Так, ну со специалистом он, допустим, поторопился, а вот работа мне очень даже пригодится, пусть и не столь постыдная, как я совсем недавно воображала.
– Ладно, – осторожно произнесла я, потому как с Соболевым, словно с джинном из старых сказок, никогда не знаешь, в каком месте ожидать подвоха.
– Вот и отлично, – радостно поиграл он бровями, насторожив меня еще больше, и направился к двери. – Сейчас я тебя кое с кем познакомлю.
– Марк Абрамович, прошу, – пригласил он в кабинет пожилого мужчину, не смотря на возраст строгой выправки. Одет тот был в костюм-тройку и шелковый платок вместо галстука, абсолютно седые волосы, тем не менее без старческой болезненной желтизны, зачесаны назад. – Познакомьтесь, это моя невеста и новая управляющая галереей, Мария Аркадьевна, – и, не дав мне и рта раскрыть, дабы праведно вознегодовать, как ни в чем не бывало, продолжил: – Маша, это Марк Абрамович, наш бывший управляющий. Он поможет тебе поначалу со всем разобраться, так что можешь полностью на него положиться.
– Очень рад за вас, очень рад, – старик потряс мою руку, предоставив о причине его радости догадываться самой: то ли он поздравлял меня с должностью, то ли с новоприобретенным статусом Соболевской невесты.
Я же могла позволить себе лишь сверкнуть на Егора глазами, обещая тому скорую расправу, и вымолвить:
– Благодарю.
Вот знала же, что что-то тут не чисто. Только кто же мог подумать, что Егору в голову взбредет! Ну какая из меня управляющая? Тем более целой галереей!
– Что ж, не хочу вас отвлекать. Буду счастлив трудиться под началом столь юной, очаровательной особы. – улыбка у Марка Абрамовича оказалась весьма располагающей, так что я не смогла позволить ему уйти, прежде, чем смогла заверить будущего помощника во взаимных симпатиях.
Старик откланялся, а я подумала, что везет мне в последнее время на участливых дедулек.
– Что скажешь? – обратился ко мне Егор, как только за стариком закрылась дверь.
– Что ты конченный псих, что вчерашние студентки серьезными заведениями не управляют и много чего еще. Но если ты готов доверить развалить галерею, названную в честь матери, первой попавшейся девице, то я это непременно сделаю. Только вот, в чем фокус?
– Никаких фокусов, – рассмеялся Соболев и поднял руки вверх. – Хотел сделать приятное любимой женщине и дать возможность заниматься тем, что нравится, самореализовываться, так сказать, на наше общее благо.
– А еще я никак не вспомню, когда это успела стать твоей невестой, – картинно почесала я затылок.
– По-моему, это случилось тогда, – Егор сделал вид, что задумался, —когда я отказался взять в жены твою сестричку.
Я не поняла, это у него что, стратегия такая: довести оппонента до белого каления, а затем взять буквально голыми руками? Так он бизнес делает, да?
– Совсем забыла, я не принимаю участия в семейном бизнесе, – пошла я на попятный. – Принципиально. На пользу это никому не идет, если помнишь.
– Брось, Маша. Уверен, у тебя все получится, – мужчина подошел ко мне и обнял. – К тому же, Абрамыч – толковый мужик и не даст тебе с треском провалиться, – закончил он говорить уже мне на ухо.
– Без треска провалиться – тоже мало приятного, – пробубнила я в широкую грудь, которая своим близким присутствием так и манила согласиться с любым предложением, лишь бы оставить владельца довольным.
– Не дрейфь, прорвемся. Все с чего-то начинали, – похлопал он меня по спине, будто приходился мне никем иным, как товарищем по оружию. – Сегодня, кстати, привозят одну картину на аукцион, и я бы очень хотел, чтобы ты на нее взглянула.
– Вот прям так сразу? – отстранилась я, вопрос прозвучал как жалоба.
– Прямо так, – вздохнул Соболев, делая вид, что ему и самому неловко, но деваться некуда.
– Ну да, и как я могла забыть, что ты у нас времени терять не любишь, – пробурчала я в сторону, вспоминая наше стремительное знакомство и историю, за ним последовавшую.
– Идем вниз, мы и так надолго покинули гостей, – потянул он меня за руку.
В залах, которыми располагала галерея, мы были в основном заняты тем, что общались с высокопоставленными посетителями. Егор представлял меня исключительно как свою невесту и новую управляющую галереей. Мужчины жали ему руки и поздравляли, а женщины по большей части ядовито выдавали что-то типа: "Давно пора". Публика подобралась разношерстная, но уделяли внимание мы лишь тем, кого Егор знал лично или считал полезным для дела.
Голова от новых знакомств уже шла кругом, а несколько бокалов с шампанским, выпитых на пустой желудок – пара бутербродов не в счет, – лишь усиливали внутренний дисбаланс. Наверное, как руководитель, я провалилась уже минут через тридцать, когда перестала напрягаться и пытаться уложить в голове весь этот калейдоскоп имен и лиц. "А что, Абрамыч – "мужик толковый" – все равно не даст пропасть…" – легкомысленно подумала я: в какой степени алкоголь повлиял на равновесие, в той же степени он подействовал и на ответственность.
В какой-то момент у Соболева зазвонил телефон, и после короткого разговора мы с ним отправились к служебному входу встречать картину. Судя по специальной машине, доставившей груз, и парочке сопровождающих охранников в черном стоимость произведения исчислялась сотнями тысяч. Вряд ли ради не особо ценной работы кто-то бы так заморочился.
