянно в поместьях, часто в пограничных уездах, хорошо знали будущий театр военных действий, особенно на степных границах. Вооружение – легкое, чаще только что появившиеся «тягилеи» – стеганные из хлопчатобумажной материи кафтаны с ватой и вшитыми кусками кольчужной ткани. Восходит к татарскому «хуягу», но более удлинен. Более богатые могли иметь кольчуги или куяки. Аналогичны и шлемы – «шапки бумажные», хотя могли быть и металлические – трофейные или «дареные». Хороши в действиях против степняков или плохой пехоты, малопригодны в боях против регулярных войск. Особым оружием поместной конницы стала совня – древковое оружие с длинным широким и изогнутым лезвием, применялось против легкоконных татар, наряду с луком и стрелами. Были также сабли, передававшиеся по наследству или трофейные.
Все шире используются «национальные формирования» – сначала «касимовские» и иные служилые татары, после присоединения Казани – отряды народов Поволжья (мордва, черемисы: мари) во главе с их «князьками».
При создании первых элементов засечной черты в пограничные гарнизоны стали включать «служилых людей по прибору» (по найму) – конных казаков и пушкарей и крепостных пищальников – «затинщиков».
Пехота в этот период, с появлением огнестрельного оружия, стала самым слабым местом русской армии. Старое ополчение – «посошные» или «даточные люди» – никак не могло соперничать с наемными ландскнехтами: аркебузирами, пикинерами и мушкетерами, и даже с менее профессиональной, но умеющей владеть огнестрельным оружием польской шляхетской пехотой (все шляхтичи были обязаны служить, но не у всех хватало средств на хорошего боевого коня). У татар пехоты не было вовсе, в случае необходимости ее заменяли турецкие янычары или союзники-поляки, в середине XVII века – запорожские казаки. Русским без пехоты и хорошей полевой артиллерии (крепостная и осадная) было не обойтись, что особенно наглядно показало сражение под Оршей в 1514 году. Немецкие наемники, впервые примененные при осаде Смоленска в 1514 году (по совету М. Глинского), при хронической нехватке средств лишь частично решали проблему. В ходе стародубской войны российские воеводы вообще старались избегать полевых сражений. Однако такая пехота (стрельцы) была создана лишь в середине XVI века, к началу Ливонской войны, и тут же доказала свое преимущество. Недаром все военные действия «регулярных» армий, кроме неудачной для поляков осады Пскова в конце войны, проходили для России на «чужих» политически, хотя не всегда этнически, территориях Прибалтики и Беларуси.