Явленіе, аналогичное съ тѣмъ, которое замѣчается и въ средѣ трудящихся несознательныхъ массъ. Вмѣсто того, что бы направить всѣ силы всей массы на низверженіе эксплоатаціи однихъ другими, каждый стремится выбиться изъ рядовъ эксплоатируемыхъ и встать въ ряды эксплоатирующихъ.
Результаты и тамъ и тутъ получаются одинаковые обезсиленіе всей группы.
Это то безсиліе и является особенно характернымъ для воровъ, какъ группы.
ГЛАВА V
Казалось бы въ прямомъ противорѣчіи съ безсиліемъ воровской группы стоитъ тотъ фактъ, что воры, занимая нелегальное положеніе, находясь внѣ закона и подвергаясь жесточайшимъ преслѣдованіямъ, все же существуютъ тысячелѣтіями. — Не говоритъ ли это. напротивъ, о стойкости и живучести группы?
Нѣтъ, конечно. Противорѣчіе тутъ только кажущееся. Существованіе воровъ изъ тысячелѣтія въ тысячелѣтіе нисколько не зависитъ отъ стойкости самой группы. Они существуютъ просто, какъ необходимое и неизбѣжное зло извѣстнаго общественнаго строя. Этимъ строемъ они нарождаются, имъ же и поддерживаются. И если смотрѣть на нихъ съ этой точки зрѣнія, то становится ясно, что по отношенію къ нимъ существуетъ двойственная политика. Съ одной стороны ихъ какъ бы стремятся уничтожить, а съ другой создаютъ такія условія жизни, которыя прямо толкаютъ часть людей въ омутъ воровской жизни.
Ежедневно, ежечасно масса людей выбрасывается на улицу, и тамъ оставляется, безъ крова, безъ хлѣба, безъ надежды заработать что нибудь.
Предъ этими массами встаетъ угроза: голодной смертью, на морозѣ, подъ воздѣйствіемъ стихій. Предъ ними въ извѣстный моментъ встаетъ диллема: или умирай съ голоду или воруй… Часть изъ нихъ идетъ воровать, не желая или не имѣя силъ умереть съ голоду.
И если бы «господа жизни» серьезно поставили себѣ цѣлью совершенно искоренить воровство и воровъ, то имъ пришлось бы начать съ изданія закона о правѣ на трудъ для каждаго безъ исключенія. Но такого закона они, какъ извѣстно, не могутъ издать, пока существуетъ капиталистическій строй, всецѣло опирающійся на прибавочной стоимости.
Для этой стоимости необходимы рабочіе резервы. Они существуютъ въ интересахъ капитала, въ интересахъ самого строя. Уничтожить ихъ, значитъ уничтожить конкурренцію труда, уничтожить возможность эксплоатаціи этого труда, отказаться отъ этой эксплоатаціи, какъ не дающей никакой прибыли.
На такой шагъ капитализмъ никогда не рѣшится да, пожалуй, въ этомъ и нѣтъ нужды. Въ сущности профессіональное воровство не такъ уже страшитъ его, какъ это принято думать. Весь вопросъ тутъ сводится къ нѣкоторому накладному расходу, и небольшому, при томъ же. Въ остальномъ воръ, пожалуй, даже болѣе удобная единица, чѣмъ безработный рабочій. Въ то время, какъ съ послѣднимъ иногда приходится считаться и очень считаться, перваго всегда можно взять за шиворотъ и водворить въ тюрьму, на девятикопѣечное довольствіе, т. е. тратить на его содержаніе меньше, чѣмъ обходится обществу содержаніе всякаго нищаго.
Очевидно, что особенно серьезной борьбы съ такимъ врагомъ не можетъ быть. Онъ и безъ того неопасенъ и не дорого стоитъ, а борьба съ нимъ, пожалуй, обошлась бы дороже его существованія. Поэтому капиталистическій строй и ограничивается въ этой борьбѣ урегулированіемъ количества воровъ, что и достигается содержаніемъ извѣстнаго числа мѣстъ въ тюрьмѣ, небольшимъ количествомъ судей и нѣсколько большимъ количествомъ полицейскихъ чиновъ.