Вместе с Егором, представителем продавца и мужчинами в черном мы прошли в недавний кабинет на втором этаже, к которому, как оказалось примыкал сейф для хранения особо ценных экспонатов. Трясущимися то ли от алкоголя, то ли от волнения руками я распаковала картину и расположила полотно, надетое на подрамник, на рабочем столе. Соболев тем временем подписывал необходимые бумаги и общался с гостями.
Каким образом мужчины исчезли, а я осталась в комнате наедине с картиной, заметить не успела – полотно меня полностью поглотило.
Работа без сомнения принадлежала руке современного художника, имя я назвать не берусь. Крупные яркие мазки строгой геометрической формы были хаотично разбросаны по холсту, как будто художник забыл о полутонах и плавных переходах. Тем не менее, если отойти метров на пятнадцать, можно было без проблем различить и набережную серых тонов, и тонкую, словно тростинка, женщину, неспешно идущую в сторону моста, зеленые, полные сил деревья и дымчатые крыши на том берегу.
Да уж, картина определенно стоила того, чтобы ради нее организовать аукцион и заставить желающих приобрести полотно как следует за него побороться. Неудивительно, что работу так охраняли. Интересно, кому она в итоге достанется. И за какую стоимость. От нахлынувшего почему-то волнения голова слегка закружилась, а потом и вовсе взорвалась фейерверком где-то в районе затылка. Последнее, что я увидела – это крупные яркие мазки, подобные тем, что были на картине, только на черном фоне закрывшихся век, а затем – темнота и тишина.
Очнулась я от того, что кто-то непрестанно зудел сбоку, назойливо играя на нервах, будто комар летней ночью. Не дадут спокойно отдохнуть! Я попыталась повернуться на бок, чтобы посмотреть, кто там так нагло шепчется, но тут же застонала: голова раскалывалась так, будто меня сбил поезд, под который меня вынудил кинуться черный недельный запой.
– Ты как? – тут же подскочил ко мне Соболев, на лице беспокойство. За его спиной маячил Леха – начальник службы безопасности и лучший друг по совместительству.
Вот уж кого точно не ожидала сегодня увидеть. Или меня и правда сбил поезд, и теперь он тут, чтобы лично найти машиниста?
– Нормально, – прохрипела я. Егор недоверчиво поднял бровь.
– Голова болит, – созналась. А что, я ж не партизан, чтобы молча терпеть.
– Вот выпей, – протянул мне Леха таблетки и стакан с водой. – Доктор сказал, что голова будет беспокоить какое-то время. И хорошо бы сделать рентген и МРТ.
Объяснения Лехи ситуации не прояснили, а лишь еще больше запутали. Тем не менее, начать разбираться я решила с того, что попроще, то есть с головы.
Сесть я смогла лишь при помощи Егора и, махом проглотив таблетки, внимательнее присмотрелась к мужчинам. Судя по одноразовым медицинским халатам, надетым поверх костюмов, и тревожным кнопкам на стенке находились мы почему-то в больничной палате: я на узенькой койке с раздражающим скользким матрасом, а мужчины – подле.
– И что стряслось на этот раз? – спросила я, откинувшись на вовремя приподнятую Егором подушку и прикрыв слезящиеся глаза.
– Тебя предположительно тупым предметом ударили по голове, а едва прибывшую в галерею картину забрали с собой. Кто – неизвестно, – кратко обрисовал Петров.
При упоминании о тупом предмете я поморщилась – вот что оказалось моим личным паровозом, а Соболев стоял с таким лицом, что аж страшно становилось. Не за себя, а за того, кто посмел покуситься…
– Егор нашел тебя на полу в кабинете в луже крови, так что…
– Я ж говорила, что нельзя мне в семейный бизнес… – решила я хоть как-то разрядить обстановку, но по-видимому только зря старалась. Егор все так же чуть не скрипел зубами, а Леха с предельно серьезной миной не прекращал оглядывать меня. На предмет скрытых повреждений – сделала я вывод, потому что когда я проходила осмотр у психиатра для водительской медкомиссии, тот на меня так же смотрел.
– Ладно. И что дальше? – после затянувшегося молчания опять спросила я. Сидеть и безмолвно глазеть друг на друга поднадоело, тем более, что подушка и простынь по дерматиновой поверхности матраса начали съезжать, заставляя тело принимать все более горизонтальное и неудобное положение.
– Ну, первую помощь тебе уже оказали, так что мы с тобой домой, а Лехе как всегда достанется право на общение с полицией, – Егор был краток.
Вообще я даже побаиваюсь Соболева, когда тот в гневе, не хотелось бы стать его источником. Поэтому перечить я конечно же не стала, и, отталкиваясь руками от стены, попыталась встать с кровати, чтобы немедленно отправиться куда сказано. Колеса у койки оказались почему-то не зафиксированы, так что та принялась отъезжать вбок, грозясь сбить мужчин с ног. Я вынуждена была барахтаться как какой-нибудь новорожденный детеныш, все сильнее опираясь о стену в попытках удержаться от соскальзывания в новообразовавшуюся щель, тем самым лишь увеличивая просвет. На помощь тут же пришел Егор и, подхватив за талию, аккуратно переместил на пол. Вот бы еще и с раскалывающейся головой было так просто.