Становится совершенно ясно: это провальная миссия. Они с Лореттой не справятся своими силами.
4
В своей комнате в «Сикрет Гарден» Аннабель снимает заляпанные грязью носки. Еще проблемы: волдыри на пятках. Новые кроссовки – о чем она думала? Да не думала, вот и ответ. Водянистые мозоли аккурат на ахилловом сухожилии. Теперь, когда она видит их, они заявляют о себе жжением.
Кровать застелена покрывалом с цветочным рисунком, на стенах развешаны идиотские картины с зайками. В кресле-качалке сидит кукла, а плюшевый мишка подпирает кружевную подушку на кровати. В доме пахнет ароматическими смесями и моющим средством с примесью тушеной говядины. Аннабель слышит, как Ивонна, хозяйка гостиницы, гремит кастрюлями на кухне внизу. Кошка мяукает под дверью. Аннабель хочется прижать к груди кружевную подушку и зарыдать, но подушка выглядит слишком несвежей, чтобы к ней прикасаться.
Пропотевшая рубашка липнет к спине. Аннабель выходит в коридор, наспех принимает душ и переодевается в футболку с Бэтменом. Ивонна согласилась постирать ее одежду. Аннабель живо представляет себе, как вещи крутятся в барабане вместе с усыпанными кошачьей шерстью ночными сорочками Ивонны.
Аннабель должна позвонить домой. Она проверяет свой телефон. Как она и подозревала, большинство пропущенных звонков – от мамы. В школе, наверное, испытывают облегчение оттого, что ее больше нет. Джина, скорее всего, барабанит пальцами по столу и ждет звонка с извинениями. «Я здесь, – пишет Аннабель. – Позвоню, как только смогу».
Она хочет вернуться домой.
«Боже, о чем я только думала? – мысленно обращается она к Кэт. – Это было глупо! Я глупая, глупая, глупая. Мама может приехать и забрать меня, и все будет так, словно ничего этого не произошло».
«Не будем забывать про “Стеклянный зверинец”[19]», – отвечает Кэт.
«Стеклянный зверинец?»
«Пьеса, которую мы ставили в девятом классе, разве ты не помнишь?»
«Конечно, помню».
«Ты повела себя точно так же, когда получила главную роль. Принесла домой сценарий, где были выделены все твои строчки, а потом перепугалась до чертиков. Ну же, Белль-Попка[20]. Соберись!»
Как будто Кэт сидит рядом с ней. Они неразлучны с тех пор, как единственные две девочки из шестого класса боялись уроков гимнастики. Они знают друг о друге все, и это самое ценное, что есть между людьми. Кэт была рядом, когда несколько лет назад Аннабель отправляла большое письмо Этому Негодяю Отцу Антонию после того, как он шокировал их всех переездом в Бостон, где собирался стать священником; и только Кэт она смогла признаться в том, что произошло между ней и Уиллом на яхте его отца. Аннабель с пониманием относилась к матери Кэт, Пэтти, и ее пьянству и хранила тайну Кэт о татуировке в виде крошечной бабочки. Кэт могла угадать, когда от волнения Аннабель что-то подсчитывает в уме, а Аннабель могла сказать, когда Кэт чувствует себя одинокой даже в шумной компании. Они знали, какие книги каждая из них любит и ненавидит. Сзади они выглядели такими похожими: обе узкоплечие, с длинными темными волосами и одинаковым вкусом в одежде – но при этом оставались разными. Кэт – более озорная и смелая, чем Аннабель, но и более циничная. Науки и математика давались Кэт труднее – она хотела стать писательницей. Ее бесили научно-популярные передачи; она кидалась подушками и пыталась перехватить пульт, но, если бы кто-то помешал ей дочитать книгу, ему бы не поздоровилось. Впрочем, различия не имеют большого значения, когда любишь человека.
Стук в дверь. Ивонна вручает Аннабель поднос с ужином: тушеной говядиной, зеленым салатом с оранжевым соусом, название которого Аннабель не может вспомнить, и сдобной гавайской булочкой вроде тех, что иногда подавали на ужин в доме Уилла.
– Вау, спасибо, – благодарит Аннабель.
– Ты просила что-то постирать.
Грязная одежда завернута в полотенце.
– Прошу прощения, все такое запачканное.
– Кажется, ты еще это хотела. – Ивонна протягивает Аннабель ножницы. Плотно сжатые губы Ивонны скрывают всякие эмоции, но слова сочатся подозрением: – Все в порядке?
По-видимому, она думает, что Аннабель нужны ножницы, чтобы перерезать себе запястья или еще для какого-то членовредительства, и ее можно понять. Аннабель видела свои глаза в зеркале ванной. В них застыло отчаяние затравленной жертвы.
– Все отлично! Спасибо! – Она добавляет несколько солнечных восклицаний.
Так весело она обычно щебетала, когда разговаривала с Терезой, своей начальницей в доме престарелых «Саннисайд». И с Клэр и Томасом, боссами и новыми владельцами пекарни, и со всеми школьными учителями, особенно с тренером Кваном. И с родителями Уилла. И с продавцами магазина Nordstrom. И с официантами. И с каждым взрослым, кто имел некоторое представление о том, что она за человек. Справедливости ради надо заметить, что иногда она говорила так же и с Уиллом. Бодрым и жизнерадостным голосом, даже если не чувствовала себя бодрой и жизнерадостной. Кто так говорил? Не она. Какая-то идеальная, выдуманная версия ее. От нее почему-то всегда ждут вежливости, а не честности.