Давленіе производится какъ разъ, въ такой мѣрѣ, чтобы безъ крайней нужды никто не шелъ воровать. Иначе говоря, взаимодѣйствіе крайней нужды и голода съ одной стороны и давленія организованной власти съ другой даютъ въ результатѣ какъ разъ то, чего капиталистическій строй добивается отъ всякаго свободнаго отъ собственности индивидуума. Удовлетворяется минимумъ потребностей, не больше. Этотъ вѣчный принципъ капитализма дѣйствуетъ и туть такъ же, какъ и вездѣ и всюду.
— Не дальше минимума потребностей!
А разъ это соблюдается, значитъ можно быть спокойнымъ и даже покормить праздничными калачами запертыхъ за рѣшеткой «враговъ».
Не все ли равно, чѣмъ добываетъ себѣ удовлетвореніе крайняго минимума потребностей находящійся въ резервѣ: нищенствуетъ, воруетъ или живетъ за счетъ суммъ профессіональныхъ союзовъ?
Послѣдній источникъ, пожалуй, даже менѣе пріятенъ владѣльцамъ капитала, чѣмъ два первыхъ. Находящійся на иждивеніи рабочаго союза, до извѣстной степени теряетъ свою полезность голодной резервной единицы, понижающей цѣну на трудъ. Тогда какъ о первыхъ двухъ это не всегда можно сказать; они далеко невсегда выходятъ изъ рядовъ угрожающаго рабочей арміи резерва.
Уже изъ этого видно, что натискъ общественной организаціи въ борьбѣ съ воровствомъ далеко не цѣликомъ падаетъ на однихъ воровъ. Прямого и рѣшительнаго удара, какъ видите, тутъ нельзя нанести, такъ какъ при такомъ ударѣ неминуемо пострадали бы многія весьма полезныя капитализму единицы и группы.
Тутъ выгоднѣе дѣйствовать въ обходъ и стороной. Такъ оно въ сущности и есть. Не прикасаясь къ источникамъ размноженія воровства, капиталистическій строй стремится прежде всего создать въ средѣ самого общества противодѣйствующую силу, постоянную и равномѣрно распространенную на всѣ общественныя группы.
Выполненіе этой задачи возлагается на школу, религіозныя учрежденія и на семью. Эти три учрежденія призваны совмѣстно вселить въ человѣка еще съ младенчества ужасъ и презрѣніе къ ворамъ и къ воровству. Ужасъ и презрѣніе всасываются, такимъ образомъ, съ молокомъ матери и затѣмъ взращиваются и укрѣпляются въ теченіе всей жизни.
— Лучше умереть, чѣмъ посягнуть на чужую собственность!
Вотъ то общее настроеніе, подъ покровомъ котораго находится владѣніе собственностью. И тамъ, гдѣ нѣтъ этого настроенія владѣніе собственностью становится болѣе затруднительнымъ.
Какъ на примѣръ въ этомъ отношеніи можно указать хотя бы на порубку лѣсовъ.
Лѣсъ, въ крестьянскомъ мнѣніи, ничей, онъ Божій, и созданъ для всякаго, — и въ результатѣ этого мнѣнія получается своеобразное явленіе. Вообще къ воровству крестьяне относятся крайне отрицательно; пойманнаго вора они бьютъ до полусмерти, а часто и до смерти, — къ воровству же растущаго лѣса у нихъ какъ разъ обратное отношеніе. И никакіе карательные законы не въ состояніи охранить лѣса отъ порубки. Таково же отношеніе и тѣхъ же крестьянъ къ дичи на поляхъ, къ рыбѣ въ рѣкахъ. Общественная мораль (крестьянская) разрѣшаетъ пользоваться дичью и рыбой всякому, гдѣ бы онѣ не находились, безразлично: въ своихъ поляхъ, рѣкахъ и озерахъ или въ чужихъ. Это не преступленіе. И законъ безсиленъ бороться съ этимъ, какъ владѣльцы лѣсовъ, дичи и рыбы ни стараются отточить остріе его меча. Оно притупляется о камень крестьянской психологіи.
