Место выступления: грандиозный Форт-Мейсон в Сан-Франциско
Для сравнения: в Киеве у входа в военный музей стоят два танка времен Второй мировой войны, но они сверху донизу разрисованы забавными завитушками всех цветов радуги (рис. 3.2). Такая реконструкция мне нравится: вчера это были машины, несущие смерть, а сегодня — радующие глаз смешные игрушки. Форт-Мейсон, напротив, выглядит так, что даже спартанцы назвали бы его слишком спартанским. И если бы они решили туда переехать, то тут же потребовали бы добавить немного зелени и свежей краски.
Рис. 3.2. Национальный музей истории Украины во Второй мировой войне, Киев. Вот как можно изменить вещь, предназначенную для войны
Пытаясь найти дорогу, я остановился у ворот — я всегда инстинктивно останавливаюсь перед воротами, за которыми находится что-то, похожее на военную базу. Только простояв некоторое время как идиот, я понимаю, что могу спокойно войти. Мне не потребовался ни паспорт, ни белый флаг. Эти ворота предназначены для въезда на автомобилях, чем и объясняется странный взгляд охранника: все это время я стоял в очереди машин. Я бесцельно слоняюсь по территории, постоянно оказываясь то в тупиках, то на необозначенных парковках, то просто сворачивая не туда. Все это время стараюсь не думать о снайперах, которые вполне могли бы сейчас сидеть на башнях. Наконец вижу корпус А и, счастливый, захожу внутрь.
Это мероприятие в Форт-Мейсоне проводила Adaptive Path — расположенная на западном побережье довольно известная консалтинговая компания, специализирующаяся на дизайне зданий. Я работаю с этой компанией не в первый раз, очень хорошо знаю сотрудников и тотчас здороваюсь с ними, увидев приветливые лица. Я встречаю Джули — одну из организаторов мероприятия, — которая, немного поболтав со мной, вручает мне конверт. Знаю: внутри чек на 5000 долларов — вознаграждение за мои услуги. Очень хочется открыть конверт и посмотреть. Мой мозг до сих пор по-детски воспринимает деньги: 100 долларов — это очень много, а 500 — вообще целое состояние. Для пятнадцатилетнего подростка, который до сих пор живет в моем сознании, бо́льших сумм просто нет. Я хочу заглянуть в конверт не потому, что не верю Джули, а потому, что не доверяю себе.
Меня потрясает, что взрослые платят столько денег другим взрослым за какие-то скучные взрослые дела, не представляющие никакой опасности. Мой друг детства Даг совершенно бесплатно вез нас — визжащих от восторга на заднем сиденье — на скорости почти 100 км/ч в кадиллаке своей мамы через пригорок по встречной полосе к торговому центру Whitestone Shopping Center в Куинсе. Он рисковал нашими жизнями совершенно безвозмездно, ради разве что безумного и очень заразительного восторга. Между тем банкиры и менеджеры хедж-фондов проделывают миллионы операций с таблицами в Excel — деятельность с нулевым шансом нанести телесные повреждения — и приобретают при этом туннельный запястный синдром[17]. Они зарабатывают в год больше, чем за всю жизнь получают те, кто делал крышу на моем доме, мостил ведущие к нему улицы, кто работает в пожарной охране или полиции, обеспечивая их безопасность. Это очень странные вещи, которые нам придется по несколько раз объяснять инопланетянам, если они к нам прилетят.
В фильмах гангстеры всегда открывают чемоданы и подсчитывают деньги, но в реальной жизни никто так не делает: это смотрится странно, нелепо и вообще довольно оскорбительно. Для американской нации, вечно страдающей от незыблемых пуританских традиций, деньги ассоциируются с распутством и стыдом. Тем не менее в современной культуре потребления накопление финансов ценится превыше всего, несмотря на короткую строчку из Священного Писания (ту самую, про верблюда и игольное ушко), где сказано, что для верующих это не очень хорошая идея[18]. Вытекающее отсюда противоречие и вызывает положительные и отрицательные черты американской культуры.
Подозреваю, что многие из вас сразу начали читать с этой главы, увидев ее название, или, по крайней мере, первым делом заметили ее, просматривая оглавление. И виной тому не ваша порочная натура: дело в том, что деньги одновременно привлекают и отталкивают нас, особенно если это касается такой несерьезной на первый взгляд работы, как выступления. Я знаю: мне платят за то, что в великой системе ценностей вообще не считается Работой. Это работа с маленькой буквы, совсем не та, которую можно писать с большой, такая как добыча угля, строительство домов или участие в войнах. От этой работы у меня никогда не будет болеть спина, я не испорчу легкие и в меня не будут стрелять (разве что я буду выступать с лекцией во время следующей разборки в Бронксе). И несмотря на многочисленные вопросы, одолевающие меня в тот момент, когда Джули вручает мне чек, я сую его в сумку и направляюсь на кафедру, где могу приступить к делу.
