Но вот с физической силой противника он немного просчитался.
Меч Арагона врезался в шлем и перед глазами рыцаря вспыхнули все цвета радуги, в голове загудело, а в висках начала пульсировать сильная боль.
Он отскочил назад, почти ничего не видя перед собой, бестолково махая мечом, что бы зарезать или хотя бы ранить противника, когда он кинется его добивать.
Но он не кинулся.
Арагон удивлённо заворчал, хмуря то, что осталось от бровей. Он вдруг упал на одно колено. И только уперев меч в землю, не упал он и на второе колено. С удивлением ариец перевёл взгляд влево, на свою руку, что так сильно болела и позволяла его бешенству не отступать ни на миг.
Она всё ещё болит. Очень болит.
Но её уже нет.
Последний удар рыцаря не достиг цели, но приблизился к ней.
Руку отсекло у самого плеча. Из обрубка потоком хлещет кровь. У него всего несколько секунд, что бы сделать выбор – затянуть рану тем, чего поблизости нет или, в последней отчаянной попытке, уйти так, как подобает мужчине, как подобает всем сынам Славного города Тара.
Арагон был стар. Он был слишком стар, хотя и сохранил молодость своего тела.
Дары Чёрного Ганга даровали ему молодость и силу, несмотря на то, что он уже давно вступил в свой позорный возраст, несмотря на то, что уже давно должен был принять достойную смерть и отправиться на поиски нового тела для своей прославленной души.
Он не колебался и одной доли секунды.
Арагон вложил в свой рывок всё, что осталось – ярость, боль, обиду от того, что опозорил себя магией, давшей ему молодость и силу в позорном возрасте, хоть и не было в том позора, но сейчас это было нужно ему. Сейчас он должен быть опозорен и унижен, хотя бы в мыслях своих – это даст больше ярости, больше злобы, больше сил для того, что бы принять свою достойную смерть.
Он бросился в атаку на своего врага, ещё не очнувшегося после удара в голову и продолжавшего бестолково махать мечом. Но видел он перед собой не только окровавленный имперский доспех, не только узкую прорезь шлема, в которую нужно ударить. Он видел сейчас и свой погребальный костёр и множество воинов, стоящих там, да наперебой говорящих о его славных подвигах, о множестве битв, которые он прошёл, он слышал, как они кричат имена могучих воинов, что пали от рук Арагона. Он видел как с дымом костра, его душа уходит в небеса и как возрождается она в новом теле, в могучем теле, что в новой жизни затмит славу самого Аргхана, славу Кемера и Логана – он родится для новых сражений и его новое имя, прогремит так, что задрожат и небеса!
Он увернулся от бестолкового удара почти ослепшего рыцаря и с диким рёвом, изо всех оставшихся сил, вонзил меч в прорезь шлема. Меч вошёл точно в цель, рыцарь закричал от страшной боли. Арагон упал, но всё же сумел подняться, что б взвыть от разочарования и вновь шагнуть к своему врагу, в последней попытке уйти с чуть большей славой – он погибнет и это уже достойно его имени, этого достаточно, что бы его душа нашла себе новое сильное тело. Но если он погибнет, убив серебряного льва, этой славы будет достаточно, что б найти самое лучшее тело из всех, что могла родить женщина! Лучшая, сильнейшая, храбрейшая, самая здоровая и плодовитая из всех женщин!
И он не собирался умирать, пока не получит своей последней славы.
Меч пробил глаз, форма острия и чудовищная сила удара, позволили мечу уйти глубоко в шлем. Но этого не хватило, что б пройти дальше – металл поддался, но не особо. Меч застрял.
Завывая от боли, рыцарь нанёс удар перед собой и ощутил, как по руке ударили, меч выпал из его пальцев. В этот момент, уцелевший глаз смог рассмотреть какие-то тени и пятна. Он примерно видел, где враг и больше не думал ни о чести, ни о благородстве. Теперь он пытался просто выжить.
Арагон выбил меч и ринулся вперёд – силы покидали его и уже дрожат ноги. Он чувствовал, что у него не будет больше, чем несколько секунд. Он уже практически мёртв, у него есть шанс лишь на один, может два, удара. Что те удары закованному в металл рыцарю? Тем более, Арагон понимал, что не сможет теперь ударить так, что бы это дало хоть какой-то эффект – силы покидали не только его ноги. Он почти не чувствовал правую руку, пальцы гнулись, но казались чужими.
Ариец видел только один способ – он должен ударить, но лишь в одно место, со всей силы и не кулаком. Его меч прочно застрял в прорези шлема – нужно лишь хорошенько подтолкнуть.
Рыцарь совсем обезумел от боли и страха – ариец видел это. Страх надвигающейся смерти парализовал его мышцы и волю. Ведь рыцарь не только не отступал, он не пытался и обороняться. В ужасе он пятился, выронив свой меч – это хорошо, боевая слава не сбежит от Арагона.
Он умрёт так же достойно, как и лучшие из сынов Тара!
Арагон погибнет, но тот могучий воин, что убил его – погибнет вместе с ним.
И пусть в последний момент, рыцарь проявил позорный страх – не важно, сражался он достойно.
