Ясноокий рад был вернуться домой. Пожалуй, это единственное чувство, которое осталось у него после всех тех жертв, через которые он прошел. Ради Родины. Ради Господина. Ради тех никчемных, убогих, но столь жаждущих жить людишек.
Слишком многое он отдал. Пожертвовал, как и все они. Те, кого чернь зовет ясноокими. Его глаза каждого видят насквозь. Стоит взглянуть и он прозревает мысли тех, кто рядом. Он чувствует, о чем они думают, и ощущает их страх. Он и все его собратья, что стоят на страже, являются светочем в этом темном, полном ужасов мире. Недаром глаза каждого из них пылают. Это говорит о том, что даже в самой темной ночи всегда остается крупица надежды. Толика света.
Дом – башня городского чародея, мэтра и господина, чья власть безусловна и не подвержена сомнению по праву величия и мудрости – даровал им всем спокойствие. Только здесь они не чувствовали извечно окружающий их страх. В этих серых, возносящихся к небесам стенах, они не ощущали себя оружием, стражами, хранителями. Они становились простыми и приземленными.
Лишь тут они получали право на отдых. Расслабление. Медитацию.
Ясноокие могли не есть и не пить неделями. Обычная еда и вода не давали им насыщения. Они не утоляли жажду. Не пьянила их брага, и не радовало солнце. Только здесь, в подземелье, кушанья, поданные слугами, насыщали. Мясо, сладкое, сочное и вино, тягучее, густое, словно кровь... Они вкушали эти яства, и, казалось, к ним возвращался утерянный вкус. Чувство сытости, удовольствия.
Порой к ним присоединялись некоторые аристократы. Наиболее возвышенные, посвященные и достойные. Те, кому мог довериться городской чародей. Но даже они не были равны с ясноокими. Чувствовали здесь силу колдовства, опускали глаза, и в сердцах их читался все тот же страх. Находиться с ними было неприятно, они мешали отдыху. Ведь даже эти люди, достойнейшие из достойных, верные и славные, полезные Родине, были всего лишь людьми и не могли проводить в обществе яснооких много времени.
И сейчас он, вернувшийся с очередной охоты на проклятых мятежников, врагов Господина, Кракона и Союза, возлежал на мягких бархатных подушках. На отполированном овальном столе рядом располагалось блюдо с кушаньем, графин с питьем и серебряный кубок, полный ароматной алой субстанции. Столь манящей, завораживающей и дающей силы.
Он вспоминал произошедшее недавно. Тот бой у древнего капища. Отступник, проклятый колдун, отошедший от служения своей стране, народу, господину чародею. Возомнивший себя свободным и жаждущий покорять простых смертных. Он создал вокруг культ, секту, подчинял и манипулировал. Он, ясноокий, сражался с такими не в первый раз, и всегда побеждал. Ведь за ним всегда следил его Господин, стократно превосходящий любого ренегата в мудрости и силе.
Но именно в этом задании ему, хранителю Кракона и его земель, было поручено не только убийство колдуна, но и наблюдение за одним из простых смертных. Богдан, ветеран-сержант, выделялся на фоне остальных. Да, он не был ровней им, яснооким, но... Среди людей он казался примерно таким же, как их Владыка – на фоне самих яснооких. Здоровенный, выносливый, сильный и опытный воин, прошедший десятки, если не сотни вылазок. Убийца, настоящий зверь, прозванный сослуживцами Бугаем. И не зря.
Господин поручил ему важную миссию. Наблюдать за этим необычным человеком. Посмотреть на него. Почитать мысли, оценить. Это было странно. Но ему показалось, что владыку что-то волнует в этом воине, привлекает его внимание, хотя...
При первом же наблюдении становится ясно – в нем нет ни крупицы дара. Он не ровня яснооким. Человек, отлично тренированный, физически крепкий и опытный – лишь этим выделялся из толпы. Но, видимо, городской чародей считал иначе. Может, что-то скрывается за простотой? Прячется глубоко под личиной рубаки?
Битва не показала ничего необычного. Бугай проявил себя, как того и требовала ситуация. Действовал, не раздумывая, и, казалось, его мысли настолько посвящены делу, что прочесть их толком даже не удается. Все – на грани инстинктов, как будто пытаешься залезть в голову к собаке или какому-то еще животному. Собранность и готовность до боя, ярость, злоба, гнев и холодный расчет. Яркие эмоции, практически полное отсутствие мыслей, лишь какие-то вспышки на грани восприятия. Если бы ясноокий не наблюдал за ним слишком уж придирчиво, то подумал, что с врагами Кракона сражается безмозглый кретин. Но на деле было не так. Возможно, поэтому господин и решил наблюдать. А еще ясноокий не чувствовал от него столь привычного страха. Этот стражник не опасался ясноокого. Ему не нравилось быть рядом. Но чувство было другое. Непривычное.
Может, Бугай опасен?
Возможно, он заключил сделку с какими-то ренегатами, проклятыми предателями рода людского. Или того хуже. Он шпион тех, что живут на юге в лесах за пеленой тумана, которую не прозрит даже магия владыки. Господину виднее, ведь он сам видел все его глазами, слышал его ушами, ощущал всеми иными органами чувств бой на руинах. Сидя в башне в славном Краконе, был и там, в том безымянном лесу. Он был везде, где были его ясноокие. И лишь ему решать – что делать с этим стражником. Как его там, Богданом?
