На Калининском фронте у немцев «фокке-вульф[ов]» было очень мало, там у него было больше «мессершмиттов». И несмотря на то что тогда в количестве у немцев был перевес, мы всё же имели успех. Успех был потому, что, во-первых, у нас качественный состав лётчиков был лучше, лётчики, в частности, 32[-го] полка у нас были очень сильные, и 169[-й] полк тогда дрался прекрасно. В основном тогда у противника были «МЕ» с мотором водяного охлаждения[46], и было штук 30 «фокке-вульф[ов]», которые сидели далеко от линии фронта, а мы были от линии фронта близко.
Причём есть ещё такая деталь в отношении нашего самолёта Ла-5. Он очень легко идёт кверху. Когда самолёты идут по прямой, то «фокке-вульф», может быть, и перегонит наш самолёт, но когда нужно идти кверху и делать горку, то здесь наш самолёт перегонит «фокке-вульф». И в части аэродинамических качеств наш самолёт имеет преимущество перед немецкими конструкциями, потому что они везут свои шесть точек, а мы везём только две. Имея такое преимущество, наши лётчики на манёвре занимают более выгодное положение. Если противник идёт кверху, то наш идёт обязательно за ним, так как он знает, что он там его всё равно снимет – догонит и в упор расстреляет, тем более что тот имеет мёртвое положение и должен как-то повернуться, а в этот момент наш его и расстреливает. Поэтому естественно, что немцы стремятся облегчить свои самолёты за счёт уменьшения количества огневых точек. Но пока на этом фронте из всех попадавшихся нам сбитых самолётов был только один с тремя точками.
Есть и ещё одна небольшая деталь нашей тактики, которая содействует нашему успеху. Мы меньше, чем восьмёркой, в боях не действуем, а противник попадается и четвёркой, и парой, и шестёркой. Здесь мы имеем перевес. И так почти систематически бывает. Но, как исключение, бывает и так: 20–30 штук они выпускают истребителей и штук 70 бомбардировщиков. И в таких случаях нужно уже уметь реагировать. И вот недавно, когда полетел Гаранин* из 32[-го] полка, я как раз был на поле боя и нацеливал их – противника было очень много, а наших – мало. В это время нужно было бы поднять просто всю дивизию. И вот нужно всё в такие моменты учитывать, нужно поймать такой момент, и поймать его очень трудно, так как здесь, помимо всего, нужно техническое совершенство, нужно иметь определённую массу авиации.
Например, здесь – линия фронта. От линии фронта в одном, двух километрах в нужном направлении помещается наш КП[47]. От него идёт провод ко мне в дивизию, а кроме того, из дивизии идут провода в полки. На аэродромах сидят люди в самолётах, часть отдыхает, если же посадить всех в самолёты, то они могут просидеть и час, и два, и полдня, и целый день – сколько же можно сидеть? А только вышли, будет сигнал о вылете. Так что нужна определённая масса авиации, чтобы люди могли бы чередоваться посменно. А сейчас мы делаем так: составляем график на три дня, и группа за группой летают целый день, всю авиацию мы не поднимаем, как это бывало раньше – есть истребительная авиация, и её используют зачастую без надобности. Это сильно выматывало людей и обходилось очень дорого государству. Это называется «война большими силами». А нужно «бить не числом, а уменьем». Для этого нужно опираться на хорошую технику, на хорошую связь, а связь у нас тоже частенько хромает. А если раньше ещё можно было дать сигнал, по которому все взлетают и идут куда нужно, то сейчас это трудно, так как теперь всё делается на скоростях.
Это человек, который дрался просто исключительно. Он, например, в одном бою расстреливает самолёт противника, во второго не попадает, идёт в лобовую, затем поворачивается к третьему и опять его расстреливает. Буквально с остатками самолёта возвращается на свой аэродром, тут же берёт другой самолёт и опять дерётся.
Это был такой человек, которого знали и любили не только его товарищи-истребители, но его хорошо знали и штурмовики, и бомбардировщики. Он получал очень много писем, где ему писали – тов. Гражданинов, поздравляем тебя с очередной победой – его знали все.
В прошлом преподаватель, политработник. Преподаватель социально-экономического цикла, очень неглупый человек, не верхогляд. Очень содержательный и честный человек, имеет неплохую подготовку и природную ориентировку. Я его очень уважаю и считаю его очень дельным товарищем. До этого он был комиссаром штаба. А когда прошла реорганизация[48], я решил его никуда не отпускать, и сейчас он у меня работает начальником оперативного отдела.
НА ИРИ РАН. Фонд 2. Раздел I. Опись 79. Дело 1. Л. 1—14
Гвардии полковникЯньков Андрей Ильич
Заместитель командира 3[-й] гвардейской истр[ебительной] авиадивизии по политчасти. 1904 г. рождения[49]. Член партии с 1926 г. Награждён орденом Красной Звезды.