Моя речь стоит 5000 долларов, а другие получают и по 30 000 долларов, и больше. На то есть две причины: количество лекций и экономика свободного рынка[19]. После выступления ко мне подходят слушатели и спрашивают: «Ну и когда вы наладите постоянный цикл лекций?» Обычно я отвечаю вопросом на вопрос: «А вы знаете, что такое цикл лекций?» Как правило, они об этом понятия не имеют. Где-то услышали этот термин, и, хотя его никто никогда не объясняет, почему-то считается, что цикл лекций — единственное, о чем можно спросить оратора, чтобы продемонстрировать свою заинтересованность в том, чем он зарабатывает на жизнь.
Хорошо, вот несколько фактов. Выступления как профессиональная деятельность стали популярны в США до Гражданской войны. В начале XIX века, то есть за десятилетия до изобретения электричества, радио, телевидения, интернета и автомобилей, в свободное время заняться было практически нечем. Люди пели в церковных хорах, читали книги и часами напролет просто болтали друг с другом, и конкуренция в этом занятии была весьма низка.
В 20-е годы XIX века человек по имени Джозиа Холбрук придумал так называемый Лицей — специальное место для чтения лекций (от греч. «ликей» — это место, где Аристотель читал лекции ученикам — бесплатно). Лицей стал безумно популярен, это был American Idol[20] своего времени. Люди мечтали, чтоб он приехал в их город. К 1835 году по всей стране, особенно в Новой Англии, было 3000 таких лекториев. В 1867 году появилось Объединенное литературное общество, члены которого ездили по стране из одного города в другой по определенному маршруту, читая доклады. Это и есть тот самый вездесущий «цикл лекций», про который все постоянно вспоминают. В те времена только так можно было стать популярным. «Пока, дорогая… уезжаю читать цикл лекций, вернусь через полгода», — говорил жене какой-нибудь известный оратор. Именно столько времени требовалось, чтобы объехать всю страну на лошадях. Таким образом, еще до того, как появились Rolling Stones или U2, были люди, которые месяцами пропадали на гастролях, правда, обходясь без двухэтажных автобусов, толп молодых поклонниц и вечеринок.
Поначалу ораторам платили довольно скромно. Лектории создавались на общественных началах — это были своего рода курсы от местной библиотеки, общественное движение, основанное добровольцами ради удовольствия, с целью популяризации идей и повышения уровня образованности. Все мероприятия были либо бесплатными, либо стоили совсем недорого — примерно 25 центов за билет или по полтора доллара за абонемент[21]. Но к середине XIX века, когда среди ораторов выделились настоящие профессионалы, такие как Дэниел Уэбстер, Ральф Эмерсон и Марк Твен, цены за лекции выросли до 20 долларов, что эквивалентно 200 долларам в 2009 году. Конечно, существовали и бесплатные выступления (и они всегда будут), но стоимость билетов на лекции элитных спикеров достигла беспрецедентного уровня. В конце XIX века популярные люди могли неплохо зарабатывать на жизнь ораторством. Именно этим и занимались известные писатели.
Вскоре верх взял свободный рынок. Авиаперелеты, радио, телефоны — все то, что сейчас мы воспринимаем как само собой разумеющееся, — сделали идею простого цикла лекций абсурдной. Возникали тысячи новых мероприятий — серий лекций, обучающих конференций и корпоративных встреч, и везде нужны были новые спикеры каждый год. За участие в некоторых мероприятиях ораторам не платят и даже не компенсируют командировочные расходы (поскольку выступить на них считается за честь), но обычно организаторы приглашают нескольких спикеров, чтобы гарантировать успех конференции. Уже несколько десятилетий спрос на подобных специалистов настолько высок, что появились бюро спикеров — агентства, которые выступают посредниками, связывая тех, кому нужна лекция на мероприятии, и тех, кто умеет читать лекции и хотел бы получать за это деньги (таких как я). Если вы захотите, чтобы Билл Клинтон, Мадонна или Стивен Кинг произнесли речь на вашем дне рождения, и при этом у вас есть деньги (табл. 3.1), можете обратиться в агентство, которое будет представлять их интересы. Это снова возвращает нас к вопросу: стою ли я 5000 долларов?
Оратор | Гонорар за одну лекцию |
---|---|
Билл Клинтон | $150 000+ |
Кэти Курик | $100 000 |
Малкольм Гладуэлл | $80 000 |
Гарри Каспаров | $75 000+ |
Дэвид Аллен | $50 000–$75 000 |
Бен Стайн | $50 000–$75 000 |
Уэйн Гретцки | $50 000+ |
Мэджик Джонсон | $50 000+ |
Боб Костас | $50 000+ |
Майя Энджелоу |