Она ковыляет (и это плохо, очень плохо, пятки нестерпимо ноют) в ванную в конце коридора.
В последний раз оглядывает себя в зеркале, но не колеблется. Длинные каштановые волосы – с ними придется распрощаться. Ей давно следовало это сделать. Правда, это труднее, чем кажется, физически труднее, но, возможно, лишь потому, что волосы все еще влажные, а ножницы Ивонны тупые. Густые пряди падают в раковину. Она тянется к затылку. Если честно, ей наплевать, как это выглядит. Возможно, это спонтанное кромсание волос смахивает на клише кинодрамы, но ей все равно. Важно то, что копны больше нет.
В зеркале лишь ее некогда прекрасное лицо, теперь изможденное и несчастное. Волосы обрамляют его рваным шлемом, придавая ей сходство с поверженным воином. Выглядит она жутко. Наконец-то ее внешность соответствует внутреннему содержанию. Она выкидывает все, что может, в мусорную корзину. Ивонна придет в ужас. Еще подумает, что Аннабель скрывается от закона, что в некотором смысле правда.
Возвращаясь в комнату со зловещими картинами заек, Аннабель ощупывает неровные кончики волос. Медвежонок таращится на нее из кресла-качалки.
Что она здесь делает? Что она натворила?
Она чувствует себя потерянной.
Она такая потерянная.
И она очень, очень напугана.
Ее душат слезы. Она прячет лицо в ладонях, всхлипывает и старается не шуметь. Приглушенные рыдания еще горше, чем громкие, несдерживаемые. Она знает о рыданиях все; испытала на себе во всем их многообразии. Плач может быть тихой моросью или шквалистым ливнем.
Гудит ее телефон. Мама звонит, уверена Аннабель. Сейчас она скажет Джине, чтобы та приехала за ней. Извинится за свою глупую и безумную выходку. Джина будет здесь через час. Аннабель попросит ее привезти гамбургер Kid Valley с жареными луковыми кольцами. Оранжевый соус салата больше похож на кошачью блевотину.
Но это не Джина.
– Твой брат звонил мне раз пятнадцать, – говорит Зак Оу.
Аннабель сморкается в салфетку.
– Что за шум? Это самолет? Ты в аэропорту?
– Нет, я не в аэропорту! Я в странной гостинице из фильма ужасов, где живут говорящие куклы.
– Малкольм рассказал мне. Сорок два доллара за ночь? А чего ты ожидала?
– Забей на все, что говорит мой брат.
– В каком смысле «забей»?
– Просто забей, и все! Я облажалась. Это была глупость. Я не подумала. Просто был неудачный момент.
– Я не могу вот так просто забить! Я только что запустил GoFundMe[21]. Там уже восемьдесят шесть баксов. – Зака на днях приняли в Университет Вашингтона на полную стипендию для обучения финансовому инжинирингу. Он занимается паевыми фондами еще с шестого класса, и Малкольм почитает его как бога. – Оливия создает дизайн футболки с логотипом «Бег за правое дело». Подожди. Она что-то кричит мне. Что? – Аннабель слышит голос Оливии на заднем плане. – Она просит передать тебе, что мы раздаем футболки за пожертвования в пятьдесят долларов.
– Зак, у меня пятки в хлам. Мои ноги…
– То же самое у тебя было со «Стеклянным зверинцем».
Аннабель стонет. Зак работал звукорежиссером и осветителем на той постановке. С Заком они дружат с пятого класса, когда на пару мастерили марионеток Льюиса и Кларка[22]. Люди приходят и уходят из ее жизни, но Зак остается. Через что только они не прошли вместе: и кукол-марионеток; и ужасную пьесу в средней школе, когда играли говорящих бактерий; и тот жуткий семестр, когда пели в хоре; и тяжелые времена, когда его отец остался без работы; и развод ее родителей; и ее трагедию. С Оливией она подружилась в оркестре средней школы. Оливия была первой виолончелью, и Аннабель сидела позади нее, любуясь ее длинными волосами, блестящими, как зеркало. Они еще больше сдружились, когда Оливия и Зак стали парой. Аннабель чувствует, как ком подступает к горлу. Это люди, которые знают и любят ее, и они первыми приходят на выручку.
– Малкольм хочет создать сайт, но это займет несколько дней. У тебя уже есть семь фолловеров на странице «Бег за правое дело» в Facebook: двое чуваков из Пакистана в рубашках, расстегнутых до пупка, мы с Малкольмом и Оливией и еще пара учителей из Рузвельта.
– Боже мой, ребята!
– Это все Малкольм.
– Зачем ты его послушал?
– Он прав. И ты права. Тебе это нужно. Господи, это же лучше, чем… ты в последнее время. Не сдавайся, Аннабель. Есть причина… ну, ты понимаешь, бороться. Подожди. Оливия хочет с тобой поговорить.
– Аннабель! – Оливия из когорты сильных и деятельных и наверняка возглавит какую-нибудь крупную компанию после того, как получит степень