САГА О ТЁМНЫХ ГЕРОЯХРождение Кровавой легенды
(Отблески старого мира)
Смотри! Ты видишь всё.
Ярок был когда-то, свет славы боевой,
Что в сотнях битв его мечом добыта,
Теперь он стар, угасла сила,
Ест и спит, в моче лежит рванина словно,
Такой судьбы ты хочешь?
В позоре умирать, забытый всеми?
И что же, мужчины скажут, у твоего костра?
Он был в говне, вонял подобно псине?
Забыта будет слава, исчезла сила.
Ты стар, слабеют руки – ты хочешь,
Уйти ты хочешь словно псина?
Вот твой меч, вот твой враг – иди, прими последний бой,
Уйдя с великой славой, в веках своё оставив имя,
И весть о подвигах своих, оставь ты в памяти других.
Иль сдохни словно псина.
Часть одной из боевых песен (предположительно) Славного города Нара.
Письмена найдены в руинах древнего города Нара, на крупном обломке каменной плиты, предположительно, являвшейся частью стен некоего храма, расшифрованы и переведены (точность перевода пока стоит под вопросом) доктором исторических наук Кнсаром Архилас.
***
Тёплый ветер, почти с нежностью касался его тела. Это было приятно – приятнее, чем обычно. Хотя и не было ничего не обычного в том, что он делал сейчас. Он не понимал, не думал, просто чувствовал, не умел он как-то иначе.
По сути, его вёл инстинкт – он не думал о том, что делает и почему, он просто не умел этого делать. А если бы умел – захотел бы? Лишь одним Богам известно это, лишь одним Богам этой древней земли, ими давно позабытой.
Впрочем, никто не знал наверняка, ведь Боги могли и не забыть, они могли…, впрочем, такие мысли были куда как сложнее и вовсе не возможны они для него.
Сейчас его вёл простой и самый первый, самый знакомый инстинкт – знакомый всем, кто жив сейчас или жил когда-то. Да и те, кто мёртв, знают прекрасно, что такое этот инстинкт – одни только помнят, каким он был и пытаются утолить то, чего уже давно нет. Другие не избавились от него и после смерти, для них, он вечное проклятье.
Голод – инстинкт, знакомый всем. Даже тем, кто не считает голод инстинктом или хотя бы рефлексом он прекрасно знаком. Как бы и кто бы его не назвал, а голод всегда остаётся одним и тем же, тебе хочется есть, и всё что ты можешь сделать - недолго потерпеть. И лишь закончатся мгновения те краткие, воля сломается в труху и жажда голода, овладеет всем, что ты называешь собой. Если же терпение сильно твоё и крепок дух, голод долго не захватит власть над тобой - может даже два дня, а может и три. Или даже целых пять!
А потом голод захлестнёт тебя с головой и в мыслях останется место лишь одному желанию, место для одной лишь мысли – что-то сожрать и сожрать прямо сейчас!
У него мыслей не было. Он просто хотел есть и всё. А ещё он чувствовал, где еда скоро будет.
Расправив крылья, он позволил потоку ветра нести себя – теперь он снижается, но очень медленно и, подняв одно крыло, забирает немного вправо. Он кружит над местом, что вскоре подарит ему много сочного, вкусного мяса. Сейчас там никого нет, но очень скоро, внизу, на зелёной траве появятся те, кто ещё жив. А, спустя некоторое время, живые станут теми, кого он сможет съесть.
Но этих мыслей у него тоже не было – они нужны лишь тем, кто не умеет жить. Его крошечный разум не тратил время на создание долгих и бесполезных мыслей. Там, где некоторые существа думали, попусту тратя энергию и время, там, он просто действовал. Впрочем, иначе, тратя время на пустые мусли, ему было бы сложно выжить – степь не слишком-то богата на еду. Пусть рядом леса, а за ними река, где в воде плещется жирная рыба, пусть там еды навалом – пусть, ему всё равно там делать нечего. Он слишком большой и тяжёлый, что б успевать взлетать с берегов рек, укрытых пышным кустарником и густыми травами. Ему не удастся мягко приземлиться в лесу, да и не увидит он, куда ему там садиться. А как он будет взлетать из леса, этого ужасного царства густых теней и кривых ветвей? Увы, но там его самого сожрут в два счёта. Причём сожрут живьём. Но он не думал об этом – просто не умел. Он всё это уже знал и чувствовал. Ему не нужно было думать, он просто знал и всё. Мысли, рассуждения – всё это слишком долго и затратно. Куда проще реагировать сразу, чем размениваться на длинные витиеватые мысли, в которых никакого практического смысла нет.
Кто реагирует – он толстый, пушистый и всем довольный.
Кто думает – он худой, неподвижный и мёртвый.
Такова правда жизни, увы.
Долго ждать не пришлось. Он и не появился бы здесь, если бы пришлось ждать слишком уж долго, зачем? Если можно полететь в другое место, где еда есть уже сейчас или будет вот-вот.
Он обогнал их совсем ненамного. Острое зрение вычленило из зеленого моря луговой травы и высокой густой стены лесов, вереницы людей идущих навстречу друг другу. Он не знал, не мог это всё обдумать – он просто чувствовал, что очень скоро, примерно в этом месте, вереницы встретятся и у него будет огромный, богато заставленный стол.
