От перемены мест… — страница 10 из 31


Наутро я проснулась, как ни странно, полной сил, в распрекрасном настроении и даже вперед Егора.

– Сон алкоголиков – краток и тревожен, – прокомментировал мужчина и перевернулся на другой бок, даже и не думая встречать со мной новый день.

– Егор, ну вставай же, нам ведь сегодня в соседний город ехать, – тормошила я Соболева, но тот лишь отмахивался и снова начинал сопеть.

– Вот уж не думала, что людям за тридцать так сложно вставать после веселого вечера.

– Если бы дамы за двадцать не храпели с такой силой по ночам, люди за тридцать бы прекрасно высыпались.

Это он что, обо мне?

– Ах ты гад! – Запрыгнула я на него и начала лупить подушкой, моему негодованию не было предела. Егор перевернулся на живот и прикрыл голову руками, – Ты все врешь, я не храплю, это ты сам храпишь!

– Храпишь-храпишь, еще как, – глухо прозвучало снизу.

– Ну ты и гад! – я хлопнула его по заднице резинкой от его же фирменных боксеров и гордо удалилась в ванную.

Стоя под прохладным душем, я немного остыла, поэтому не стала сопротивляться, когда Егор залез ко мне. Собственными особыми приемчиками он наладил мир в семье, и мы, наскоро позавтракав, отправились навестить продавца картины.

Дорога в двести километров заняла у нас почти три часа, так что, когда мы въехали в родной город бывшего хозяина картины, я успела снова как следует проголодаться. Егор это прокомментировал в стиле: "Машу легче прибить, чем прокормить", но после утреннего душа я была в безмятежном настроении и великодушно спустила ему это с рук, сделав вид, что не услышала ни слова.

На поиск хорошего ресторана времени не было, так что первая встреченная приличная на вид кафешка очень даже сгодилась. Помимо салата и десерта, пришлось заказать и внушительную чашку кофе, потому как утренней бодрости хватило ненадолго и внезапный прилив сил до обидного быстро сошел на нет. Ну или дорога на молодой организм подействовала усыпляюще.

В общем, тандем из морковного торта и капучино сработал как надо, и после трапезы я была снова в строю, даже умудрилась утомить болтовней несчастного Соболева, пока мы, благодаря навигатору, плутали по незнакомому городу в поисках офиса Ротмана Игоря Валерьевича, не без нашего косвенного участия лишившегося ценной картины.

Трудился Игорь Валерьевич в современном недавно возведенном здании из стекла и бетона, при входе в которое нас встретил охранник за полукруглой стойкой и прежде, чем пропустить через турникет к лифтам, потребовал паспорт. Я в растерянности уставилась на Егора – ясное дело, что в дорогу, кроме телефона и прочих нужных даме мелочей, вроде бумажных салфеток и карандаша для губ, я ничего не взяла.

Соболев, не моргнув и глазом вытащил из внутреннего кармана ветровки документ со словами:

– Одного на двоих будет достаточно? – под этим подразумевалось, что требовать паспорт у спутницы лучше и не пытаться.

Охранник намек понял, тут же закивал, как длинношеяя собачка, стоявшая раньше в салоне у каждого уважающего себя водителя, и со словами: "сейчас выпишу пропуск" выдал нам пластиковые карты для турникетов. Фирма, принадлежавшая Ротману, располагалась на восьмом этаже и занималась поставками оптоволоконного оборудования. Это со слов рекламных проспектов, украшающих стены нужного нам этажа.

Сам Игорь Валерьевич предпочел встретиться с нами в конференц-зале, вместимостью человек на пятнадцать, туда же гостеприимно велел принести чай и кофе.

– Приносим свои соболезнования по поводу картины и извинения за то, что, так сказать, не уберегли, – Егор пожал руку мужчине, перед тем, как мы расселись по местам: Ротман с одной стороны длинного стола, а мы, как уже повелось, – с другой.

– Ну что вы, не стоит. Непредвиденных обстоятельств пока еще никто не отменял, – покачал головой бизнесмен. И было не понятно то ли он действительно не сильно переживает, то ли мастерски скрывает эмоции.

Вообще он оказался моложе, чем я себе представляла: эдакий денди, слегка за сорок. Подтянутая фигура, аккуратная стрижка и безупречный костюм, ему бы больше подошло быть каким-нибудь влиятельным ученым, преподавателем в ВУЗе или на крайний случай политиком – уж слишком безукоризненной была его внешность, особенно в сравнении с моей, которая на данный момент оставляла желать лучшего, с грустью отметила я.

А потому, стараясь быть максимально незаметной, я тихонько принялась за чай, по понятным причинам от кофе отказавшись. Напиток на мое счастье не разочаровал и давиться угощением из вежливости не пришлось. Я украдкой глянула на Егора: вот уж кто бы давиться из вежливости точно не стал. Напарник сидел в расслабленной позе и явно чувствовал себя в этой ситуации, как рыба в воде: его не смущало ни то, что мы отвлекаем фактически незнакомого человека от работы, ни то, что придуманный наспех повод для визита явно недостаточен для покрытия расстояния в двести километров и уж в самой малой степени его волновало, что там может Ротман себе о нас подумать.