В армии нахожусь с 1924 г. В [19]38 году окончил Военно-политическую академию им. Ленина. В [19]39 году окончил Высшие военно-политические курсы. Участвовал в ликвидации басмачества на Туркестанском фронте, затем в финской кампании[50] и в польском походе[51]. Работал на руководящих партийно-политических должностях, был комиссаром бригады, потом комиссаром дивизии. В этой дивизии нахожусь со дня её формирования.
15 июня [19]42 г., как раз в тяжёлый период для нашей родины, когда враг рвался на юг, Ставкой была дана директива о формировании 210[-й] истребительной дивизии. Командиром дивизии был назначен полковник УХОВ, комиссаром дивизии был назначен я. Начальником штаба был полковник Скляр. 18 июня [19]42 г. мы сошлись в деревне Никольское на Калининском фронте. Я приехал из ВВС 4[-й] Ударной армии, где я работал на должности комиссара, находились мы тогда в Велиже. Ухов приехал с Брянского фронта. Скляр с Юго-Западного. Задача была такая – в короткий срок сформировать дивизию в составе: 1[-го] гвардейского Краснознамённого и ордена Ленина истребительного полка, 163[-го] истребительного полка и 521[-го] истребительного полка. Сроки формирования были очень сжатые, так как на Калининском фронте пока что развёртывалась единственная истребительная дивизия. Таким образом, задача наша заключалась в том, чтобы быстро сколотить части дивизии, сделать её боеспособной, чтобы она могла бы быстро войти в состав действующих частей. На это были направлены все усилия командования дивизии, на это было направлено и всё внимание партийно-политической организации. Вся партийно-политическая работа была построена именно так, чтобы быстро освоить части, организационно их сколотить, закрепить, быть готовыми к выполнению боевых задач.
Помимо всего прочего, трудность ещё заключалась в том, что 1[-й] гвардейский полк тогда переходил на новую материальную часть. До этого он летал на английских самолётах типа «Харрикейн», а теперь ему нужно было переходить на самолёты Як-1. И это был как раз и период его переучивания, освоения его материальной части, ввода 70 % молодого лётного состава в строй, так как после тяжёлых боёв он потерял значительное количество лётного состава и теперь должен был пополняться. Полученный как пополнение, молодой лётный состав нужно было вывозить на новой материальной части, чтобы как можно скорее ввести в бой.
163[-й] полк тоже получал молодой лётный состав на одну эскадрилью. К тому же он не имел почти совершенно исправной материальной части, а его материальная часть за время зимних боёв была также потрёпана, моторы были уже выработаны, требовался их ремонт, и, таким образом, из большого количества материальной части, которую он имел, очень много было неисправных машин.
521[-й] полк к тому времени отдал лучшую часть своего личного состава 32[-му] гвардейскому полку, туда ушли во главе с Клещёвым*[52] его лучшие лётчики, а взамен их получил 12 человек молодняка[53].
Работать в таких условиях было чрезвычайно трудно. Нужно было людей обучить, научить на новой скоростной материальной части, научить драться, как следует спаять весь народ. Причём трудности эти усугублялись тем, что лётный состав для нас был совершенно новый, это были для нас совершенно незнакомые люди.
К счастью, со мной прибыл партийно-политический аппарат, который прошёл большой боевой опыт работы в частях. Он работал со мной и в 4[-й] дивизии, и в ВВС 4[-й] Армии, это был аппарат, имеющий большой практический опыт в условиях войны, и мы быстро стали ориентироваться в обстановке, направлять партийную организацию на решение основных задач, стоящих перед дивизией. Таким образом, с этой задачей мы справились сравнительно быстро и неплохо. Правда, обошлось и не без таких элементов, которых пришлось просто изъять. Так, например, в роте связи оказался политрук – предатель, изменник родины. Он был сначала исключён из партии, а потом арестован особым отделом[54]. Нашлись и пораженцы вроде Зенько[55] – техник-интендант в 163[-м] полку, который был исключён из партии и потом тоже арестован. Это также помогло направить работу партийной организации на решение основных задач.
Ровно через две недели, 2 июля [19]42 г., мы получили уже боевой приказ на операцию. К этому времени в основном мы считали дивизию укомплектованной, части сколоченными; лётный состав был введён в строй, отлетался. В отношении технического состава нужно сказать, что он во главе с инженером Большаковым работал очень много, работал буквально и день и ночь, и бывали и такие случаи, что техники монтировали моторы М-105 на Як-1, и всё это в полевой обстановке. Так что такой самоотверженный труд мог быть только у людей, которые впереди имели в виду только победу и ради этой победы они делали всё, что было в их силах. Работать приходилось всё время, как я сказал, в полевых условиях, не было необходимых приспособлений, не было таля, надо было как-то приспособиться, чтобы снять или поставить мотор. И технический состав выходил из всякого затруднительного положения, делал всё необходимое, и материальную часть мы тогда очень сильно подтянули.