Одна лишь проблема – со стороны солнца летит ещё несколько таких же, как он.
Издав резкий пронзительный крик, полный некоторого разочарования, он продолжил кружить над своим столом, коим была вся эта степь - увы, ему так редко удаётся пообедать в гордом одиночестве…
Арагон двигался во главе колонны. За ним шёл большой отряд Шеди – не такой большой, каким он был всего неделю назад, но и не слишком сильно сократившийся за время похода. А кроме них, в колонне двигалось и то, чего раньше там не было.
Скрипя колесами, медленно тащились по полю тяжелогружёные повозки. В них погрузили всё, что было взято в этом походе. Добра разного там хватало - хозяйственные Шеди, прежде в набегах предпочитавшие брать лишь то, что легко будет продать, ныне изменили вековым традициям.
Как однажды они снова пересели на лошадей, подобно своим древним предкам, так же они взяли на вооружение и некоторые другие забытые традиции и привычки своих пращуров. Теперь Шеди брали всё, что могли использовать или что могли продать, даже если продать могли не быстро или лишь только предполагали, что продать, однажды, смогут.
Повозки регулярно застревали – слишком тяжёлые. Хотя доспехи имперских воинов и рыцарей, уже не отягощали их, всё равно, вес оказался слишком большим для этих телег. Ведь вес доспехов, сменил вес полученного золота и серебра, что не слишком сильно сказалось на общем весе добычи. Охотники Кейлита щедро заплатили за подтверждение гибели знатных и простых имперских воинов. А за некоторых отдали воистину королевское вознаграждение – имперцев они не очень любили. Но некоторых из них поистине ненавидели и жаждали их смерти больше, чем чего бы то ни было.
Проблема повозок, заставлявших их двигаться медленно, не особо беспокоила смуглых Шеди, и их загорелого кехеша с густым гребнем на голове. По случаю этого похода гребень он постриг чуть ниже и покрасил его в кричащие оранжевые тона – что Шеди тоже не смутило. А зря. Привыкли они, что их кехеш регулярно перекрашивает гребень на голове, порой отращивая его подлиньше, и иногда постригая так, что его практически не было видно.
Столь ярко он его ещё не окрашивал. Это должно было заставить их задуматься. Как и оставшихся воинов Славного города Тара. Но никто не обратил внимания…
Все неурядицы с повозками решали рабы, во множестве взятые в этом походе. Застрянет телега – толкают, не справляется лошадь, вместе с лошадью запрягают несчастных в повозку. В общем, рабы не скучали, что тоже имело свою цель. Изнурённый переходом раб, имеет гораздо меньше сил на побег, чем полный сил и энергии. Шеди о таком нюансе понятия не имели – традицию брать рабов они помнили, но все нюансы и детали сего промысла, были им полностью забыты. А вот их кехеш, всё прекрасно помнил. И опыт у него есть и знания полезные, каковые смуглые воины переняли на удивление быстро. Впрочем, хорошо забытое старое, не так уж и трудно освоить заново.
Впервые в своей новой истории, Шеди брали рабов в таком количестве и всю дорогу сильно переживали по этому поводу. Переживания их были в основном морального толка. Хотя в целом народ Шеди и отступил от традиций обретенных в последние века, всё же, некоторые этого сделать не смогли, а те что всё же их приняли, многие из них, всё ещё тревожились сомненьями.
Но новые традиции, обретённые в жизни лесной, всё же отступали пред реальностью жизни новой. Запрет на рабов, более уже не имел никакого смысла – их жизнь слишком сильно изменилась.
И всё же, и всё же…
Основная масса рабов в колонне, принадлежала лично кехешу – он по этому поводу не стеснялся вообще и считал, что раб, от сумки с монетами, не сильно отличается. А если и отличается, то только в лучшую сторону – ведь сумку с монетами в богатое платье не нарядишь, по улицам города гулять не отпустишь. Не пройдёт кошель с монетами по рынку городскому, не покажет он всем и каждому, что безумно богат его господин, что всё у него есть и не знает нужды его дом – а что значит это всё, если господин раба того воин арийский? Лишь только одно это означает – удачливей и сильней воина, ты ещё поди поищи, да и то, не найдёшь ты такого второго.
Арагон приподнялся в стременах и обернулся. Губы сами растянулись в улыбке, а взгляд его заблестел от радости – богатая добыча. Но и не в ней даже суть.
Воин сел обратно в седло и коснулся пальцами полосы запёкшейся крови на своей груди – эту рану оставил сильный воин. Такой, что заслужил погребальный костёр. На поле боя, все, кто показал своё право уйти к новой жизни и новому телу с дымом костра, абсолютно все получили эту честь.
Все враги её получили.
А вот Шеди, от погребальных костров решительно отказались. Тела павших они унесли под сень деревьев и похоронили в земле. Арагон тяжко вздохнул – павшие Шеди сражались достойно. Почти все они заслужили погребальный костёр, разве что в нескольких он был не совсем уверен. А они их…, в землю закопали, словно глупых крестьян или чем-то жестоко опозоренных воинов…, увы. В людях народа Шеди всё ещё сильна дикарская жилка. Сделать из них цивилизованных людей, хотя бы отдалённо похожих на сынов Славного города Тара, задача не из лёгких. Может, однажды…