приимчивого нрава.
В общем, теперь вряд ли при сложившихся обстоятельствах суд примет сторону жены. Так что останется Рында при своих деньгах и картинах, Нина Степановна у разбитого корыта, без мужа и без любимого, а Изюмовы – с носом. Вот уж кому поделом достанется! Ну а мы вернулись к самому началу, и что предпринять по этому поводу лично я понятия не имела.
Глава 11
– Получается, мы только зря время потеряли, – вздохнула я, подперев щеку ладонью.
– Да ладно тебе, Маруся! – оптимистично похлопал меня по плечу Петров, – Отрицательный результат – тоже результат.
То, что мужики в отличие от меня не унывали, несколько сбивало с толку. Егор так вообще трескал эклеры и ухом не вел – вот же не живот, а бездонная бочка! И ни грамма лишнего жира – везунчик.
– Вот бы я так могла маме сказать, когда она у меня двойки в дневнике находила.., – проворчала я в сторону.
– Боюсь, твоей маме даже твой папа не в силах так ответить, – хохотнул Соболев, и я прыснула, соглашаясь.
– Господа, вы сейчас не о том, – вернул нас к делу Леха, – У нас остается пара подозреваемых, и я бы очень хотел поскорее с этим разделаться и приступить непосредственно к рабочим обязанностям.
– И кого мы оставляем? – решила я на всякий случай уточнить. Судя по сосредоточенному лицу Егора, тот друга понял и без пояснений.
– Элементарно! Остаются Машков и Ротман, – Петров посмотрел на меня так, будто ждал, что я примусь возражать, – Ставскую предлагаю все-таки оставить в покое. Будет уж совсем фантастика, если это она картину заказала.
Я поморщилась: этих двоих мы, казалось, вполне логично исключили. Одному от пропажи картины светит сплошной геморрой со страховкой, а второй вроде как умирать собрался, и все проверенные Лехой справки и больничные выписки это напрямую подтверждают.
– Может я чего-то не понимаю, но какой этим двоим толк от краденной картины? – решила я высказаться напрямую.
– Ну иногда мотив бывает еще и личный.., – протянул Леха, внимательно глядя на меня.
Пару секунд я усиленно соображала, а потом выдала:
– Так думаете Машков это из-за дочери?
– Тут надо хорошенько прикинуть, – остудил мой пыл Егор, – Что нам о нем доподлинно известно?
– Была дочь, есть сын, он скоро умрет, – принялась я услужливо перечислять то, что помнила о странном старикане, – И у дедка столько денег, что красть полотно ему вроде как ни к чему.
– А ты с его дочерью когда-то встречался, – кивнул Соболеву Леха.
Я с удивлением посмотрела на жениха.
– А ты не говорил. То-то дедулька с такой ненавистью на меня уставился, когда ты о свадьбе рассказал.
Петрова мои слова заинтересовали, а Егор лишь отмахнулся:
– Нормально он посмотрел на тебя, я бы заметил.
– Ну-ну, – пробормотала я, не совсем уверенная в мужской чуткости. Я вот, например, волосы вынужденно нарастила, а жених так и не понял, что в моей прическе поменялось…
– Что еще Машков говорил, или может вел себя как-то странно? – принялся пытать меня Леха. А поскольку я у него в долгу была, пришлось поднапрячься.
– Да он с ног до головы странный, – пожаловалась я. Принял нас в каком-то зашторенном кабинете, кашлял как на последнем издыхании, плакал, что для дочки хотел картину на тот свет с собой забрать, она типа ее купить просила незадолго до смерти. Прям исповедь для нас устроил, что никак не уйти было.
– Вот и мотивчик уже наклевывается! – довольно оглядел нас Леха и, одним глотком допив кофе, продолжил, – Не знаю как вы, но лично я сильно сомневаюсь в причастности к делу Ротмана.
– Ага, зато в причастности Рынды у нас сомнений не было, – буркнула я скорее из вредности.
Собеседники мою реплику предпочли оставить без ответа, но червячок сомнения, порожденный последней неудачей, словно точил изнутри, не давая так просто взять и исключить предпоследнего подозреваемого.
– Ну может хотя бы с женой этого Ротмана побеседовать? Для очистки совести, а? – с надеждой попросила я.
В сердцах мужчин мое предложение положительного отклика явно не нашло. Да и видно было, что эта самая совесть ни по ночам, ни при свете дня их ни капли не беспокоит.
– А повод? – как-то нехотя протянул Соболев.
– Да хоть тот же самый дом! Скажем, что тоже хотим построить и собираем рекомендации, – на волне оптимизма от того, что мой замысел сразу же не забраковали, идея не заставила себя долго ждать.
– Не уверен, конечно, что это нам хоть что-нибудь да даст, но попробовать можно, – поддержал меня Леха, а я с облегчением сжала кулачки под столом.
– Только учти, что говорить с женщиной придется тебе, – спустил меня с небес на землю Леха и пояснил, – С нами она вряд ли станет откровенничать.
– Ну хорошо, – согласилась я под неодобрительным взглядом Егора.
– Мы повесим на тебя "прослушку", – заявил тот с непроницаемым лицом.
Я поморгала, переваривая сказанное, затем прыснула от смеха, но не дождавшись ответной улыбки, пробормотала:
– О, так ты серьезно.