Нѣтъ никакого сомнѣнія, что если бы въ народныхъ массахъ существовало такое же отношеніе и къ собственности вообще, если бы создалось общее мнѣніе, что произведенное всѣми никому не принадлежитъ, и всякій можетъ брать столько, сколько ему нужно, — то владѣніе частной собственностью встрѣтило бы значительно большія затрудненія.
Заповѣдь: не укради! — во всякомъ случаѣ болѣе сильный стражъ, чѣмъ какая бы то ни было государственная организація.
Зодчіе капиталистическаго зданія это слишкомъ хорошо знали всегда — и именно эту заповѣдь положили во главу угла совокупности всей морали.
Нѣтъ никакого сомнѣнія, что убійство человѣка болѣе страшное преступленіе, чѣмъ кража кошелька. Этого никто не отрицаетъ, ни даже сами законы капиталистическихъ государствъ, налагающіе за убійство болѣе тяжкое наказаніе, чѣмъ за кражу. Однако, наряду съ этимъ, никакое убійство не падаетъ на человѣка такимъ позоромъ, какъ кража кошелька. Почему? — спросите вы.
Потому что на кошелькѣ покоится все зданіе данной общественной организаціи. Поэтому то заповѣдь, охраняющая этотъ кошелекъ отъ посторонней руки, и разрабатывается съ особой тщательностью, проводится чрезъ три инстанціи и укрѣпляется, какъ никакая другая. Можно даже сказать, что всѣ остальныя заповѣди весьма и весьма поистерлись, а эта одна горитъ все большимъ и большимъ блескомъ.
— «Не сотвори себѣ кумира» — это пустяки! Твори, сколько хочешь, кумировъ и какихъ угодно, никто на тебя за это и косо не посмотритъ.
— «Не пріемли имени господа твоего всуе?» — О, пожалуйста! Это просто предразсудокъ. Пользуйся именемъ твоего господа, какъ и всякимъ благопріобрѣтеннымъ…
— «Помни день субботній?» — Это выдумка соціалистовъ, для поощренія лѣни рабочихъ.
— «Чти отца твоего?» — Это да, но поскольку онъ является хранителемъ устоевъ капитализма. А ежели онъ крамольникъ, то вмѣняется тебѣ въ обязанность взять твоего отца за шиворотъ и тащить съ дворникомъ въ участокъ. И не только отца, но и мать, и бабушку, и брата, и сестру и всякаго ближняго. Позоромъ это считается только на крайней лѣвой.
— «Не убій?» — Ну, это смотря, какъ, гдѣ и когда. Убійство само по себѣ дѣйствіе безразличное, дурнымъ же или хорошимъ можетъ быть, смотря по обстоятельствамъ. Оно можетъ быть даже актомъ «благородства», какъ, напримѣръ, убійство на дуэли, на войнѣ.
— «Не прелюбы сотвори?» — Пережитокъ. Нынѣ эта заповѣдь замѣняется совершенно другой: женщины побѣжденныхъ принадлежатъ побѣдителямъ, — а вообще всякая женщина должна быть покорна тому, у кого есть кошелекъ.
— «Не послушествуй на друга твоего свидѣтельства ложна?» — О такихъ пустякахъ не стоитъ и говорить. Это не только пережитокъ, но и забытый пережитокъ, давнымъ давно сданный въ архивъ жизни и тамъ истлѣвшій безъ слѣда.
— «Не пожелай жены ближняго твоего?».. Но вѣдь это, во первыхъ, самое пріятное препровожденіе времени, во вторыхъ, это самое пожеланіе придаетъ человѣку свѣтскій лоскъ, кладетъ на него отпечатокъ пріятнаго во всѣхъ отношеніяхъ мужчины. Что и за мужчина, если онъ не вожделѣетъ къ чужой женѣ! Истинно свѣтскій человѣкъ самъ идетъ къ женѣ ближняго своего, а ближнему предоставляетъ свою жену.
Но, можетъ быть, первая заповѣдь объ исключительной авторитетности Бога осталась въ силѣ.