[30].
Для советского командования война с Финляндией явилась тяжелым уроком. Она вскрыла глубоко укоренившуюся слабость военной структуры. Финский маршал Карл Маннергейм метко сравнивал действия советских войск с игрой оркестра под управлением плохого дирижера, в котором музыканты не способны придерживаться общего ритма. Как позже признали сами русские, многие из офицеров «не имели ясного представления о современной войне» и не могли ни планировать, ни командовать, ни организовать взаимодействие войск[31].
Военному престижу Советского Союза за рубежом был нанесен огромный урон, который, возможно, стал еще более болезненным после недавних успешных боев против японской армии на озере Хасан и на реке Халхин-Гол на Дальнем Востоке.
Возможно, именно опыт войны с Финляндией побудил И.В. Сталина настойчиво пытаться любой ценой избежать столкновения с Германией. Вскоре после нее Советский Союз начал демонстрировать открытое стремление не дать вовлечь себя в крупный военный конфликт на любой стороне. Когда в апреле 1940 г. немецкие войска заняли Норвегию под предлогом опередить в этом англичан и французов, которые намеревались через Норвегию направить войска в помощь финнам, в Германии были уверены, что придется объяснять этот шаг русским. К безмерному удивлению немецкой стороны, это вторжение вызвало у русских «огромный вздох облегчения», даже несмотря на то, что советско-финская война к тому времени уже закончилась[32].
Насколько значительными были недостатки, выявленные в ходе той войны, продемонстрировали последовавшие за ней реформы в Красной армии. В апреле 1940 г., сразу же после окончания боевых действий, в армии отказались от прежних схематичных и чересчур упрощенных уставов и наставлений и приступили к созданию системы подготовки командных кадров, ориентированной на реальные боевые действия. В мае были восстановлены генеральские и адмиральские воинские звания и отменены некоторые другие пережитки уравниловки, остававшиеся в армии со времен революции. В августе был упразднен институт комиссаров. Тем не менее на состоявшемся в декабре 1940 г. совещании командного состава отмечалось, что подготовка офицеров в значительной степени продолжает оставаться шаблонной и что в вопросе развития инициативы и гибкости удалось добиться лишь незначительных успехов[33].
Советскому Союзу удалось добиться впечатляющих успехов в разработке новых вооружений. Так, были созданы реактивные системы залпового огня знаменитые «Катюши», оснащенный дизельным двигателем средний танк Т-34, скорость, броня и вооружение которого превосходили любой из немецких аналогов. Кроме того, на вооружение Красной армии поступил самый тяжелый в то время танк КВ («Климент Ворошилов») также с дизельным двигателем и весом почти 60 тонн (КВ-1 весил 47,5 тонны, КВ-2 – 54 тонны. – Ред.). Однако ко времени начала немецкого вторжения новые танки и ракетные системы, а также новые модели боевых самолетов еще не были запущены в массовое производство (запущены были, но выпущено было недостаточно, хотя и не так мало – к 22 июня 1942 г. РККА имела 1225 Т-34 и 639 КВ. – Ред.). Производство вооружений, как это предусматривалось пятилетним планом, находилось на высоком уровне и постоянно росло, но при этом не уделялось должного внимания выпуску новых образцов[34]. (В 1939–1941 г. были предприняты чрезвычайные меры по внедрению и производству именно новейших образцов техники. – Ред.)
Очевидно также и то, что советское командование не смогло сделать правильных выводов из побед, одержанных Германией в Европе. В качестве главной причины поражения Польши и Франции виделось отсутствие у войск воли к сопротивлению, а также деятельность в этих странах так называемой «пятой колонны»[35].
Такие объяснения, спроецированные на период крупных поражений Советского Союза, порождали обстановку всеобщей бессмысленной подозрительности, а временами и парализующего страха. Кроме того, советское командование не имело четкого представления о том, как будет проходить начальный период войны. Предполагалось, что сначала обе стороны должны провести мобилизацию и стратегическое развертывание, следовательно, в течение нескольких недель не будут в состоянии проводить крупные операции. Из этого следовало, что войска пограничных округов в состоянии сами сдержать наступление противника до тех пор, пока не будут завершены мобилизационные мероприятия в Красной армии, и она не будет в состоянии перейти в наступление[36].
В июне 1941 г. оборона западных областей Советского Союза была возложена на Ленинградский, Особый Прибалтийский, Особый Западный, Особый Киевский и Одесский военные округа[37].