Обсудив, как бы получше устроить встречу с женой подозреваемого, мы решили найти общих знакомых, которые якобы и посоветовали обратиться к ней за рекомендациями. А Соболев еще раз на полном серьезе напомнил про "жучки", тем самым заставив меня усомниться в собственной адекватности. Но потом я подумала, что может быть он просто слишком ответственный и не хочет упустить из беседы ни слова.
После того, как со стратегией на ближайшие дни было покончено, мы решили разбрестись по рабочим местам. Отправляться в галерею, не удостоверившись в том, что прическа по-прежнему в порядке и скрывает все то, что должно быть от посторонних глаз скрыто, я не решилась, поэтому оставила мужчин за столиком и направилась в туалетную комнату. А по возвращении меня ждало гробовое молчание. Я даже непроизвольно замедлилась на подходе к столику. Егор сверлил тяжелым взглядом, Леха же, отвернувшись, смотрел в окно. Что послужило причиной столь разительной перемены, долго гадать не пришлось.
– Тебе тут сообщение пришло, – внимательно глядя на меня, произнес Егор и пальцем пододвинул телефон, а я на секунду прикрыла глаза и медленно выдохнула: ну надо же быть такой дурой! – Ничего не хочешь рассказать? – поднял он бровь.
– Может в машине поговорим, – жалобно попросила я вдруг севшим голосом: быть отчитанной на виду у всего ресторана мне совсем не хотелось.
– Прошу, – поднялся он и галантно пропустил меня вперед. Судя по звукам, Леха шел вслед за нами, но я еле передвигала негнущиеся ноги и обернуться на товарища не рискнула. На стоянке мужчины попрощались, мне Петров кивнул и послал взгляд, полный неподдельного сочувствия, а затем сел в свой внедорожник и в считанные секунды растаял в потоке проспекта, так же как и моя надежда на благополучный исход дела с смс-ками. Я залезла в "Мерседес" и словно казни ждала реакции Егора. Не стал скандалить на людях, и на том спасибо.
– Итак, я тебя внимательно слушаю, – повернулся он ко мне после того, как уселся на водительское кресло и пару минут безмолвно пялился в лобовое стекло, – И прекрати хрустеть пальцами, пожалуйста.
Я тут же расцепила руки и уставилась в пол.
– Ну мне стали приходить эти сообщения, – тихо проговорила я.
– Когда, как часто? – Соболев говорил так, будто это я была виновата в том, что смс-ки слали именно мне.
– Почти каждый день. Когда началось, не помню, надо у Лехи спросить, – с каждым произнесенным словом мой голос становился все тише.
В горле почему-то пересохло. Егор протяжно выдохнул сквозь зубы, как будто, если бы он не спустил лишнее, это неминуемо привело бы к взрыву.
– Значит, ты предпочла побежать сразу же к Лехе. Так, да? А Егор пусть, как дурачок, не в курсе будет.
– Нет, Егор! – я повернулась к жениху. Его потемневшие глаза смотрели нехорошо. Настолько не хорошо, что я засомневалась в правильности принятого тогда в кафе решения.
– Да как нет то, если так и было? – проорал он, – Я, как идиот, ищу того, кто ее по башке огрел, а она получает угрозы и в ус не дует! Ты что думаешь, они сами собой рассосутся, как синяки под твоими глазами?
– Нет, – сглотнула я.
– Или я для тебя никто и звать меня никак? Ты уж скажи, не стесняйся! А то чего ради, спрашивается, я тут из кожи вон лезу!
– Вот потому я тебе ничего и не сказала! – заревела я в ответ, слезы брызнули из глаз, склеивая покрытые тушью ресницы и смывая с щек румяна, – Я знала, что именно так и будет! Ты же спокойно не може-е-ешь, – прорыдала я и отвернулась к окну.
Слезы все лились и лились, а истерика, начавшаяся из-за Соболевской несправедливости, подпитывалась обидой на саму себя и на то, что я почему-то не могу с ним спорить на равных, а чуть что заливаюсь горючими слезами. Тургеневская барышня, не иначе! Секунд пятнадцать я предавалась жалости к себе, а затем Егор обхватил меня сзади руками и тесно прижал к груди.
– Маш… – с раскаянием в голосе позвал он.
– Отстань, – пихнула я его локтем и всхлипнула.
– Маш, ну прости меня, – сдаваться Соболев и не собирался, – Сама-то подумай, что я должен был почувствовать? Моей практически жене приходит премерзкая смс-ка, на что мой друг говорит, что все под контролем, и он отправителем занимается? Причем уже не первый день, но так его и не нашел. А ты по городу разгуливаешь как ни в чем не бывало, – шептал Егор мне на ухо, – Ты хоть понимаешь, что я испугался?
– А чего тут пугаться-то? – не согласилась я, – На заборах вон тоже пишут… – кивнула я в сторону окна.
– А если им писать надоест? Если они припугнуть тебя хорошенько захотят? Или, еще хуже, от угроз прямо к делу перейдут? Мы ведь даже не подозреваем, кто это, и что у них намерения…
Возразить было нечего. Да и, откровенно говоря, от слов Егора стало весьма не по себе. Соболев сумел-таки поселить во мне крупицу сомнения. Я позволила себе еще какое-то время посидеть, прижавшись спиной к широкой груди жениха, а потом со словами: "На работу пора", отстранилась. Егор вгляделся в меня и, взяв за руку, серьезно произнес: