Брест — Кобрин — Пинск и тем преградить Тормасову путь к Литве. Сам он с главными силами двинулся к Пинску, а 4-тысячный отряд ген. Клингеля направил к Кобрину и Бресту. Клингель укрепился в Кобрине и послал эскадрон гусар захватить Брест, когда Тормасов, узнав об отходе Шварценберга, решил перейти в наступление. Посланный им авангард Ламберта без труда выгнал саксонских гусар из Бреста. Против Кобрина, занятого Клингелем, Тормасов сосредоточил отряд в 20 тыс. слишком человек. 15 июля, окруженные со всех сторон саксонцы, в числе около 2.500 чел., сложили оружие. Это была первая победа русских над неприятелем.
Сражение при Клястицах 18 июля 1812 г. (Гесс)
Но Тормасов, подобно Макдональду у Динабурга, вместо того, чтобы обрушиться на Ренье и разбить его, вдруг сделался неподвижен и твердо сохранял свою неподвижность до 28 июля. За это время Ренье, не тревожимый серьезно никем, отступил к Скопину, куда на соединение с ним повернул из Несвижа, получивший новые приказания, Шварценберг. Соединившись, оба повели наступление через Пружаны на Кобрин, при чем общая численность австро-саксонского отряда достигала теперь почти 40.000. Авангард Ламберта столкнулся с неприятелем у Пружан 27 июля, был опрокинут, потерял орудие и отступил к Городечне, где соединился с Тормасовым. Этот мудрый генерал, между тем, распорядился так хорошо, что на позиции к моменту боя из 40.000 человек, находившихся под его командой, оказалось всего 18.000. Остальные были где-то в рекогносцировках. Благодаря отличной позиции у Городечны, он 30 июля целый день выдерживал атаку саксонцев Ренье — Шварценберг ограничивался почти исключительно канонадой и очень неохотно помогал своему товарищу. Но угрожаемый охватом превосходных неприятельских сил, 31 июля Тормасов отступил к Луцку. Ренье не мог один его преследовать, а Шварценберг становился все более и более подозрительным по мере того, как на главном театре войны дело шло к затяжке. Так, на правом фланге Наполеона все застыло. В этом застылом состоянии противники находились до тех пор, пока с юга не подошла армия Чичагова, т. е. до первых чисел сентября.
Таким образом, ни на одном фланге военачальники Наполеона не сделали ничего, что могло бы помочь ему в его главной задаче.
Особенно непростительным представляется поведение Макдональда, не говоря, конечно, о почти изменнических действиях Шварценберга. Будь действия на флангах энергичнее, судьба великой армии была бы, быть может, не так плачевна. Ибо если бы на севере трем соединенным корпусам удалось уничтожить Витгенштейна и двинуться на Петербург, а на юге, под Городечной, окружить Тормасова — война приняла бы другой оборот. И если Витгенштейн заслуживает большой похвалы за свои действия, то относительно Тормасова можно сказать, что он сделал все, чтобы испортить свои дела и что спас его только Шварценберг.
К. Са — ский
При Валутиной горе (С карт. Гесса в Зимнем дворце)
IX. Ход войны на главном театре действий в период с 8 по 17 августа[55]Проф. Военной Академии генер.-лейт. Б. М. Колюбакина
8 августа последовало высочайшее назначение генерала-от-инфантерии князя Голенищева-Кутузова единым и общим главнокомандующим над всеми действующими армиями.
День назначения совпал с днем прекращения боев у оставленного нами Смоленска, сосредоточением армий у пересечения р. Днепра с большой Московской дорогой и с постановкой нашими армиями новой цели действий. С этого дня, силой неотвратимых обстоятельств, русская армия была вынуждена раньше или позже, так или иначе, но во всяком случае, в ближайшем будущем, прибегнуть к решительному и генеральному сражению, так как Наполеон объектом дальнейших действий ставил отныне Москву, а мы не могли отдать ее без решительного боя. Открытым оставался только вопрос, когда именно и где именно дадим мы этот решительный отпор Наполеону.
Наполеон и после Смоленска продолжал искать общего и решительного с нами сражения, так как, не сомневаясь в успехе сражения, он получал этим путем полную свободу действий и прежде всего возможность скорейшего и уже беспрепятственного достижения до Москвы — отныне объекта всех его действий. Совершенно противно желаниям Наполеона русская армия должна была ставить целью действий — возможный выигрыш времени, и так как было невозможно оставить Москву без боя, то дать это сражение было выгодно возможно позже на основании тех соображений, что французская армия с каждым днем уменьшалась численно, а мы ожидали не позже восьми дней усиления себя резервами Милорадовича и далее постепенного и прогрессивного увеличения армии. Затем промедление позволяло развиться операциям южной армии на сообщения Наполеона, давало возможность окончить наши вооружения внутри империи и, наконец, протянуть время до наступления холодов.