Рыцарь совсем обезумел от ужаса, да так, что даже снял с пояса доспеха гнутую палку, обитую золотом и серебром, явно служившую лишь украшением, а может и показателем его высокого положения в обществе Империи. Скорее всего – палок тех две.
Нет бы попытаться поднять свой меч, так нет же - рыцарь позволил страху затмить свой разум, и взял для свой защиты не меч, а какую-то палку, абсолютно бесполезную сейчас.
Дорогая, наверное, палка, хороший трофей…
Неважно, теперь уже не важно – теперь эти палки продаст не он, не он возьмёт эти доспехи как доказательство своих силы и боевой славы. Но он возьмёт нечто большее, то, у чего нет цены – славную смерть, достойную лучших сынов Славного города Тара!
Безумный рыцарь направил палку прямо на него, и она ткнулась ему в грудь. Арагон поднял руку, что бы сбить палку в сторону и добраться до своего меча, протолкнуть его дальше в череп врага.
Странно, но откуда-то раздался громкий гром, всё заволокло едким дымом, а в груди вспыхнула страшная боль, такая, что он перестал ощущать пульсирующую боль обрубка своей левой руки.
Он едва не упал – почему-то, всё тело стало очень тяжёлым, ноги едва держат.
Взгляд арийца опустился вниз, когда порыв ветра снёс дым в сторону. В его груди зияет опалённая, кровоточащая дырка с палец размером.
Магия…, рыцарь оказался колдуном…, теперь-то всё становилось понятно и его невероятная ловкость и физическая сила – этот рыцарь владел магией, на самом деле, он колдун.
Рыцарь отбросил палку и вытащил из-за пояса вторую, направив её в лицо арийца.
Последнее, на что хватало сил, Арагон сделал сейчас – злобно скаля зубы и рыча, он вывернул руку колдуна, направляя магическую палку тому прямо в голову. Меч, так и торчит в шлеме колдуна, но теперь, сил не хватит, что б закончить начатое. Странно, что ему удалось хотя бы руку колдуна повернуть в сторону – откуда только силы взялись…
Грянул тот же колдовской гром, в глаза полез дым, и Арагон отступил громко кашляя.
Уже после первого шага назад, ноги отказались слушаться. Ариец свалился на спину и увидел над собой бездонное голубое небо. Ничего вверху, только это небо – бесконечный синий котёл, огромная небесная чаша, в которой Алианда проделала так много дырок, что через них видно тысячи огоньков.
И зачем эта глупая баба делала так много дырок? Зачем, зачем…, выдумана она тупыми крестьянами, а на самом деле и не было той бабы никогда. Как и любых богов. Их просто нет. Но, надо признать, фантазия крестьян создала очень красивую каменную бабу. Хорошая получилась баба, если бы она была не из камня, то очень хорошая. Правда, грудь маловата, много детей ей не выкормить…
Арагон перестал ощущать своё тело, не мог пошевелиться. Жутко клонило в сон, но он сопротивлялся как мог – нужно поднять голову, посмотреть, убедиться, что его слава не была упущена, что могучий воин Империи, тоже пал в этом бою.
На миг Арагон ощутил страх – рядом ведь нет никого из сынов Тара. Шеди другие, они слабые, хотя во многом и нравятся ему. Шеди могут не понять, что на погребальном костре должны быть погребены все павшие в этом бою рыцари. Он должен им сказать об этом, что бы они точно не забыли, что бы они отвезли все тела в Нар. Прежде выслав гонца, что бы все арийцы смогли прибыть до того, как тела сильно испортятся, что бы могли встретить их на обратном пути. Они должны стоять там и говорить его духу, уходящему с дымом костра, о его подвигах, о силе его врагов и о том как…
Он чувствовал, что всё это говорит, он почти кричал всё это…
Глаза арийца остекленели.
Один из последних сынов Славного города Тара, только что умер.
Умер славной смертью, достойной самого Аргхана.
***
Нкесх судорожно сжимал лук, наблюдая за битвой кехеша и серебряного льва. Он лучше прочих понимал, что эта битва значит для кехеша, но всё внутри взывало к тому, что б немедленно атаковать и попытаться убить и серебряного льва и оставшихся рыцарей, лишив своего кехеша того, что он ценил больше всего в этом мире. Лишив его возможности самому убить своих врагов. Кехеш будет в бешенстве от подобных действий, но…
Этого просто нельзя допускать!
Нкесх уже понял что происходит, он видел это в безумных глазах израненного и искалеченного кехеша. Пусть с такого расстояния он не мог глаз его разглядеть, но он знал, что в них сейчас горит.
Сейчас кехеш шёл в свой последний бой…, иногда, Нкесху казалось, что Арагон уже давно сражается только с одной целью. Странной, непонятной ему целью – пасть от руки достойного, убив десятки врагов прежде, чем пасть самому. И сейчас…, уже слишком поздно, да и не смог бы он ничего сделать…, наверное, не смог бы. Магический посох изверг клуб дыма и незримое колдовство, оставившее на теле кехеша смертельную рану. Теперь уже ничего не поделать.
Странно, но кехеш не упал замертво – он всё равно продолжал сражаться, словно в него вселился сам Барг! Впрочем, очень скоро всё закончилось. В последнем отчаянном усилии Арагон направил магический посох колдуна на него самого. Прямо в его повреждённый шлем.