Ну, а ясноокому стоило подкрепиться, восстановить силы, столь необходимые для служения городу и стране. Зубы оторвали сочный, сладкий кусок нежного мяса. Прожарка была слабая, по губам заструилась кровь. Он насыщался, отдыхал и готовился безоговорочно служить своему повелителю, Кракону и Союзу вольных городов. Выполнить любой указ и отдать то, что мнил своей жизнью, ради этой славной цели.
Но в его голове продолжал вертеться вопрос. Опасен ли этот Богдан?
Глава 4
Спалось Богдану плохо, видимо, разговор со старым боевым товарищем давал о себе знать. Снилась всякая муть, благо еще не столь частый кошмар, отпечаток воспоминаний прошлого, о котором он, как ни старался, не мог забыть, и который частенько преследовал его в самые тяжелые моменты жизни.
Вставать нужно было рано, все же приключение, чем оно длиннее, тем лучше. Да и ради одного часа, проведенного в лесу, собираться туда и идти нет особого смысла. Росена проснулась с первыми петухами, пробралась к ним с Зорей в комнату и нежно растолкала отца.
– Папа.
Первым, что ощутил Богдан при пробуждении, была боль в обожженном языке. Вчерашний настой Торбы все же сжег его. Если пить кипяток, да еще так быстро, как это произошло вчера, другого ожидать не стоит.
– Ты собралась, краса моя? – тихо проговорил он, вставая.
– Э... – девочка потупила глаза.
– Пойдем, – погладил Богдан ее по голове. – Пускай мама поспит.
Собирались они с толком. Небольшой рюкзак заполнился снедью на обед, флягой с водой, кремнем, кресалом, походным маленьким топором. Сверху легло хорошо сложенное одеяло, а снаружи пристегнулась свернутая плотная подстилка из шерсти.
После быстрого завтрака Росенка стала натягивать удобные серо-зеленые штаны и такого же цвета рубашку. «Прямо как мальчишка», – смотря на нее, подумал отец. Может, не зря Зоря ворчит?
– Так, краса моя! Если в этом идешь, то только до леса. Дальше – переодеваться, – подумав, проговорил он.
– Почему? – девочка надула губы.
– Мы не на охоту идем, а ты – та еще егоза и шутница, спрячешься от меня, ищи-свищи потом. Лес хоть и не густой, потеряться там легче легкого.
Она насупилась и смотрела в пол, явно недовольная.
– До леса дойдем так, а на опушке... – с этими словами он извлек из шкафа яркое васильковое платье из простого ситца с вышивкой на рукавах, достаточно короткое для того, чтобы не пачкать о землю подол, – вот, переоденешься.
– Папа! – умоляюще посмотрела она.
– Только так, – с этими словами он аккуратно спрятал платье в рюкзак. – Подрастешь еще, пойдем на охоту, вот тогда неприметность будет важна. А сегодня у нас приключение.
Сам он облачился как обычно, пристегнул к поясу все тот же короткий меч, кинжал, а за спину помимо рюкзака закинул легкий арбалет и мешок с десятком болтов. Вряд ли в том лесу водится что-то большее, чем кролик, но если удастся подстрелить даже такую дичь к столу, то это будет настоящим праздником для дочери.
Та в своих сборах от отца не отставала. Тоже перепоясалась, правда, не кожаным толстым ремнем, а тоненьким, плетеным, ярким и красивым. Прикрепила подвесные ножны с охотничьим ножом, который в ее руках казался огромным, а за плечо, на манер отца, закинула лук и колчан со стрелами. Детские, конечно, чтобы убить такими дичь, нужно еще постараться, но все же некий значимый аксессуар.
– Собрались? – Зоря вышла из спальни, осмотрела своих любимых и проворчала. – Порой, Богдан, мне кажется, что мы растим мальчугана.
В этих словах явно прослеживался упрек.
– Мама, ну ты чего? – Росена потупилась.
– Девочка тоже должна уметь постоять за себя, – Богдан потрепал дочку по голове, улыбнулся, затем подошел к супруге, обнял ее, поцеловал и прошептал на ухо:
– Найдем мы ей жениха, как срок придет. Не печалься, до этого еще далеко.
– Удачи вам, – улыбнулась Зоря. – Возвращайтесь быстрее, а то я себе места не найду. Иначе пойду к капитану и буду требовать, чтобы начали поиски.
Почему-то Богдану показалось, что несмотря на улыбку, это шуточное высказывание она могла воплотить в жизнь.
Наконец-то они выдвинулись в путь. Город встретил их шумом и толчеей. Многие люди утром шли по своим делам, кто на работу, кто за покупками на рынок. Стоило отцу с дочкой выбраться из своего более-менее тихого квартала на центральную улицу, ведущую к ближайшим городским воротам, как количество прохожих увеличилось, да и гомон вокруг усилился еще больше.
Лавочники зазывали, мастеровые что-то делали, гремели, стучали, ругались. Покупатели спорили с продавцами, торговались, выбивая себе лучшие условия. Мимо проезжали повозки, на которых был нагружен различный скарб. На половине пути к выходу из города мимо них прошел вооруженный отряд стражи. Бойцов Богдан знал мельком, а командир, приметив его, поприветствовал жестом.