Анастасия РазумовскаяОтдай туфлю, Золушка!
Глава 1Спасти Золушку
Мне навстречу летят огни, фары слепят глаза. Позади орёт пьяный Серёга, его лапы сжимают мою талию. Ночь, а потому трасса практически пуста.
— Дом мой — покой, — кричит он мне на ухо, — бог сна, вечная тьма…
Я подпеваю. Правда вряд ли наш вой можно назвать песней. У Горшка определённо лучше получалось! Ветер обжигает лицо прохладой. Вдруг Серёга начинает целовать мою шею. Там, где над седьмым шейным позвонком чёрный дракончик кусает шипастую розу.
— Отвали, Серый, — рычу, но он, кажется, не слышит.
Ветер не даёт слышать.
— Детка, ты такая вкусная! — хрипит пьяно.
И его рука ползёт мне под косуху, туда, где грудь натянула футболку.
Сволочь!
— Руки убрал! — ору ему, на секунду обернувшись назад…
— Прости, сестрица Дризелла. Матушка просила тебя просыпаться. Платье уже готово, и нужно примерить…
Чей это занудный голосок, похожий на блеянье овечки? Я морщусь и просыпаюсь.
Безвкусно, но богато оформленная комната. Пыльный бархатный полог, расшитый золотыми нитями. Запах слежавшихся вещей в давно непроветриваемом помещении. И — она. Худенькая девчушка с большими голубыми глазами, длинными тёмными ресницами, пухлыми губками и золотыми кудрями. Миниатюрная, словно куколка.
— Помолчи, — хриплю и моргаю. — Ну у тебя и голос! Всё равно что мышь пищит.
Розовый ротик скорбно поджимается. Тёмные ресницы ложатся на щёчки. Девица была бы даже вполне себе ничего, если бы не перемазалась основательно в чём-то сером.
— Как тебя зовут? — задаю я вполне логичный вопрос.
Но замарашка снова бросает на меня удивлённый взгляд, как если бы я сказала какую-то несусветную глупость.
— Синдерелла, — шепчет. — Дризелла, что с тобой?
Как? Как она меня назвала⁈
Отчаянно тру виски, зажмуриваюсь.
Бред.
Это не моё имя! Это не моя комната!
Рывком спрыгиваю с высоких перин. Это не моя кровать! Я совершенно точно не сплю на семи перинах. Открываю глаза с надеждой на реальность, но Синдерелла всё так же тупо смотрит на меня.
— Ты не пробовала умываться? Ну, хотя бы иногда? — спрашиваю её.
В голубых глазах сверкают слёзы кроткой обиды.
— Я умываюсь каждый день, — робко возражает девчонка, — но я же сплю в золе, конечно, я…
И замолкает, испугавшись. Меня испугавшись!
Капец.
Просто капец.
Но этого же не может быть? Я же не могу быть старшей сестрой Золушки, правда? Но если я не она, то кто — я?
— Принести тебе платье, Дризелла? Я шила его всю ночь, не покладая рук!
— Вы имя поужаснее не могли придумать? — огрызаюсь зло. — Драздраперма, например. Или Кукуцаль?
— Ч-что?
— Проехали. Дризелла так Дризелла. Зови меня просто Дрэз.
— Хорошо, Дризелла.
— Дрэз.
— Дрэз, — повторяет девчонка послушно. — Принести тебе платье?
— Валяй.
Она уходит.
Так, что там… Бал, туфли, принц? И ещё фея крёстная, я ведь ничего не перепутала?
Я снова закрыла глаза, помолчала, глубоко вдыхая-выдыхая, чтобы прийти в себя.
Так, Дрэз, или как там тебя… Всё — нормально. И то, что я не помню, как меня зовут по-настоящему — нормально. И то, что я — сестра, мать её, Золушки, и то, что… С кем не бывает, в конце концов? Я просто сплю, и это — очевидно. И во всём нужно искать положительные стороны, не так ли?
Ну что ж…
Я правильно понимаю, что тот самый бал прям сегодня произойдёт? А, значит, у меня есть шанс как следует повеселиться. Притом дважды: сначала на выборе невест, а затем на свадьбе собственной сестрёнки. Отлично! Разве нет?
Так, а, кстати, где у них тут моются и чистят зубы?
Я пристально оглядела комнату, но никаких дверей, кроме той, через которые вышла Золушка, не нашла. Ну, нет, а — контрастный душ? Ну там… кофе утренний? Овсянка на завтрак? И вообще, где моя одежда?
О… штанишки. Чуть ниже колен, с бантиками и кружавчиками, но всё же… Правда, больше на пижамные похожи… Я скинула длиннющую, словно саван, сорочку и напялила шортики. Нашла валявшуюся рубаху. М-да… До самых колен. Это тебе не футболка. Вполне себе как платье можно носить. Не очень люблю длинные рукава, но — что делать. Выбирать не приходится.
В комнате нашлось зеркало — поясное. Я полюбовалась на саму себя. Да уж. Пьеро. И взлохмаченная шапка стриженных — до середины шеи — тёмно-русых вьющихся волос вполне подчёркивает этот самый образ. Трагично. Нелепо. Неуклюже.
Интересно что сон не изменил мою внешность. Всё тот же курносый нос, карие глаза и совершенно невыносимая верхняя губа, которая то и дело задирается вверх. Ай, да плевать!
Когда сестрица вернулась, я уже во всю приседала.
— Дризе… Дрэз? Что ты делаешь⁈
Она что, никогда не видела гимнастику? Но эта мысль тотчас выскочила из моей головы, едва я увидела платье… Лимонно-жёлтое. С фиолетовым плоёным воротничком. С лентами вырвиглазно-розового цвета. И такими же воланами.