В случае начала войны командования военных округов преобразовывались во фронтовые командования (аналог немецких групп армий). Всего в составе фронтов предполагалось иметь 12 армий, три из которых дислоцировались в районе советско-финской границы, а остальные девять должны были прикрывать территорию страны от Балтийского до Черного морей[38].
Трудно поверить в то, что западные военные округа перед войной находились в том плачевном состоянии (как это было принято считать в постсталинские времена при Хрущеве. – Ред.), вряд ли они были готовы к подобным испытаниям. Почти на всем протяжении границы войска располагались в районах, которые еще два года назад (а некоторые – Северная Буковина и Бессарабия – и год назад) не принадлежали Советскому Союзу. Пограничные укрепления и линии коммуникаций все еще находились в стадии строительства. Гораздо лучше оборудованная так называемая линия Сталина, проходившая за старой границей страны, к тому времени была заброшена (преувеличение. – Ред.) и даже не упоминалась в военных планах[39].
Более глубокий анализ позволяет сделать вывод о том, что в то время Красная армия представляла собой громоздкий механизм с непредсказуемыми результатами применения даже в самых благоприятных условиях и очень малой надеждой на успешные действия при неожиданном нападении. Она была поставлена перед необходимостью действовать в обстановке почти полной внезапности, что характерно для всех современных войн. Директива, оповещающая военные округа на границе о том, что страна находится на пороге войны, была передана туда в 00.30 22 июня. Через три часа, прежде чем это предупреждение дошло до войск на границе, германская армия вторглась на советскую территорию[40].
Поскольку советская сторона неохотно публиковала данные статистики, почти все данные, касающиеся численности советских войск (и, в гораздо большей степени, данные о потерях) в тот период, являются приблизительными. Наиболее авторитетные советские источники говорят о том, что к 1941 г. численность вооруженных сил СССР составляла 4207 тыс. солдат и офицеров[41].
Общее количество советских военнослужащих в западных округах можно оценить как 3 млн солдат и офицеров (2680 тыс. – Ред.). Вне всякого сомнения, планы мобилизации предусматривали немедленный массовый призыв в армию сразу же после начала боевых действий. Не подлежит сомнению и то, что эти планы удалось частично выполнить даже в условиях, в которых оказалась страна после немецкого нападения.
В технике и вооружении Красная армия имела впечатляющее количественное превосходство, однако качественно и то и другое в основном уступало немецким образцам. Например, из дислоцированных в Европе примерно 6 тыс. самолетов (6500. – Ред.) а весь парк боевой авиации вооруженных сил СССР состоял из примерно 8 тыс. машин (всего имелось 16 тыс. боевых самолетов, но часть требовала ремонта, а 5 тыс. находилось на Дальнем Востоке и на южной границе. – Ред.), только 1100 были самолетами новых типов. По данным немецкой разведки, на вооружении танковых частей и соединений близ границы Советский Союз имел 10 тыс. танков (на самом деле 12 378. – Ред.) а всего в Красной армии было 15 тыс. танков (на самом деле около 23 тыс. – Ред.)[42].
Подавляющая часть этой техники представляла собой машины устаревших типов, однако в западных военных округах имелось примерно 1475 новых танков КВ и Т-34, каждый из которых превосходил любой танк противника [43].
Производство новейших образцов вооружения росло стремительными темпами. Так, за первые пять с половиной месяцев 1941 г. было выпущено 1500 танков КВ и Т-34 (в предыдущем году было произведено всего 400 единиц этой техники).
Подводя итог, можно сказать, что в начальный период войны Советский Союз не столь уж явно уступал Германии (за исключением господства в воздухе), а в течение очень короткого времени имел все возможности превзойти противника в численности войск и, возможно, в производстве вооружений.
Испытав шок от вторжения, советское правительство приняло ряд вполне предсказуемых решений, направленных на централизацию военно-политического руководства страной и дальнейшее повышение роли коммунистической партии. 23 июня 1941 г. была создана Ставка Главного командования Красной армией, которую возглавил народный комиссар обороны Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко[44].
В тот же день был восстановлен институт армейских комиссаров, которые получили равные полномочия с командирами. Спустя неделю вся государственная власть, включая контроль над вооруженными силами, была сосредоточена в руках Государственного Комитета Обороны (ГКО) в составе пяти человек, который возглавил И.В. Сталин. Важный пост в ГКО занимал нарком внутренних дел Лаврентий Берия, подчиненные которому войска НКВД (тайная полиция) занимали позиции за линией фронта с целью вылавливать дезертиров и не допускать отступления без приказа