– И тем не менее, мы решили лично выразить сожаление, так как, что ни говори, а часть вины, пусть и косвенная, все равно лежит на нас, – Егор вернул узорную чашечку с кофе на блюдце, идущее в комплекте, с едва слышным звоном.

– Благодарю, – кивнул Игорь Валерьевич, – Полиция, кстати, тоже уже успела у меня вчера побывать.

– Есть какие-то положительные прогнозы? – Егор был сама вежливость.

Похоже я была единственной, кого коробила бессмысленность нашей беседы.

– Да кто его знает. Они же, как и врачи, делают все возможное, но ничего не обещают… – развел руками уже бывший владелец шедевра.

– А если не секрет, почему вы все-таки решили расстаться с картиной. Меня давно мучил этот вопрос, – подала я голос, согласно сценарию: ведь не зазорно же симпатичной девушке проявить капельку любопытства.

– Что вы, никаких секретов, – улыбнулся мне Ротман, – У меня сын от первого брака недавно женился, вот мы и решили с женой ему квартиру оставить, а для себя вместо этого построить дом за городом. Но вы же знаете женщин, жена так развернулась, что нужных средств под рукой не оказалось, вот и пришлось выкручиваться. Картину жалко, конечно, но одним прекрасным сыт не будешь, да и от непогоды она не прикроет.

– Понятно, – улыбнулась я в ответ, – Ох уж эти женщины…

– Прошу прощения, – отвлекся Ротман на входящее сообщение, прочитав которое и бровью не повел, а отложил телефон и вновь обратился ко мне, – Ну если бы вы, прекрасные дамы, нас не вдохновляли, мы бы вряд ли добились и половины того, что имеем, – предприниматель улыбнулся и неожиданно мне подмигнул, от чего я тут же закашлялась, а Егор поспешил откланяться, наверное, чтобы Ротман этот не успел у меня телефончик стрельнуть.

Домой мы вернулись уже под вечер, уставшие и вялые, поужинали тем, что осталось со вчера, а от вина в этот раз отказались. Егор по-стариковски завалился в кровать с книгой, я же от нечего делать принялась терзать мужчину:

– Егор, ты на кого из этих четверых ставишь?

– Не знаю, – отмахнулся он, но от меня избавиться не так-то просто, тем более, когда мне скучно.

– Я вот на коллекционера думаю, как там его… Рохля?

– Рында.

– Да, точно, Рында. Хотя Рохля ему тоже подходит. Ну вот, по-моему, он до того нелепый, что сдуру мог и прикарманить полотно, для восстановления почти разграбленной коллекции. Только нанял кого-то естественно, чтобы самому не светиться. Женушка-физичка мужика в такой стресс привела, что я ничему не удивлюсь. Тем более, ты видел его реакцию на сообщение, я уж испугалась, что толстяка гипертонический криз разобьет. Хотя будет жалко, если его поймают, представляешь такого на зоне, там же ни одной картины, только наскальная живопись на стенах.

– Ты-то откуда знаешь, как там на зоне? – наконец-то отвлекся от чтива Соболев.

– По телеку видела, ну и в книгах читала.

– Это ж что за литературу ты читала, дорогая моя?

– Про лихие девяностые и бандитов, раньше модно было, папа книги в туалете оставлял, – на полном серьезе ответила я и, глядя на недоверчивое лицо Егора, созналась: – Ладно, шучу, одну повесть Солженицына по школьной программе.

Егор усмехнулся, откинул книгу, а мне только того и надо было.

– Ну вот сам посуди: тетке этой рыжей картина нафиг не нужна, ей бы от надоевшего женатика избавиться, – загибала я пальцы, – Его светлость-ювелир не сегодня-завтра помрет…

От такой грубости Егор аж поморщился.

– Ну что, он сам так сказал.

– А ты не думаешь, что он запросто нам соврать мог.

– Ты его кашель слышал? – не поверила я, что почтенного возраста старик мог со смертью шутить.

– Да я не про рак, – отмахнулся Соболев, – Он нам жалостливую баечку про дочку погибшую скормил, а мы и рады. Уж поверь мне, этот старик на многое способен, ты же видела, как он живет: таких денег честно не заработать.

– Да ну, стал бы он еще один грех на душу перед смертью брать.

– Этот стал бы, – уверенно ответил Егор, – Ты может подзабыла, но у него, кроме дочери, еще и сын старший есть, которому все нажитое в наследство и останется, так что дедку есть ради кого стараться. Надо бы, кстати, узнать, как там у них с финансами, да и попросить Леху разведать по поводу болезни, может врет все старикашка.

– Ну ладно, может Машкова исключать и не стоит, жалко, что он сообщение при нас не читал. А Ротман что?

– Его пока тоже оставим.

– Почему? Вроде там все логично: мужику понадобился налик, вот он и выставил картину.

– А может он и налик, и картину захотел, прикипел к ней душой? Или вообще, ее в карты проиграл, а жене сказать побоялся.

– Ага, зато украсть не побоялся, – не поверила я.

– А что, иные жены и не до того доведут, – со знанием дела возразил Соболев, будто сам на этом не раз и не два обжигался.

– Так это что получается, по истечении двух дней мы только Ставскую исключаем? – надула я губы, хотя в душе знала, что минус женщина – не такой уж и плохой результат.