— Что это? — прохрипела я и закашлялась, пытаясь вернуть голос.
— Правда красиво? — восторженно залепетала сестрица. — Я шила его всю ночь! Давай побыстрее примерим, чтобы я могла исправить, если вдруг что не так.
Всё. Всё, родная, не так.
Но я заглянула в невинные, такие аж… по-детски простодушные глаза и не смогла её обидеть. Нет, ну как ей сказать, что этим платьем можно убивать наповал? По крайней мере тех, кто обладает хоть каким-то вкусом.
Я послушно стянула рубаху через голову. Золушка выпялилась на меня, как баран.
— Зачем ты снимаешь камизу?
Чё? Но я, конечно, догадалась, что означал незнакомый термин. Сорочка, блузка… Надела обратно, а то сестричка при виде моей обнажённой груди потупилась и заалела, словно маков цвет. Золушка помогла мне напялить все сто четыре (или сколько их там?) нижних юбки, а затем принялась затягивать корсет. И вот тут-то мне поплохело.
— Рёбра, — хрипела я. — Не ломай мне рёбра…
Я всё же смогла вырваться из её нежных ручек.
— Дрэз, но так твоя талия недостаточно тонка! — в отчаянии воскликнула сестричка.
— Достаточно. Распусти чуток.
— Но ты будешь выглядеть толстой! А ведь принц… он же станет выбирать невесту и…
— Пусть я буду толстой, но живой, — категорично возразила я. — Да и к чёрту принца. Он всё равно на тебе женится. Да и если он женится на талии, то на кой он вообще нужен такой? Пусть обнимается с манекеном.
Пухлые губки задрожали. По щёчке скатилась слезинка.
— Эй, ты чего? — испугалась я.
— Дрэз, ты же знаешь: матушка не разрешила мне ехать на бал, пока я не переберу горох и чечевицу…
— А, да точно, я забыла. Ну, у тебя же есть фея-крёстная, она тебе обязательно поможет.
— Какая фея? Ты о чём говоришь? Нет у меня никакой феи! Все ведьмы запрещены в королевстве. Больше нет никаких фей!
— В смысле нет никаких фей? Подожди, а кто же тогда тыкву превратит в карету?
— Я тебя не понимаю, Дрэз.
Какая-то альтернативная Золушка, честное слово! Я задумалась.
— Помоги мне вылезти из платья, — потребовала решительно.
— Что-то исправить?
— Нет-нет. Всё и-де-аль-но!
— Мне кажется волан снизу…
— Тебе кажется.
Золушка не стала перечить и послушно принялась расшнуровывать корсет. Итак, что мы имеем? Феи-крёстной нет, значит, никто не явится, не поможет, не соорудит прекрасное платье, туфли и вот это всё, что положено Золушкам. И останется бедная девчонка в услужении моей милой маменьки…
Ну что ж… Как говорится: если некому сотворить чудо, чудите сами.
Когда меня наконец выпростали из лимонно-фиолетового чудовища, я уже всё решила. Раз у бедолажки нет другой альтернативы, то её феей-крёстной стану я. И начну, пожалуй, с душевного разговора.
— Как там маменька? — уточнила я деловито, направляясь к двери. — Почивают или уже встать изволили?
— Проснулись они…
Я взялась за изящную дверную ручку.
— Дризелла… Дрэз… Ты… ты же не собираешься выходить из комнаты… вот так? — оторопела красотка-сестричка.
Я оглядела себя. Длинная блуза-камиза, кремовые шортики с кружавчиками.
— Что не так?
— Ты же раздета! Дрэз, что с тобой?
В её голосе истерило беспокойство.
— Ок-ок, я пошутила. И где мои платья? Повседневные, конечно. Не хочу, знаешь ли, портить парадное…
Из всего вороха безвкусно-пёстрых платьев я выбрала благородно-бронзовое, с красивыми золотистыми вкраплениями нитей. Мы надели его поверх вишнёвой бархатной юбки и, в сочетании с белой блузой, выглядывающей из прямоугольного декольте, смотрелось вполне благородно. Я прошла по комнате взад-вперёд, привыкая к кринолину. Ну или не знаю, как правильно называется эта конструкция, поддерживающая юбки. Если бы не корсет, то и ничего было бы. Тяжело, конечно. Бархат, парча — не самые лёгкие ткани. А тут их столько… Нижние юбки, конечно, были из более лёгких материй, но всё равно… Хорошо хоть, благодаря кринолину, под ногами не путается подол… И как в этом сидят?
— Твои волосы… — прошептала Золушка. — Они… они обрезаны!
— Да, это называется каре боб, — прошипела я. — Вернее, оно было им, пока не отросло.
— Но так же нельзя…
Девчонка чуть не плакала.
— Послушай, Синди… А есть у вас… ну там парики? Или шляпки какие-нибудь?
Шляпка оказалась забавной. Она напоминала домик, который носили на голове. Пятиугольное сооружение, не самое удобное, и, честно сказать, не самое красивое, зато практически полностью скрывающее волосы.
Но, наконец, всё позади. Даже туфли обуты на ноги. Атласные туфельки ярко-малинового цвета, пристёгнутые ремешками и — смешно сказать — не только расширяющиеся на пальцах, но и имеющие там прорези. Зачем? Но главное — с однослойной подошвой…
— И как, скажи на милость, в них по улице гулять? Все же пятки отобьёшь!
Не, ну по асфальту можно, да. Если это ровный асфальт, конечно… Вот только есть ли тут такой? Я попыталась вспомнить, когда изобрели это самое дорожное покрытие, было ли оно во времена Золушки? Но не смогла. Признаться честно, историей ник