Этот столь необходимый для нас возможный выигрыш времени достигался созданием всевозможных затруднений следованию Наполеона далее, как путем соответственной подготовки театра предстоящих действий, так и путем возможного задерживания дальнейшего наступления французской армии — системой сильных арьергардов и попутным уничтожением всех средств для жизни, что увеличило бы затруднения и лишения французской армии и, наконец, путем возможного развития нами действий на ее сообщения, что могло вынудить Наполеона даже приостановить свое шествие в Москву. При применении этих мер мы должны были возможно избегать того общего и решительного сражения, которое было так нужно Наполеону, и откладывать его до наступления для нас наивыгоднейших условий силы, места и времени.
Таков, казалось, должен был быть план наших действий вообще и, в частности, такова должна была быть подготовка с нашей стороны этого общего и решительного сражения и естественно, что чем позже бы оно состоялось, тем оно было бы для нас выгоднее во всех отношениях и особенно — в условиях силы, так как мы постепенно сравнивались численно и даже могли со временем и превзойти противника в этом.
В какой мере и в каких условиях была нами выполнена общая задача, видно из представленного очерка хода войны с 8 по 17 августа, когда к армиям прибыл новый главнокомандующий — Кутузов.
На театре действий I и II армий. 8 августа в 4 часа пополуночи (утра) вся первая армия, наконец, сосредоточилась у Соловьевой переправы, в тот же день по четырем мостам переправилась на левый берег р. Днепра и расположилась лагерем у д. Умолье. II армия в это время была расположена у Михайловки и Новоселок. Арьергард под начальством Платова в составе многих казачьих полков; Сумского, Мариупольского, Елизаветградского гусарских и Польского уланского полков оставался на правом берегу Днепра и поддерживал связь с отрядом ген.-ад. Винцингероде, бывшего около г. Духовщины.
В подкрепление и под общее же начальство Платову оставлен на левом берегу Днепра пехотный отряд г.-м. барона Розена в составе 34, 1, 19 и 40 Егерских полков (всего 7 батальонов), полуроты батарейной артиллерии и конной роты Захаржевского. «Платову указано оставаться у самой переправы долее, — свидетельствует Ермолов, — дабы собрались все остальные». Сильные партии должны были отправиться вверх по Днепру, наблюдая, чтобы не беспокоил неприятель отправленные из Смоленска обозы и транспорты через Духовщину на Дорогобуж. Все прочие тяжести и раненые отправлены из Духовщины в Вязьму и были вне опасности.
Сражение под Смоленском 5 августа (Лонглуа)
Князь Багратион, уже достаточно раздраженный бесцельностью операции по соединении армии у Смоленска, форсированием войск при движении на выручку Смоленска, теперь, при дальнейшем спешном движении, в своей пассивной роли, находясь в заднем эшелоне, получая лишь частные слухи о переживаемых отходившей от Смоленска I армии кризисах и об оставлении Смоленска, не имея в добавление никаких известий из главной квартиры I армии в течение целых двух суток, приходит в сильное раздражение и негодование, вылившееся в характерном письме его к Ермолову с марша к Дорогобужу.
II армия перешла в Дорогобуж, I армия оставалась у д. Умолье до вечера и, выступив в 9 часов вечера, перешла на р. Ужу, к дер. Усвятье. Вся кавалерия арьергарда переправилась к вечеру в брод на левый берег Днепра. Неприятель было пытался перейти вслед за кавалерией, но был отражен огнем стрелков и артиллерии (бар. Розена), оставленными на правом берегу[56]. Отряд ген.-ад. Винцингероде оставался у Белой.
Успокоившись от тяжелых впечатлений и забот оставления Смоленска и боев 6 и 7 августа и вынужденный теперь силой обстоятельств на совместные действия со II армией на Московской дороге, Барклай, не испытывая близости противника, начинает проникаться убеждением в возможности дать Наполеону теперь решительное сражение.
Признавая достаточно выгодными местные условия и, конечно, в известной степени под давлением общего желания в армии боя, Барклай принимает решение дать здесь, на р. Уже, генеральное сражение всеми своими силами и отдает ряд соответствующих распоряжений, послав Милорадовичу приказание спешить всеми своими формированиями в Вязьму. «Позиция сия показалась мне выгодной, — свидетельствует сам Барклай, — я решился дождаться на ней неприятельского нападения и предложил князю Багратиону присоединить свою армию к левому флангу первой».
9 августа князь Багратион, находясь уже в Дорогобуже, все еще не получая сведений о намерениях Барклая и не получая ответа на два своих письма Ермолову, продолжает негодовать и на отступление или, вернее, на спешность его, без упорного арьергардного боя, на лишение его известий о дальнейших намерениях, на утомление людей, на казавшееся ему отсутствие распоряжений, и высказывает переживаемые чувства и впечатления в письме Ермолову и в нем же ставит ряд вопросов: «Зачем вы бежите и куда? За что вы мной пренебрегаете, право, не до шуток!» Очутившись теперь в т